Общая психопатология - Карл Ясперс

К той же категории мы можем отнести переживания больных, подверженных мгновенному ощущению, будто они исчезают, будто они становятся чем-то вроде «математических точек» или продолжают жить в окружающих предметах. Бодлер описывает нечто в этом роде в связи с отравлением гашишем:

«Иногда личность исчезает, и объективная реальность — как это бывает у поэтов-пантеистов — занимает ее место; но происходящее настолько аномально, что вид предметов внешнего мира заставляет вас забыть о собственном существовании, и очень скоро вы словно вплываете в них. Вы смотрите на дерево. склоняющееся под дуновениями ветра. Будучи поэтом, вы совершенно естественно видите в нем собственный символ — но не проходит и нескольких секунд, как оно становится вами. Вы приписываете ему ваши страсти, ваши стремления, вашу тоску. Его вздохи, его колебания становятся вашими, и вот вы уже дерево. То же с птицей, парящей высоко в небесной синеве; поначалу она, возможно, всего лишь символизирует вечное стремление подняться над людскими заботами, но потом вы внезапно превращаетесь в самое птицу. Представьте себе, что вы сидите и курите трубку; ваше внимание чуть-чуть задерживается на голубом дымке трубки… и вот возникает какое-то особенное уравнение, заставляющее вас ощутить, что это именно вы там клубитесь, вы превращаетесь в трубку (и чувствуете, что ее набили именно вами, как табаком) и тем самым наделяетесь удивительной способностью курить самого себя».

Больной шизофренией говорит: «Чувство собственного «Я» уменьшилось до такой степени, что возникла необходимость дополнить его другой личностью — какое-то желание иметь рядом с собой более сильные «Я», которые могли бы меня защитить… Я чувствовал себя так, словно я — лишь частичка человека» (Schwab).

Добавим сюда еще несколько сообщений о сходных переживаниях. при которых грань, в обычных условиях разделяющая «Я» и внешний мир, стирается. Больные шизофренией часто уверяют, что весь мир знает их мысли. Больные отвечают на все вопросы фразой: «Почему вы меня спрашиваете, вы ведь и так все знаете».

Больные замечают, что стоит им подумать о чем-то, как их мысли тут же становятся известны другим. Или же — подобно тому как это происходит в случае «сделанных» или «отнятых» мыслей — им кажется, что они выставлены на всеобщее обозрение. «Вот уже несколько лет мне кажется, что я больше ничего не могу скрыть от других. Все мои мысли отгадываются. Я замечаю, что уже не могу удержать свои мысли при себе».

(д) Сознание собственной личности

После того как чисто формальное сознание собственного «Я» обретает содержание, можно говорить о сознании личности. Последнее, во всей своей полноте, составляет предмет понимающей психологии (то есть психологии, интерпретирующей происхождение одних событий психической жизни из других). С точки зрения феноменологии важно следующее.

1. Существуют два типа отношения человека к собственным переживаниям. Многие инстинктивные действия ощущаются личностью как естественные проявления ее существа, ее состояния на данный момент времени — абсолютно понятные и переживаемые как собственные инстинктивные движения данной личности. Это верно и для совершенно аномальных садомазохистских позывов, стремления испытать страдание и т. д. Существуют, однако, и другие инстинктивные побуждения, ощущаемые как чуждые, неестественные, недоступные пониманию, «не свои»; личность переживает их как нечто навязанное извне. Этой феноменологической оппозиции инстинктивных побуждений, переживаемых как субъективно понятные и непонятные, противопоставляется оппозиция побуждений, объективно доступных и недоступных пониманию наблюдателя. Эти пары противоположностей не всегда перекрываются. Извращенные сексуальные позывы, дающие о себе знать на начальной стадии процесса (например, при одряхлении), могут субъективно переживаться и распознаваться как проявления собственных инстинктов больного — тогда как с объективной точки зрения они могут выглядеть как нечто абсолютно новое, недоступное психологическому пониманию и своим возникновением всецело обязанное болезненному процессу как таковому. С другой стороны, инстинктивные побуждения, превратившиеся в непреодолимую привычку, могут субъективно переживаться как нечто чуждое — тогда как объективно они вполне понятны.

