Мужей много не бывает - Галина Романова

– В том-то все и дело, что ничего! – Дарья запрокинула голову, разметав по спине пряди роскошных волос, и с каким-то гортанным клекотом почти выкрикнула: – Он ни-че-го тебе не сделает! НИЧЕГО!!!

– Как это?

Мне все же пришлось вылезти из кустов. И не потому, что разговор, который мы были вынуждены вести практически на повышенных тонах, мог привлечь к себе чье-либо внимание, а из-за того, что с десяток острых иголок (оказалось, что это были заросли боярышника) впились мне в спину, протаранив тонкую ткань футболки. Я вылезла, отряхнулась, поправила растрепавшиеся волосы и постаралась принять позу не зависящей от обстоятельств женщины. Не скажу, что этот фокус мне удался. Имея вид, мягко говоря, непрезентабельный, я на фоне такой блестящей дамы и вовсе потерялась. Тем не менее я с завидным упорством повторила:

– Как это ничего не сделает?

Дашка все-таки зря погубила свой талант в этом захолустье. Ей бы в Голливуде цены не было. Всех бы обыграла и обошла, причем не только на съемочной площадке, но и в кулуарах.

Моему появлению она обрадовалась, словно мы не виделись с ней по меньшей мере года два. Обняла меня. Прижала к себе. Даже попыталась качнуться со мной, будто намеревалась со мной танцевать. Но я излишне твердо стояла на ногах, и ее импровизация, сопровождавшаяся капризным «уу-уу, бука», не удалась. Потом она отошла от меня на полметра, смерила оценивающим взглядом и даже прищелкнула язычком, выдавая очередной мерзкий комплимент в мой адрес:

– Витка, Витка, ну что ты за баба, право слово! Твою бы внешность да в мои руки, заблистала бы, словно изумруд.

– Итак, почему он мне ничего не сделает? – не пошла я у нее на поводу. – Потому что это успеет сделать твой черномазый ухажер?

– Тише ты! Расшумелась!..

По-моему, она впервые по-настоящему перепугалась. Заозиралась по сторонам. Язычок замелькал, облизывая губы. Пальцы рук вновь схлестнулись, замерев на уровне груди.

Нда-а... Даша, Даша, кто бы мог подумать... Конечно, я все понимаю про злую любовь, способную заставить забыть обо всем и броситься в объятия козла и все такое, но чтобы эдакое совершенство (Дашка то бишь) связалась с такой гориллой! Это было выше моего понимания, вообразить такое даже мне с моими писательскими наклонностями было не под силу. Конечно, мелькали гнусные мыслишки о том, что девонька в очередной раз решила использовать запавшего на ее прелести мужичка, но все же... Все же было что-то необычное в ее глазах, когда она смотрела на Васю Черного. Покорность, что ли, какая-то рабская, а может, даже обожание. Что-то мелькало едва уловимо, несомненно мелькало, наталкивая на мысль о пылком чувстве с ее стороны. Оставалось просто удивляться тому, как это ее папик до сего времени не сумел ничего разглядеть. И оставлял свою обожаемую красавицу на попечение этого твердолобого мачо.

– Витка! – От нетерпения Дарья вновь притопнула ногой. – Ты будешь меня слушать или нет?!

Скажите пожалуйста! Привыкла повелевать мужиками, манипулируя ими посредством этих самых своих стройных конечностей, так думает, и со мной этот номер пройдет. Но послушать все же стоило.

– Тебе он ничего не сделает, потому как не сможет ничего сделать, – начала она скороговоркой и вдруг, заметив чью-то тень, мелькнувшую близ угла ресторана, зачастила: – Не буду я тебе ничего объяснять! И так с тобой уйму времени потеряла. Пусть это будет для тебя сюрпризом. Как и все остальное. Только один совет: если все задуманное мною выгорит, не смей искать Незнамова.

– Почему? – вырвался у меня вполне закономерный вопрос.

– Ну... Ты просто подставишь его под удар. Пусть живет себе в забвении, да и только. Он же все равно тебе уже не нужен. Твоя жизнь более-менее сложилась. По-моему, даже удалась. А все остальное... Ладно, некогда. Положись на меня. И запомни: все тебе сойдет с рук. Любой каприз, любая шалость. Просто наберись терпения и подожди, не лети впереди телеги.

– Ну почему?

– Ну что ты заладила, словно попугай!!! – оскалила-таки она свои острые зубки. – Я сказала, пусть это будет для тебя сюрпризом – и все!

Сюрприз последовал почти незамедлительно. Только назвать сюрпризом то, что произошло, пожалуй, было нельзя – скорее кошмаром, трагедией или, скажем, появлением неуловимых мстителей. Да, думаю, последнее сравнение как нельзя лучше подходило к данному действу, которое Дашкин язык так неумело назвал с сюрпризом.

Кусты вокруг нас затрещали. Раздался топот множества ног. Нецензурная брань, крики. Затем что-то отчаянно начало трещать, и Дашка, взвизгнув, упала на землю, увлекая следом меня.

