Закон улитки - Андрей Курков

Виктор дотронулся до трубы, думая, что она должна быть уже горячей, а значит, можно немного погреть руки, озябшие скорее от страха, чем от холода. Но труба была холодная.

Тут уже Сева расщедрился и пояснил, что огонь бушует в другой трубе, а та другая труба находится внутри этой большой – от нефтепровода. Но и эта, говорил Сева, нагреется так, что когда снег выпадает, то в радиусе метров пятидесяти от барака трава зеленая растет, и плевать ей на холод и снег.

В бараке действительно быстро потеплело.

– Еще минут двадцать прогреем, – сказал Сева, потирая руки. – Потом уменьшим подачу и будем ждать клиентов.

47

За двадцать минут температура внутри резко поднялась, и Виктору стало жарко. Он начал снимать куртку, но Сева остановил его. Открыл настежь дверь, потом прикрутил немного ближний к «трубе-ракете» вентиль и позвал напарника охладиться на свежем воздухе.

Сева закурил. Виктор отошел к нефтепроводу и оттуда посмотрел на крышу их деревянного барака. Из трубы валил тяжелый дым, поднимался на несколько метров ровным темным столбиком, потом ветер разметывал его, рассеивал и смешивал с ночной темнотой.

Где-то невдалеке треснула ветка, и Виктор дернулся, обернулся. Перевел взгляд на спокойно стоящего Севу, заметил, что тот тоже повернул голову, потом сделал затяжку, бросил сигарету под ноги, раздавил ее и пошел навстречу уже приблизившимся звукам. На ходу Сева достал фонарик и стал подсвечивать себе под ноги. Ушел по тропинке, бежавшей вдоль трубы нефтепровода.

Виктор, оставшись один, почувствовал себя неуютно. Сперва хотел вернуться в барак, но потом отошел под ближайшее дерево, присел на корточки возле его ствола. Затаился, хотя и сознавал, что напряжение, охватившее его, совершенно неоправданное, излишнее. Сева ждал «клиентов» и пошел им навстречу. Отчего здесь нервничать и прятаться.

Вскоре на небольшую полянку между нефтепроводом и бараком выскочил луч Севиного фонарика. Вслед за фонариком появился и сам Сева, за которым двое мужчин несли на плечах что-то, похожее на свернутый ковер. Ноша была тяжелой, это было видно даже в ночном полумраке. Шагали они размеренно и молча. Следом за Севой зашли в открытую дверь барака.

– Эй, ты где? – окликнул Сева, выглядывая через мгновение из открытой двери.

Виктор выбрался из своего убежища.

– Не отлынивай! А то как с Джангировым будет!

Виктор даже не поинтересовался в этот момент судьбой Джангирова. Зашел в барак. В тусклом свете свечей заметил, что двое пришедших опустили свою ношу в дальнем конце барака. И стояли теперь молча, словно ожидая указаний.

– Иди сюда! – позвал оттуда же голос Севы.

На земляном полу перед задней торцевой частью трубы на одеяле лежал труп. Лицо его было разбито, и поэтому невозможно было понять: русский он или чеченец. Виктор исподтишка бросил взгляд на пришедших и понял, что это чеченцы. Стояли они, как памятники, сцепив зубы. Дыхания их не было слышно.

Сева протянул Виктору рукавицы, похожие на истрепанные боксерские перчатки.

– Надень, сейчас горячо будет! – предупредил он.

Они вдвоем взялись за ручки торцевой заглушки и потянули на себя.

– Ты отклоняйся подальше, – посоветовал Сева, успевший бросить взгляд на выражение лица напарника.

Торцевая круглая дверца-заглушка с неровно обрезанными автогеном, загнутыми «блюдечком» вовнутрь краями отъехала в сторону. Первый порыв жара немного растворился в и так крепко прогретом воздухе барака. Виктор смотрел внутрь, в трубу. Видел еще одну трубу – диаметром меньше метра, расположенную как раз в середине внешней трубы и приваренную к ней изнутри множеством железных «ножек» из арматуры. В глубине Виктор заметил размноженный двумя десятками сопел-горелок огонь. Ему стало понятно, что именно эти горелки регулируются последним вентилем.

Узкая труба тоже была закрыта дверцей-заглушкой. Дверца внутренней трубы была чуть углублена.

– На счет «три» дотягиваемся и резко тащим ручку на себя, рывком. Понял? – Сева посмотрел на Виктора раздраженно, словно он уже что-то сделал не так.

– Раз, два, три! – выкрикнул Сева, и они вдвоем руками нырнули ко второй дверце-заглушке и открыли ее. Оттуда тоже пыхнуло жаром, только этот новый жар имел еще какой-то специфический запах, ударивший в нос и заставивший Виктора расчихаться.