2. Ощущение того, что личность меняется, принадлежит к числу нормальных переживаний — особенно в период полового созревания, когда в темных глубинах психического мира возникает множество разнообразных бурных импульсов и новых, незнакомых прежде переживаний. У человека появляется сильно выраженное — болезненное или доставляющее наслаждение, калечащее или окрыляющее — осознание того, что он стал другим, что он полностью обновился. На ранних стадиях психотического процесса многие больные испытывают нечто очень похожее. Они сознают, что происходит что-то новое и загадочное; они чувствуют, что стали другими, не такими, как прежде. Они чувствуют, что осознание ими собственной личности утратило определенность, что возникло нечто чуждое, против чего они должны бороться. Наконец, приходит осознание полной подавленности. Некоторые больные прямо утверждают, что они думают, чувствуют и ощущают иначе, чем прежде, что в них произошли какие-то глубокие преобразования. Другие утверждают, что изменения, наступившие после острого психоза, субъективно ощущаются ими как нечто приятное. Эти больные более безразличны, менее возбужденны, не столь легко уходят в себя; в то же время их бывает легче вызвать на разговор, они ведут себя смелее и увереннее.

Больной пишет: «В течение нескольких лет я испытывал крайнюю физическую слабость; из-за этого болезненного физического состояния я постепенно превратился в бесстрастного, спокойного и задумчивого человека. Это было прямой противоположностью тому. что следовало бы ожидать, учитывая действовавшие на меня влияния» (имеется в виду телепатическое воздействие).

Больная жалуется: «Она тоскует по себе. но не может себя найти; она должна искать в себе человека». «Два года назад я нач¨та увядать». «Я потеряла себя. я изменилась, стала такой беззащитной» (Gruhie).

3. Лабильность, неустойчивость сознания собственной личности разнообразно переживается при острых, богатых переживаниями психозах. Следующее описание, совмещающее осознание лабильности с процессом ее переживания, может служить удачной иллюстрацией данного феномена, который сами больные часто трактуют как «исполнение роли»:

«Я была в состоянии, которое граничило с настоящим бредом, хотя и отличалось от него. Это состояние часто повторялось во время моей болезни, когда я, наполовину движимая вдохновением, наполовину зная и желая, создавала для себя роль, которую исполняла как актриса и декламировала. Я жила в ней и действовала в соответствии с ней, не идентифицируя себя с персонажем». Среди исполненных ролей были такие, как «персонификация волны», «скачка горячего молодого жеребца», «юная сестра царицы Суламифь в возвышенной песне», «дочь Альфреда Эшера», «молодая француженка» или «земледелие» (причем поместьем было не что иное, как больничный двор) (Forel).

При других сходных психозах больные переживают себя как Мессии, существа божественного происхождения, ведьмы, исторические личности. При параноидных психозах (на материале которых Вонгеффер описал лабильность сознания собственной личности) мы можем видеть, как больной тщательнейшим образом разрабатывает для себя какую-нибудь роль — например, роль всемирно известного изобретателя и в течение длительного времени упорно придерживается ее. Но и при подобных фантастических превращениях многие больные продолжают сознавать свою прежнюю идентичность: они остаются теми же, что и прежде, но становятся Мессиями и т. п.

(е) Расшепленная личность (персонификации)

Раздвоение «Я» или его расщепление на большее число частей может происходить таким образом, что больные оказываются лицом к лицу с совершенно чуждыми силами, ведущими себя как отдельные личности, характеризующиеся многогранностью, преследующие вполне очевидные цели, имеющие определенный характер, настроенные дружественно или враждебно. На самом элементарном уровне эти единства представляют собой так называемые одновременные галлюцинации нескольких органов чувств. Личность, являющаяся больному в зрительной галлюцинации, вдобавок еще и говорит^. Голоса, зрительные галлюцинации, бред воздействия, раздвоение сознания собственного тела могут вступить в сложную связь и в итоге оформиться в настоящие персонификации (в данном случае мы используем удачный термин, придуманный больным Штауденмайером [Staudenmaier]).

Штауденмайер, профессор химии, описал персонификации в ряду собственных патологических переживаний. В отличие от многих других больных той же группы (то есть шизофреников) он считает их не духами или чуждыми существами, а потерявшими самостоятельность частями собственного бессознательного». Приведем его сообщение, выказывающее известные черты сходства с процитированным выше сообщением отца Сурина: «Отдельные галлюцинации выступали во все более и более отчетливом виде и повторялись все чаще и чаще. В конце концов они оформились в персонификации: например, самые значительные зрительные образы вступали в регулярные сочетания с соответствующими слуховыми образами, в результате чего возникали фигуры, которые заговаривали со мной, давали мне советы и критиковали мои действия, и т. п. Характерный недостаток этих персонификаций заключается в том, что они действительно думают, будто они суть то, чем они кажутся или хотят казаться, поэтому они говорят и действуют абсолютно всерьез. В течение длительного времени я всячески пытался дать им дальнейшее развитие». Вот некоторые примеры: