Демид. Пенталогия (СИ) - Андрей Вячеславович Плеханов

оказался перед ним и выставил нож перед собой, уперев его Демиду чуть ли не в солнечное сплетение. Однако что-то еще сдерживало их обоих: одноглазого – от того, чтобы попытаться зарезать Демида, Демида – от того, чтобы разозлиться, вырубить одноглазого и прекратить эти неприятные посягательства на свое драгоценное здоровье.

– Кучер тэбя паслал, да? – просипел человек, повернув голову так, чтобы лучше видеть Демида единственным своим глазом. – Чтобы убит мэня, да? Чтобы всэх тут убит, жэнчин этих всэх, да? Дэтэй? Я гаварыл Кучеру, слушай, Кучер-джан, ты руски чэлавэк, крыстианин должэн быт, нэлзя жэнчин убиват из-за дэнэг. Зачем ты пришел этат дом? Я гаварил, дэнги вэрну, да? Шакал ты паршивый, кировь сучия! Зарэжу!!!

– Зарэж, – сказал Демид.

Одноглазый всхлипнул, коротко, без замаха, ударил ножом. Нож вошел бы Демиду в живот, если бы это не был Демид. Но это был он, он самый, и попасть в него ножом было труднее, чем камнем в открытое окно движущегося поезда. Нож чиркнул по одежде, даже оставил дыру в штормовке, но Демид успел. Скользнул в сторону. Ударил одноглазого сбоку в ухо. Одноглазый еще стоял, шатался, еще пытался удержать нож, но пальцы уже плохо слушались его.

– Дай сюда! – Демид выдернул нож из руки оглушенного противника, и тот все же свалился, выведенный из равновесия этим незначительным толчком. – Эй, ты, одноглазый Джо, пойдем со мной. – Демид наклонился над поверженным, попытался приподнять его за шиворот, но тот только слабо дрыгал ногами, и остекленевший взгляд его не давал надежды на то, что он сумеет самостоятельно встать в течение ближайших часов. Старуха в ужасе зарылась обратно в свои тряпки, прикинулась сундуком, старая шкодница.

– В аут пошел, – констатировал Демид.

– Что с ним? – Лека перепугалась.

– Ничего страшного. Сотрясение мозга. Поблюет пару дней. Неудачно вышло. Он хоть по-русски говорить умел...

С улицы уже доносился ор милиции через матюгальники. Предлагали выйти с поднятыми руками и сдаться. Дема с Лекой помчались по лестнице, что немедленно вызвало приступ паники среди обитателей второго этажа. Они разбежались по комнатам, как тараканы. Демид дернул за ручку первой попавшейся двери. Дверь держали с той стороны, но запора не было, и после мощного рывка дверь распахнулась, выдернув за собой маленькую худую женщину в черной кофте, длинной черной юбке и черном платке, надвинутом на глаза. Женщина сделала быстрое движение, пытаясь улизнуть, но Демид схватил ее за руку.

– Ничего я тебе плохого не сделаю! – Демид спешил, снизу уже ломились в дверь. – Поняла?

Женщина кивнула.

– По-русски понимаешь?

Женщина отрицательно замотала головой, залопотала что-то на своем, съежилась вся от страха. Вот подарок судьбы-то – жить в чужой стране, бояться каждого шороха и все равно не уезжать на родину, потому что родина еще страшнее. Сколько жило их тут таких, как она, – в этом доме, в этом квартале, в этом городе? Никто не смог бы их сосчитать. Потому что официально их не существовало – людей, убежавших со своей злосчастной родины.

– Эх, горемыка... – Демид вздохнул, выпустил женщину. Он шел быстрым шагом по темной комнате, распинывая ногами все, что лежало на полу. На полу лежали в основном люди. Ютились на матрасах, накрытые все теми же тряпками. Дети, бабы. Отодвигались торопливо в сторону, давая дорогу опасному чужаку. Лека двигалась следом. – Вот! То, что надо! – произнес Демид. – Балкон!

В этом двухэтажном доме был балкончик. Неизвестно, когда на него в последний раз выходили. Балконная дверь была заколочена огромными ржавыми гвоздями. Сейчас на балконе обитало только небольшое деревце, самовольно выросшее из пола. Дема рванул дверь за ручку – без малейшего результата. Тогда он схватил кожаную куртку, висевшую на крючке рядом, обмотал ею руку и шарахнул по стеклу. Звон, осколки. Демид выломал все острые края стекол, торчавшие из рамы, и высунул голову на улицу.

– Ментов пока не видно, – сказал он. – Бегом!

И полез на балкон. Осторожно спустил ноги на пол, напоминавший решето. Помог вылезти Леке.

– Высоко, черт возьми. – Дема озирался деловито. – Сейчас что-нибудь придумаем.

Он подошел к перилам и нежно тронул их, проверяя на прочность. Перила словно только и ждали последние лет тридцать этого толчка – немедленно полетели вниз, с треском обрушились на землю. Дема чертыхнулся, едва успел схватиться за стену, чтобы не улететь вместе с перилами.

– Давай! – Он лег животом на пол. – Ползи сюда. Я тебя спущу.

– А ты?

– Спрыгну как-нибудь.

Лека проползла мимо Демида, извиваясь на досках, как раздавленная гадюка. Добралась до края балкона, неровного, гнилого, с торчащими зубами-гвоздями.

– И чего?

– Спускайся. Не бойся ты. Я подстрахую.

Лека вдруг почувствовала, что мочевой пузырь ее переполнился, подпер к самому желудку. И высота вроде была не очень большая – метра три с половиной, но почему-то ей очень не хотелось прыгать туда, на ломаные доски перил внизу, в ожидании того, что остальные части балкона рухнут ей на голову.

– Давай! – Демид бесцеремонно спихнул ее с балкона, и, не успела она заорать от страха, как закачалась в воздухе. Демид держал ее – вытянутые руки их сплелись. Дема медленно сползал с края площадки – зацепиться ему было не за что. – Отпусти руки! – зашипел Демид. – Быстрее! Я сейчас