Парижские тайны - Эжен Сю

— А где она?

— Смотрите... там... против вас...

— И ей пятнадцать лет?

— Да, самое большее.

— Как моей дочери, — сказала Жанна, не в силах удержаться от слез.

Глава VII.

ОБХОД

Жанна Дюпор, вспомнив о дочери, снова горько заплакала.

— Простите, — обратилась к ней опечаленная Аннета, — если я вас невольно огорчила, заговорив о ваших детях... Быть может, они тоже больны?

— Увы! Боже мой... Я не знаю, что с ними станет, если я пробуду здесь больше недели.

— А ваш муж?

Немного помолчав, Жанна продолжала, вытирая слезы:

— Раз мы подружились, Аннета, я могу поделиться с вами своим горем... как вы рассказали о своем... Мне станет легче... Мой муж был хорошим работником; он просто сошел с ума, покинул меня и детей, продал все, что у нас было; я снова стала работать; добрые люди помогли; я понемногу выпуталась из долгов, содержала семью как могла лучше, но вдруг возвратился муж с какой-то мерзкой женщиной, своей любовницей, для того чтобы забрать то, что у нас еще осталось, и опять все надо было начинать сначала.

— Бедная Жанна, и вы не могли этому воспротивиться?

— Тогда надо было развестись по закону; но закон слишком дорог, как говорит мой брат. Увы, боже мой, вы вот сейчас поймете, что происходит, потому что закон недоступен для нас, бедных людей. Недавно я была у брата, он дал мне три франка, которые получил от арестантов за то, что рассказывал им разные истории.

— Сразу видно, что у всех в вашей семье доброе сердце, — сказала Аннета. Чувство такта не позволяло ей спрашивать, за что сидит в тюрьме брат Жанны.

— Я опять приободрилась, полагая, что теперь-то уж мой муж не скоро придет ко мне, раз о забрал все, что можно было взять. Но нет, я ошиблась, — с содроганием продолжала несчастная женщина. — Ему оставалось еще забрать мою дочь... мою бедную Катрин.

— Вашу дочь?

— Вы сейчас узнаете... узнаете... Три для тому назад я была занята работой, дети находились возле меня. Вошел муж. По его виду я сразу заметила, что он пьян.

«Я пришел за Катрин», — вот что он мне сказал. Невольно я схватила дочь за руку и спрашиваю Дюпора: «Куда ты хочешь ее увести?» — «Это тебя не касается, ведь дочь моя. Пусть забирает свои вещи и следует за мной!» При этих словах я оцепенела, представляете себе, Аннета, эта гадкая женщина, любовница моего мужа... стыдно сказать, но... это так... она уже давно уговаривала его воспользоваться красотой нашей дочери... дочь молоденькая и хорошенькая. Но, скажите, что за чудовище эта женщина!

— О да, настоящая мерзавка!

«Увести Катрин? — ответила я Дюпору. — Никогда! Я знаю, что замышляет твоя мразь».

«Послушай, — сказал муж, губы которого побелели от гнева. — Не упрямься, а то убью тебя». Затем, взяв мою дочь за руку, он сказал: «Пошли, Катрин!» Девочка бросилась мне на шею, заливаясь слезами, закричала: «Я хочу остаться с мамой!» Видя это, Дюпор разъярился, схватил дочь, ударил меня в живот с такой силой, что я рухнула наземь... И когда я уже лежала на полу... знаете, Аннета, — заметила несчастная женщина, прерывая свой рассказ, — он ведь не такой злой, это потому, что был пьян... начал меня топтать... и обзывать скверными словами.

— Боже, можно ли быть таким жестоким!

— Мои бедные дети на коленях просили пощады. Катрин вместе с ними; тогда, отчаянно ругаясь, он сказал моей дочери: «Если ты не пойдешь со мной, я прикончу твою мать». Кровь шла горлом... Полумертвая, я не могла шевельнуться... Но все же крикнула Катрин: «Пусть лучше он убьет меня! Не уходи с отцом!» — «Так ты не замолчишь?» — заорал Дюпор и ударил меня ногой так, что я потеряла сознание.

— Какое несчастье, какое несчастье!

— Когда пришла в себя, увидела моих мальчиков, которые плакали.

— А ваша дочь?

— Ушла!.. — воскликнула несчастная мать, горестно рыдая. — Да... ушла... Дети сказали мне, что отец бил ее... угрожал, что убьет меня на месте. Ну что вы хотите? Бедная девочка растерялась... Она бросилась ко мне, обнимала меня, в слезах попрощалась с маленькими братьями... Потом муж ее утащил! Знаете, я уверена, что мерзавка ждала его на лестнице!.. — И вы не могли пожаловаться в полицию?

— На первых порах горевала лишь по Катрин... Но вскоре почувствовала сильную боль во всем теле, не могла ходить... Увы! Боже мой, чего я больше всего боялась, то и произошло. Да, я говорила брату, что когда-нибудь муж меня изобьет... так зверски... мне придется лечь в больницу... Что будет тогда с моими детьми? И вот я здесь, в больнице, горюю: «Что станет с моими детьми?»

— Господи, неужели нет закона, оберегающего бедных?

— Слишком он дорог для нас, — с горечью произнесла Жанна. — Соседи побежали тогда за полицейским... Прибыл агент полиции. Мне было неприятно выдавать Дюпора... но пришлось. Я сказала, что мы поссорились: он решил увести мою дочь, я не соглашалась, тогда он меня толкнул... но это не важно... я лишь желаю, чтоб вернулась Катрин, боюсь, что мерзкая женщина, с которой живет муж, может ее совратить.

— И что ж вам ответил полицейский?

— Что муж имеет право увести дочь, так как он не в разводе со мной; конечно, случится несчастье, если дочь последует дурным советам и станет на путь разврата, но это только лишь предположение, нет оснований жаловаться на мужа. «Вы вправе, — сказал полицейский, — обратиться в суд и просить о разводе, а поведение мужа, его связь с другой женщиной — все это в вашу пользу, и его заставят отдать вам дочь. При иных обстоятельствах она может оставаться у него». — «Но обращаться в суд! Боже мой, у меня нет средств, я должна кормить своих детей». — «А чем я могу помочь? Так обстоит дело», — заявил полицейский. Да, так обстоит дело, он прав, — рыдая продолжала она. — Значит, быть может, дочь станет уличной девкой! А если б я могла подать жалобу в суд, этого бы не случилось.

— ^ Ничего плохого не будет, ведь ваша дочь любит вас.

— Она так молода! В ее возрасте трудно постоять за себя, к тому же страх, грубое обращение, дурные советы, настойчивость с какой ее будут совращать! Мой брат предвидел, что нас, ожидает, он говорил: «Не зря ты боишься, что эта потаскуха вместе с твоим мужем захочет сгубить твою дочь. Ей придется познакомиться с улицей!» Господи, несчастная Катрин, такая нежная, любящая! Ведь я намеревалась в этом году возобновить ее причастие!..

— Да, вот это горе! А я жалуюсь на свою беду, — прервала свою собеседницу Аннета, вытирая слезы.

— Ради детей я готова была сделать все, но вынуждена была пойти в больницу. Хлынула кровь горлом, начался жар, ломило руки и ноги, и я не смогла работать. Может быть, здесь вылечат меня, тогда увижу детей, если не умрут с голода или их не посадят в тюрьму за попрошайничество. А если останусь здесь, то кто о них позаботится, кто их накормит?