Шафрановые врата - Линда Холман

— Добро пожаловать, мадам, — сказал он не особенно доброжелательным тоном. — Желаете остановиться у нас?

— Да. Пожалуйста, мне нужен номер.

Он вытащил из широкого полированного шкафа журнал регистрации.

— Разумеется, мадам, разумеется. Но вы должны заполнить здесь, — сказал он, протягивая мне ручку с пером. Он смотрел, как я пишу свое имя, и его брови слегка приподнялись, затем он поправил себя: — Ах, мадемуазель. Это… ой… я прошу прощения. Как ваша фамилия?

— О'Шиа, — ответила я. — Мадемуазель О'Шиа.

— Вы приехали на поезде?

— Нет. Я приехала на машине из Танжера.

Он кивнул, но его брови поднялись еще выше.

— Тяжелое путешествие, я в этом не сомневаюсь, — сказал он, рассматривая мою прическу.

Я неожиданно осознала, насколько грязная. За последние два дня мне ни разу не удалось переодеться, я спала в этой одежде ночью в блиде, у меня даже не было возможности умыться. Я также понимала, что мои волосы спутались от ветра.

— Да.

— И как долго вы пробудете у нас, мадемуазель?

Я опустила глаза на свою подпись и увидела, что на странице напечатана стоимость номера за сутки. Мне это было совсем не по карману, однако же я понятия не имела, где еще могла бы остановиться.

— Я… Я не знаю, — ответила я ему.

По его лицу ничего нельзя было понять.

— Как пожелаете, мадемуазель, как пожелаете. Вам рады в гостинице «Ла Пальмере» в любое время. Я мсье Генри. Пожалуйста, зовите меня, если вам что-нибудь понадобится. Принцип нашей гостиницы: наши гости ни в чем не должны нуждаться. Вы хотели бы, чтобы я зарезервировал вам столик? Ужин подают с семи часов.

Буду ли я ужинать? Голодна ли я? Или я готова тут же выбежать на улицу и начать поиски? Я плохо соображала. Я уже открыла было рот, чтобы опять сказать «я не знаю», а потом поняла, что мне нужно поесть и поспать, чтобы восстановить силы.

— Да, спасибо, — сказала я. — Я поужинаю.

— В семь часов? Восемь? Какое время вы предпочитаете?

Он ждал, его рука с ручкой повисла над другим журналом.

— Я… Семь часов, — ответила я.

Он записал и кивнул.

— А теперь, я уверен, вы хотите подняться в свой номер, чтобы отдохнуть и освежиться после тяжелого путешествия.

— Да, — отозвалась я.

Он поднял руку и несколько раз щелкнул пальцами — в ту же секунду подбежал крепкий мальчик в такой же форме, что и мужчина, открывший мне входную дверь, и поднял мои чемоданы.

Я пошла вслед за мальчиком по роскошным толстым коврам вестибюля, чувствуя себя чужой и даже более неприкаянной, чем когда больше месяца назад покидала Олбани.

Номер оказался шикарным, с деревянными панелями на стенах и картинами в толстых позолоченных рамах, изображавшими горы и виды Марокко. На белом покрывале на кровати лепестками роз были выложены узоры. Я подняла один лепесток и ощутила пальцами его шелковистую поверхность, затем понюхала его.

Кровать, покрытая лепестками роз. Я себе такого и представить не могла. Я зашла в ванную и обнаружила там огромное серебряное блюдо с еще большим количеством розовых лепестков. Здесь же были мягкие белые полотенца, сложенные в форме цветов и птиц, пара тапочек из мягкой белой кожи и белый шелковый халат.

Мне следовало как можно скорее найти менее дорогую гостиницу. Но в данный момент я не могла ничего предпринять и решила, что останусь здесь на ночь, а завтра разберусь со всем этим на свежую голову. Я взяла со стеклянной полки над раковиной один из флакончиков с душистым маслом и вылила его в воду, от которой шел пар, а затем бросила туда розовые лепестки. Здесь везде были зеркала, даже возле ванны.

Я погрузилась в воду и откинулась назад. Кожа на кистях и запястьях была намного темнее, чем на остальных частях тела; я повернула голову и посмотрела на себя в зеркальную стену. Отражение показало, что лицо и шея у меня тоже темные; три дня путешествия по солнцу и ветру так изменили мое лицо, что я с трудом узнала себя.

Я легла на спину и стала рассматривать свое тело. Тазовые кости выпирали, как, впрочем и колени.

Мой живот казался невероятно плоским под теплой ароматной водой.

Вымыв волосы, я сколола их на затылке, хотя они были еще влажными. Затем я надела свое лучшее платье, то же простое темно-зеленое шелковое платье с белым тонким узором, которое надевала очень давно, когда ходила на прием к Этьену. Оно было с длинным рукавом и прикрывало колени. Я попыталась расправить его — платье сильно измялось, затем достала из чемодана мою вторую пару ботинок: хоть и ужасные, черные, один с утолщенной подошвой, но, по крайней мере, в них не въелась красная пыль.

Затем я спустилась в тускло освещенный вестибюль; посредине находился огромный тихо журчащий фонтан. В воде плавало множество лепестков роз. Стены были обшиты деревянными панелями разных оттенков — от белого до коричнево-красного, — украшенными приятным рисунком. Они сияли в мягком свете канделябров.

— Мадам? — Мальчик, высокий и худой, лишь с намеком на усы, появился возле меня. На нем была красно-золотая форма отеля и белые хлопчатобумажные перчатки. — Желаете пройти в столовую?

— Да, пожалуйста, — сказала я, и он предложил мне руку.

Я взяла его под руку. Он шел довольно быстро, широко шагая, что естественно для высоких длинноногих молодых людей, но, почувствовав мое замешательство, остановился и опустил глаза на мои ботинки. Затем он немного наклонил голову, как бы извиняясь, и пошел медленнее, так что я могла теперь идти даже в ногу с ним.

У двери в столовую он остановился, сказал что-то низким голосом метрдотелю, еще одному привлекательному молодому человеку. Его волосы были гладко зачесаны назад и смазаны гелем, на нем были смокинг с длинными полами, бордовый пояс и белые перчатки.

— Ваше имя, мадам? — спросил он и, когда я назвала себя, кивнул мальчику, на чью руку я все еще опиралась.

Как только я увидела величественный зал, сразу поняла, насколько мой вид не соответствует дресс-коду. Мужчины были одеты в темные костюмы или смокинги, а большинство женщин — в длинные атласные вечерние платья и вуали, их волосы были либо коротко острижены и завиты, либо тщательно зачесаны наверх, на шее и запястьях блестели изысканные украшения.

Я стояла в дверном проеме в своем помятом зеленом шелковом платье, влажные пряди выбились из прически и падали на воротник и на уши, я чувствовала себя убогой и понимала, что совсем неуместна здесь. Но молодой человек, на чью руку я опиралась, красиво улыбнулся мне из-под своих едва пробивающихся усиков и сказал:

— Прошу вас, мадам.

И эта его улыбка придала мне уверенности, так что я подняла голову и прошла с ним через зал. Я смотрела прямо перед собой, на темнеющееся за высокими открытыми окнами небо. К счастью, парень не посадил меня в центре зала, среди ужинавших людей, но провел к маленькому столику, стоявшему возле окна в сад. Он выдвинул мне стул, и я опустилась на широкое бордовое бархатное сиденье. В зале слышались тихий смех и разговоры, звон серебра о фарфор и нежные звуки арфы в углу. В эту весьма принужденную атмосферу врывались доносящиеся откуда-то из сада отдаленный слабый шум и ритмичные удары барабанов.