Звезда заводской многотиражки 4 (СИ) - Фишер Саша

— Приспособленец, да, — Даша снова бросила злой взгляд на Эдика. — Ваня очень правильно сказал. Эдик никогда сам не принимает никаких решений. А это очень плохое качество для главного редактора.

— Ой, да кто бы говорил вообще! — взорвался Эдик. — А кто у нас тут главный специалист по принятию решений, ты что ли? Спелись, да? Думаете, я не вижу, что между вами происходит? Устроили тут разврат на рабочем месте!

— А это тут еще при чем? — тихо проговорила Даша.

— А при том, что не тебе метить в кресло редактора, Дашенька! — Эдик встал и оперся кулаками на стол. — Слабовата на передок для редактора!

— Да как ты смеешь вообще!... — Даша возмущенно задохнулась.

— Думаю, мы зря отнимаем время Галины Михайловны, — вмешался я. — Она абсолютно права, если нам хочется поссориться, давайте делать это во внерабочее время.

Даша и Эдик замолчали, прожигая друг друга взглядами. Семен благоразумно молчал.

— Я вас услышала, — сказала Галина Михайловна и поднялась. — Мы еще обсудим этот вопрос, и завтра я сообщу о своем решении.

Каблуки второго зама процокали через редакцию. Дверь открылась, скрипнув. Потом закрылась за прямой спиной Галины Михайловны. А в редакции повисло тяжелое молчание. «Мой маленький рай дал трещину...» — подумал я, слушая, как под потолком жужжат лампы дневного света, а за окном деловито гудит электропогрузчик и двое рабочих о чем-то переговариваются. Семен беспомощно посмотрел на меня. Я пожал плечами.

— Ничего личного, Эдик, — усмехнулся я. — Но ты и правда думал, что я просто подниму лапки и позволю тебе занять кресло человека, которого ты отравил?

— Да пошшшел ты! — выплюнул Эдик и с шумом выпустил воздух. — Харю бы тебе начистить за такое...

— Если что, я ни слова не сказал о том, что это ты подсыпал ЭсЭсу какую-то отраву, — усмехнулся я.

— А как бы ты это доказал?! — заорал он. — Умный сильно, да? Только тебе никто точно не даст занять пост главного, понял?! Новые смыслы у него... Демагогию тут развел!

— Кто угодно на посту главного лучше, чем ты, Эдик, — сказал я, прямо глядя ему в лицо. — Ну давай, что ты кулаки так просто сжимаешь? Кто-то говорил про «начистить харю», может попробуешь?

Ничем не кончилось, разумеется. Эдик снова пулей выскочил из редакции, полыхая праведным гневом.

— Как-то... неприятно все это, да? — нарушила молчание Даша. — Раньше он не был такой сволочью...

— А ведь еще работать надо... — хмыкнул я. Подошел к столу главного редактора и взял с него пачку писем. — Почту хотя бы разобрать. Вон сколько опять написали...

— Да, ты прав, — сказала Даша. — Надо работать. Чай только поставлю...

«Интересно, могут меня вот так просто назначит исполняющим обязанности главного редактора, или все-таки стоит еще что-нибудь предпринять?» — думал я, перебирая письма. Я, конечно, постарался быть убедительным, но все-таки мне по всем параметрам кресло начальника занимать еще рановато. Разве что чуть-чуть подтолкнуть решение... Я отложил в сторону пространный рассказ поварихи о тревожности своей семейной жизни и переживаниях о судьбе дочери-подростка, которая вбила себе в голову, что хочет ехать поступать чуть ли не в МГИМО, и накрутил на диске номер Феликса Борисовича.

— О, Иван, а я как раз о вас только что думал! — бодро отозвалась телефонная трубка. — Надеюсь, вы мне звоните, чтобы договориться о новой встрече, потому что у меня к вам очень важный разговор!

— Как раз по этому поводу и звоню, потому что у меня тоже... гм... разговор, — сказал я. — Если я сегодня вечером забегу, это будет удобно?

— Ну разумеется! — обрадовался Феликс. — В любое время удобно. Очень жду! До встречи!

Я положил трубку и вернулся к почте. Противоречивое было настроение, вот что. С одной стороны, меня ужасно радовали письма, которые я читал. Кто-то продолжал рассказывать свои истории, кто-то просил вернуть обратно рубрику, кто-то возмущался коллегами по цеху и их поведением и спешил довести до сведения общественности этот факт. Но главное — это были неравнодушные читатели. Не пресытившиеся такие. Болели душой за газету в частности и за завод в целом. С другой... А с другой стороны были карьерные игры. Которые я никогда не любил. И никогда в них не играл. Всю сознательную жизнь работал журналистом. Писал, брал интервью, проводил расследования, копался в белье, разной степени грязности, снова писал. Никогда не стремился возглавить газету.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Вот в результате и пришел в никуда», — ехидно прокомментировал внутренний голос.

Я грустно ему покивал, соглашаясь. Слова, которые я сегодня говорил про Эдика, можно сказать, в полной мере применимы ко мне самому. Сколько раз мне предлагали взять на себя побольше ответственности, а? И что я отвечал?

А сейчас, получается, я полез грудью на амбразуру, чтобы... чтобы что? Чтобы не позволить мудаку-Эдику занять это кресло или мне вдруг действительно захотелось сделать что-то большее, чем просто писать статейки, фельетоны и формировать рубрику с письмами?

В голове закрутились идеи о том, как можно было бы реорганизовать газету, сделать ее чуть более интерактивной, вовлечь побольше народа, вызвать его на обратную связь... Чтобы «Новокиневский шинник» ждали и расхватывали в тот же момент, как только он появляется. И не только затем, чтобы почистить на нем селедку...

Я правда хочу стать редактором?

Я прислушался к себе, своими мыслям. И понял, что да. Хочу.

Это ведь только на вид я желторотый молодой специалист, у которого профессионального опыта всего-то месяца три. А на самом деле я уже прошел этот путь единожды. И только теперь по-настоящему ощутил, что надо двигаться дальше. Мне ведь и правда есть, что предложить...

Легонько царапнула совесть от того, что я собирался попросить у Феликса. С другой стороны, это же не вредить кому-нибудь. Это просто чуть ускорить свое карьерное продвижение. Воспользоваться бонусом, который я честно заработал. Так что...

— Ну что, мы сегодня идем домой, или ты еще работаешь? — спросила Даша.

— Уже шесть? — встрепенулся я. — Ничего себе... Да, конечно пойдем. Задумался что-то.

Я сложил разобранные письма аккуратными стопочками, но в стол убирать не стал. Завтра закончу с ними.

— Мне сегодня надо съездить к Феликсу Борисовичу, — сказал я, открывая дверь в квартиру. — Так что сейчас какой-нибудь бутерброд перехвачу и побежал... Что это?

— Письмо какое-то... — сказала Даша и подняла с пола белый конверт. — Наверное, кто-то под дверь сунул... Духами благоухает. Сирень от дзинтарс... Ивану. Надо же, и поцелуйчик.

Даша сунула мне в руки письмо и вошла в комнату. Я покрутил конверт в руках. «Ивану» было написано красной ручкой, обведено всякими завитушками и сердечками, а рядом — отпечаток красной помады в форме губ. Влюбленные старшеклассницы так делают. Губы намазюкать густо и приложить к бумаге. Принюхался... И правда, имеется отчетливый запах сирени.

— Понятия не имею, от кого это может быть, — хмыкнул я.

— Конечно, так я тебе и поверила, — саркастично проговорила Даша.

Я пожал плечами и мысленно попытался прикинуть, кто это мне мог написать. Анна? Очень вряд ли, она даже моего точного адреса не знает. Аня опять затеяла какие-то свои сложные игры? А кто еще-то?

Я осторожно вскрыл конверт и достал изнутри свернутый вчетверо плотный листок с тиснеными розочками на краях. Запах сирени усилился. Кажется, девушка полфлакона на бумагу вылила...

Глава двадцать вторая. Как причинить добро?

«Любимый Ванечка!

Сегодня мне приснилось, что мы вместе, и когда я проснулась, я шептала твое имя. Мне так грустно, что мы больше не встречаемся, я так скучаю по тебе.

Только в этой разлуке я поняла, как ты мне дорог. Я никогда не мирилась первой. Ведь парень — это как автобус. Зачем гнаться за уходящим, ведь следом все равно придет другой. Но это совсем не про тебя. Таких как ты, я больше не встречала и никогда не встречу. Поэтому я наступила на горло своей гордости и пишу тебе письмо.