– Грузите! – Сева, обернувшись, кивнул чеченцам на лежавший у их ног труп.

Чеченцы среагировали не сразу. Постояли пару минут, склонив головы, потом аккуратно подняли тело. Сева отошел от торца трубы.

Тело парня легко вошло головой вперед во внутреннюю трубу. Остались видны только подошвы сапог.

– Обувь с него снимите, – попросил Сева.

Один из пришедших вздохнул, стянул с трупа сапоги. Бросил их в угол барака.

– Через два часа подойдете! – сказал им Сева.

Проводив чеченцев взглядом, Сева кивнул Виктору на обе открытые дверцы-заглушки. Сначала они вдвоем с силой придавили дверцу внутренней трубы, пока там что-то не щелкнуло, подтверждая, что она плотно закрылась. Потом закрыли вторую, внешнюю.

Сева подошел к вентилю. По мере откручивания вентиля в трубе нарастала буря, гудение. Сева подсветил фонариком датчик, еще немного открутил вентиль. Потом бросил взгляд на свои часы и кивнул Виктору, внимательно следившему за всеми движениями напарника, на открытую дверь.

Гудение огня в трубе-крематории было слышно и снаружи.

– Ох, рванет когда-нибудь! – выдохнул Сева, доставая из портсигара папиросу.

– Дай посмотреть, – попросил Виктор, заметив портсигар.

Тяжелый, приятный на ощупь благородный металл лег ему в ладонь. На крышке виднелась гравировка.

– Посвети! – попросил Виктор.

Сева лениво достал фонарик. В его свете Виктор прочитал: «Капитану Хвойко для удлинения перекуров. От однополчан. Чечня, Грозный 1997».

– Ты на обороте посмотри! – посоветовал Сева.

На обороте была выгравирована надпись по-грузински.

– Откуда у тебя? – спросил Виктор.

– Вместо баксов федералы расплатились. Тут такие штучки часто попадаются. Во, посмотри! – И он оттянул левый рукав куртки, показывая Виктору свои массивные часы. Посветил на циферблат.

– «Ролекс»? – удивился Виктор. – Настоящий?

– Ну не китайский же! Китайских здесь, как собак нерезаных. Нет, тоже подарочный. Там на обороте надпись: «Дорогому мудаку, директору табачной фабрики, с днем рождения от благодарных коллег».

Сева хвастливо щелкнул языком и спрятал часы обратно под рукав. Фонарик потух.

– Будешь хорошо работать, тоже бедным не останешься! – сказал он напоследок и замолчал.

В тишине, заполненной мощным гудением замкнутого в трубе огня, крикнула какая-то птица, и Виктор, задрав голову, посмотрел на черное небо, на черный дым, теряющийся в нем, на замершие внезапно верхушки деревьев, словно прислушивающиеся к происходящему. Виктору опять стало холодно. Он поднял воротник куртки и закрыл глаза, все еще ощущая на лице сухой колючий жар, вырвавшийся из трубы минут двадцать назад.

48

Время тянулось медленно, и по расчетам Виктора два часа, отпущенные Севой на сжигание трупа, уже давно должны были пройти. Но стрелки часов говорили об обратном. Виктор то и дело посматривал на них, и казалось ему, что время остановилось, остановилось полностью, вместе с вращением земли и другими физическими законами движения.

Но гудение в бараке-крематории продолжалось. К нему иногда примешивались порывы ветра и крики ночных птиц. К нему же внезапно прибавился звук шагов. Пришел лысый Аза с фонариком в руке, нащупал лучом Виктора и Севу. Присел рядом – в руках толстая тетрадь и карандаш.

– Фамилию и год рождения взял? – спросил он у Севы.

– Нет еще, – Сева чиркнул спичкой, закуривая. – А чего у них брать – все равно соврут! Это федералы – те всегда правду говорят.

– А мне неважно: соврут или нет, это на их совести. Главное – взять фамилию и сюда записать! Любое дело, особенно такое, точность и документацию любит!..

– Придут забирать, вот и возьмешь! – дерзко перебил Азу Сева.

Аза вздохнул. Тоже достал папиросу. Закурил.

Минут через пятнадцать к бараку вернулись двое чеченцев. Посветили фонариком внутрь, потом обернулись.

– Ну что? – крикнул один из них, наклонившись и найдя взглядом сидевшую под деревом троицу.

Сева поднялся.

– Все в порядке… Фамилию и год рождения этого, что в трубе, скажи!

– Зачем? – спросил чеченец.

– Для отчетности, – ответил за Севу Аза. – Смерть – дело государственное, ее учитывать надо. Будут потом искать кого, выяснят, что его тут кремировали, – успокоятся!

– Ну да, успокоятся! – произнес чеченец по-русски практически без акцента. – Ильяс Жадоев, восемьдесят третьего года, Нижние Атаги… Что-то еще?