Заклинательницы ветров - Мэган Линдхольм

Глаза Зролан смотрели пронизывающе. И Вандиен, который сам нередко пускал в ход обаяние собственного взгляда, не устоял. Дело Зролан стало его делом; ее решимость воспламенила его душу. Он только спросил:

– Но как же вышло, что они утратили тот боевой дух, который поныне движет тобой?

– У них слишком короткая память! А кое-кто уже и вовсе ничего не знает! – выкрикнула Зролан. – Как по-твоему, отчего когда-то задрожала и провалилась земля? Это все Заклинательницы, это их богохульство унесло на дно морское нашу деревню! Я сама слышала об этом от бабушки!..

Она умолкла: горло перехватило от ярости, она не могла продолжать. Грудь ее вздымалась, выдавая охватившие ее чувства. Вандиен молча смотрел на нее. Она была так стара – и в то же время так молода! Гнев зажег искры в ее глазах, к щекам прихлынула кровь, отчего увядающая кожа вспыхнула совсем по-юношески. Прах побери, она ему нравилась! Это пришло неосознанно, как дыхание: ему показалось, что он знал ее всю свою жизнь. Она – друг. Ей можно доверять, как доверяют человеку, с которым прожил бок о бок целые годы.

И все-таки…

Здравый смысл нашептывал ему в ухо, и голос его был голосом Ки. Эта женщина либо спятила от старости, либо… просто спятила. В истории, которую она тут ему задвигала, было полно дыр. Что ею на самом деле двигало? Месть за пращуров, потонувших давным-давно?.. М-да. Надо будет повнимательнее прислушиваться к Хелти. И уж по крайней мере сделать все возможное, чтобы выбраться из нынешней передряги с наименьшим ущербом. Неужели Зролан держала его за такого уж доверчивого простачка? Или, может, решила, что ей повезло на такого же свихнутого, как она сама?..

– У тебя там уже вода, поди, остывает, – сказала Зролан, и Вандиен даже вздрогнул, осознав вдруг; сколь надолго затянулось молчание. Он поерзал в воде. Да, будь здесь Ки, она точно обозвала бы его остолопом. И напомнила, что вмешиваться в чужие ссоры – самое распоследнее дело. И вообще, когда он отучится действовать по первому побуждению?..

Но Ки здесь не было.

– Так есть там сундук? – неожиданно спросил Вандиен. – Или нету?

– Есть, – просто ответила Зролан, и голос ее прозвучал, как колокол правды.

– И вытащить можно?

– Если руки людские что-то куда-то положили, значит, другие руки людские могут это извлечь.

Оставался только один вопрос. Вандиен с трудом выдавил его из себя:

– И ты действительно можешь выплатить мне шесть штук да еще и шрам с лица смыть?

Зролан поднялась. Когда она улыбнулась ему, он понял, что эту улыбку она хранила для него, лично для него, с момента своего рождения. Было в ней обещание превыше всех обещаний.

– Если ты, человече, выполнишь свою часть сделки, то почему бы и мне не выполнить свою? – спросила она.

– Но каким образом? – не отставал Вандиен, и она поняла, что речь шла не о деньгах. Молча улыбнувшись еще раз, она взяла с табурета полотенце и бросила ему. А потом вышла и тихо притворила за собой дверь.

Вандиен вылез из воды, которая действительно успела остыть, потянулся и закутался в полотенце. Кожа на пальцах размокла, стала бугристой. Обмякшее тело мечтало только об одном: забраться в постель и спать, спать…

Дверь снова отворилась.

– Это лежало на пороге с той стороны, – сказала Зролан, входя. Она положила в ногах кровати чистую коричневую рубашку, какие носят рыбаки, и штаны к ней. И вновь исчезла за дверью. Вандиен и рта раскрыть не успел.

Он рухнул в постель, не удосужившись ни вытереться, ни сказать «спасибо» хотя бы вслед Зролан. Покрывало было пухлое, легкое и мягкое. Какое блаженство!..

И тут дверь распахнулась в очередной раз, и он услышал:

– Вот еще что, Вандиен…

Он устало пробормотал:

– У вас тут стучать вообще не принято?

– Представь себе. Так вот, у тебя язык не отсохнет, если ты намекнешь Джени, что она, мол, чудо как мила и хороша собой. Всего-то пара добрых слов, и, глядишь, проснется в девке достоинство, может, хоть задумается, прежде чем прыгать на шею следующему путешественнику, которого сюда к нам занесет. И, чтобы ты знал, она тебе может кое-что порассказать, если только ты ее к себе расположишь.

Зролан вышла из комнаты, и Вандиен поспешно сел на кровати:

– Погоди!.. – Она остановилась, снова заглянула внутрь, и он спросил: – Ты-то мне все рассказала? Или, может, сейчас сюда еще кто-нибудь прибежит с необыкновенными соображениями?..

Зролан улыбнулась ему:

– Скажу тебе еще кое-что. Самое последнее. Прежде чем укладываться, закрой ставни, пока кашель не подхватил. Хотя ладно, лежи уж… сама закрою.

Быстрым шагом она пересекла комнату, со стуком опустила ставни и заперла щеколдой, чтобы не распахнул порывистый ветер. Комната погрузилась в благословенную полутьму.

– Спасибо, – пробормотал Вандиен, закапываясь поглубже в недра постели.

– На тебя вся моя надежда, возчик, – сказала Зролан из потемок.

Он не слышал, как она подходила, только почувствовал, как его лба коснулись ее губы. Это были жаркие губы возлюбленной; это были бестелесные губы Богини. Странная ласка. Вандиен знал самые разные ритуалы вежливости, но ничего подобного до сих пор не встречал. Тем не менее, он почему-то не удивился. Более того: улеглось все, что грызло его изнутри, все тревоги, сомнения и заботы. Тело его блаженно расслабилось, разгладилось лицо. Его накрыло пушистое, мягкое, теплое облако сна, бездонного сна. Как выходила из комнаты Зролан, он уже не слыхал.

11

А потом из полнейшего НИЧТО возникло НЕЧТО. Оно было молочно-опаловым и вращалось, точно медленный жернов. Оно было непередаваемо громадным. Оно неумолимо, тяжеловесно надвигалось на Ки. Прошло время, и в далеком-далеком, давно позабытом закоулке сознания шелохнулся некий инстинкт. Она лениво наблюдала за тем, как ее собственная левая рука выпустила голову Дреша и неуклюже, корявым крючком, потянулась к далекому светящемуся колесу.

Нет, Ки не плыла, не ползла, не… она совсем не делала никаких попыток сдвинуться с места. Колесо отделяло от кончиков ее пальцев расстояние примерно в две длины ее тела. Нет, между ними пролегала целая жизнь. Оно было где-то там, по ту сторону звездно мерцающих точек. Оно вообще не было вещественным. Так, мерцающая фреска на дальней стене мироздания. Блаженная сонливость окутывала разум Ки. Она знала, что была здесь всегда. Когда-то, в незапамятные времена, ей приснился сон, будто она к чему-то тянулась. К чему? Зачем?.. Она не помнила. Однако какая-то искра, некий призрак цели все еще побуждал ее левую руку двигаться вперед, неуверенно шевеля пальцами. Почему-то ей следовало это делать, вот и все. Движение ее руки было неотъемлемой частью всей этой тьмы, припудренной точками света, неотъемлемой частью вечного полета-неподвижности. Ки спала и видела сон, растянувшийся на добрую дюжину жизней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});