– Мамочки, ой, мамочки, – поскуливала она почти в полный голос, вжимаясь щекой в пыльный асфальт тротуара. – Мы опоздали!!! Мы опоздали!!!

Кто это – мы, догадаться было несложно. Но отчего вдруг все вокруг так взволновалось и пришло в движение, я понять не могла. Ну опоздали они с Васькой провернуть свой трюк с мнимым убийством Дашки и последующей кремацией и оплакиванием ее смерти безутешным старцем, но ведь опоздали же! Отчего же тогда стреляют?

Я попыталась поднять голову, но она тут же была припечатана обратно на удивление сильной Дашкиной дланью.

– Лежи смирно и не дергайся, – властно приказала она. – В темноте не разберут, кто есть кто, и подстрелят моментом.

Удивительно, но страха в ее голосе я не расслышала. Того страха, что присутствовал минуты три назад, не было. Не было его, хоть тресни.

«Что-то опять затевает стервозина!» – снова заныло у меня все внутри, но озвучивать свои мысли по понятным причинам я не стала. Просто лежала, стараясь слиться с окружающей средой, и слушала бешеный ритм своего сердца. Странно вообще, что оно до сих пор еще не отказалось работать.

Внезапно Дашка начала изо всех сил трясти меня за плечо и прошептала:

– Слышишь?!

– Что? – так же тихо ответила я вопросом на ее вопрос.

– Кто-то стонет!

В кустах действительно вполне отчетливо раздавались чьи-то стоны.

– Убили кого-то! – сдавленно всхлипнула она.

– Если бы убили, то уже не стонал бы, – последовал мой резонный протест, но в животе все как-то разом куда-то ухнуло. – Если стонет, значит, еще живой.

– Витка, я боюсь, – заныла она, правда, не очень убедительно, а может, я просто к ней придиралась, очерствев от собственной ненависти. – Что будем делать?!

– А что мы можем сделать, по-твоему?! – злобно фыркнула я в ответ и заворочалась. Лежание на асфальте вещь вообще малоприятная, а когда над головой летают пули, а в паре метров стонет человек, возможно умирая от полученных ранений, то адреналин начинает вытворять с организмом удивительнейшие метаморфозы, нажимая на все клапаны разом. Вот и со мной приключилось нечто подобное. – Дашка, черт, я в туалет хочу!

– Дура, да?! – Она даже голову приподняла на пару дюймов от тротуара. – Как плохого солдата перед боем, да?! Лежи и не рыпайся, почти уже не стреляют! – Она настороженно прислушалась. – Бегать кто-то бегает, а стрельбы не слышно.

– Ты хочешь, чтобы я описалась?! – не унималась между тем я, совсем не отдавая себе отчета в том, что можно предпринять в подобной ситуации. – Чтобы я лежала на этой земле в мокрых штанах?! А если нас убьют?! Представляешь, что скажут?! Что девка со страху...

– Тише ты, – Дашка принялась подхрюкивать от еле сдерживаемого смеха. – Если нас убьют, то тебе будет все равно, в каком виде тебя отвезут в морг – в сухих штанах или ссаных.

– Сволочь! – ответила я ей и даже лягнула ногой. – Конечно, это ведь не тебе на глаза и уши давит. Это не по твоей вине я здесь, как последняя дура, под невидимую черту подлезаю.

– Тебя сюда никто не звал! – огрызнулась она. – И вообще! У тебя в сумке лежит револьвер. Возьми его на изготовку и шуруй к кустам по малой нужде. А кто остановит – стреляй!

И она снова принялась хохотать, уткнувшись носом в шероховатую поверхность тротуара.

– И пойду!

– Иди!

– И пойду, мать твою! – громким шепотом вопила я, попутно открывая сумку, которую до сих пор ухитрилась не потерять. – И револьвером буду размахивать. И пусть кто-нибудь попробует меня остановить!

– Иди! Иди!

Дашка уже почти стонала от смеха, корчась на асфальте. Чем, разумеется, злила меня все сильнее и сильнее.

Я извлекла на свет божий револьвер, проданный мне по дешевке Тарасиком, и, зажав его в правой руке, встала в полный рост. Минуты две-три у меня ушло на сканирование территории. Никого и нигде. Мне даже стало казаться, что шум в кустах стих. И стоны точно прекратились. Я сделала пару неверных шагов, постояла немного, словно часовой в дозоре: с револьвером на изготовку, а головой верчу во все стороны. И, не обнаружив ничего подозрительного, ходко пошла в самый темный угол этого малюсенького скверика.

Я точно помню, сколько я сделала шагов, потому как каждый мне дался с большим трудом. Их было десять. И не шаги даже, а скорее скачки, так я спешила попасть под спасительную сень ощетинившегося иголками боярышника. Так вот я сделала ровно десять огромных для моего роста скачков, когда сзади раздалось: