Русская пехота в Отечественной войне 1812 года - Илья Эрнстович Ульянов

неподвижно стоящей пехоте. Читатель едва ли может представить себе чувства солдата, находящегося под огнем в течение нескольких часов. Между тем стойкость считалась одним из главных качеств русского солдата, что подтверждалось и неприятельскими офицерами. Так, в воспоминаниях Ж. Жиро о сражении при Салтановке 11 июля говорится: «До десяти часов ничего не произошло серьезного, так как неприятель почти не показывался; но в этот именно час мы вдруг увидали выходящими из лесу, и сразу в несколько местах, весьма близких друг от друга, головы колонн, идущих сомкнутыми рядами, и казалось, что они решились перейти овраг, чтобы добраться до нас. Они были встречены таким сильным артиллерийским огнем и такой пальбой из ружей, что должны были остановиться и дать себя таким образом громить картечью и расстреливать, не двигаясь с места, в продолжение нескольких минут; в этом случае в первый раз пришлось нам признать, что русские действительно были, как говорили про них, стены, которые нужно было разрушить. Русский солдат, в самом деле, превосходно выдерживает огонь, и легче уничтожить его, чем заставить отступить…»

Хрестоматийно известен героизм линейных полков лейб-гвардии при Бородине. Первая бригада гвардейской дивизии вынуждена была находиться в сфере действия французской артиллерии, так и не приняв активного участия в битве. Ядра и гранаты выискивали свои жертвы в неподвижно стоящих рядах, и к концу боя бригада потеряла более 280 человек, но сохранила важную позицию.

Второй бригаде дивизии пришлось еще тяжелее: шесть батальонов полков лейб-гвардии Измайловского и лейб-гвардии Литовского несколько часов обеспечивали стабильное положение левого крыла русской армии, почти все время находясь на расстоянии картечного выстрела от неприятельских батарей. В рапорте командира измайловцев полковника А. П. Кутузова, в частности, упоминалось: «На пути были встречены… жестокой канонадой, которая хотя наносила много вреда, но не могла нимало укротить стремление храбрых сих колонн, спешивших на место своего назначения. Достигнув оного, ощутили мы всю жестокость картечных выстрелов… По отражении кавалерии неприятель открыл опять огонь, картечи осыпали твердые колонны наши, но они стояли неподвижны [40, стр. 148, 149]. Один из офицеров-измайловцев отметил весьма характерный эпизод боя: «Тут мы увидели обе конницы, пустившиеся в атаку, и французскую, ехавшую как бы на нас, что заставило солдат радоваться» [138, стр. 164].

«Нечувствительность» к вражескому обстрелу вырабатывалась у солдат в ходе кампании. Об одном из «уроков» в сражении при Клястицах 19 июля вспоминал поручик 26-го егерского полка А. И. Антоновский: «Полковник Рот (шеф полка Л. О. Рот. – И.У.), быв препоясанный турецкой саблей, которую всегда употреблял во время сражений, и объезжая кругом колонну, беспрестанно твердил стоять смирно, не шевелиться, не пригибаться и не кланяться французским ядрам, а, заметив поклонников, налетал к ним с саблей, грозя изрубить в куски… Наш храбрец, осыпаемый ядрами и гранатами, командует унтер-офицеров на линию и по всем правилам рекрутской школы начал развертывать колонну. Шумел, кричал, ругался даже, если который взвод сбивался с ноги и не равнялся в линию; офицеры командовали и строили фронт, как на маневрах или в домашнем полковом учении. Вот как нас в сегодняшнем параде школили, и с этой минуты научились забывать и пренебрегать смерть. Честь и слава храброму Роту!» [78, стр. 69, 70].

Собственная артиллерия служила пехоте верным и мощным союзником. Орудия существенно облегчали положение пехотного строя и придавали солдатам уверенность в победе. Русские войска не раз демонстрировали примеры удачного взаимодействия пехоты и артиллерии. По воспоминаниям генералмайора И. Ф. Паскевича, в «деле» под Салтановкой 11 июля 1812 г. произошел следующий эпизод: «Ребята, вперед!» – закричал я Полтавскому полку. Они колеблются. «Ура! В штыки!» – Они ни с места. Из рядов слышу я голос: «Хотя бы артиллерия была с нами». «Хорошо, – сказал я, – держитесь здесь». Скачу к артиллерии, устраиваю позади моей позиции батарею в 4 орудия, возвращаюсь к Полтавскому полку и отвожу его на артиллерию. Неприятель, увидев отступление их, бросился с криком «еп avant» («вперед». – И.У.). Полк раздался, и картечь ударила в французские батальоны. Они остановились, смешались. Я подъезжаю к Полтавскому полку, командую «вперед». Они бросаются и гонят неприятеля…» [124, Стр. 86].

Артиллерия, естественно, вправе была ожидать помощи от своей пехоты. К каждой батарее, как правило, выделялось пехотное прикрытие, которое делало все, чтобы не допустить захвата орудий. В день Бородина за установленную у Утицкого кургана батарею полковника Таубе насмерть сражался 1-й батальон Черниговского пехотного полка под командованием майора Шульгина. Пехота польского корпуса атаковала батарею стрелковой цепью при поддержке колонн. Цепь встретили русские стрелки, командовать которыми вызвался майор Левенгов; неоднократными ударами в штыки они остановили первый натиск неприятеля. Шульгин в своем рапорте писал: «Неприятель хотел истребить мой батальон, но я защищался батальонным огнем [от. – И.У.] их стремления; приметя же сикурс нашей кавалерии, ударил на них в штыки… опрокинул их, много положил на месте и дал случай нашей кавалерии истребить их» [43, стр. 264]. Пехотное прикрытие постоянно страдало от артиллерийского обстрела неприятеля: все снаряды, направленные, но не попавшие в батарею, в большинстве случаев летели в пехотный строй. Выбывших из строя артиллеристов в случае необходимости заменяли пехотинцами, для чего в каждой роте пешего полка по 10 рядовых средней шеренги и по 2 унтер-офицера обучались обращению с артиллерийскими орудиями [22]. И такие случаи не были редкостью: неприятельская артиллерия, как правило, очень активно обстреливала батареи, а в жарких схватках к ней зачастую присоединялись и пехотные стрелки. Офицер 1-го егерского полка М. М. Петрова в своих воспоминаниях описывал случай из Бородинского сражения: «Когда артиллерийская батарейная рота полковника Гулевича, занимавшая место боевое с нами за левым берегом ручья Стонца, потеряв большую половину людей, остановила свое действие и хотела отойти назад на правый берег ручья к почтовой дороге, то полковник Карпенков послал меня с двумя офицерами и 40 нижними чинами, выученными до войны еще в Слониме в дивизионной квартире на подобный случай артиллерийскому делу, которыми я, пополнив число чинов батареи, дал средство продолжать огонь ее, находясь сам при ней до востребования меня Карпенковым…» [126, стр. 184].

При необходимости орудия придавались пехотным батальонам. Так, в начале августа орудия 20-й и 21-й легких рот были распределены по полкам 2-й гренадерской дивизии. После Бородинского сражения, когда численность солдат, а следовательно, и огневая мощь подразделений катастрофически упала, командование посчитало необходимым усилить всю пехоту: «Легкую пешую артиллерию разместить в дивизиях в каждой пехотный полк, в каждый батальон по два орудия, следственно, в полк по четыре, а остальные орудия в дивизиях ставить всегда за оную в резерве, орудия же к батальонам причисленные,