Кахатанна. Тетралогия (СИ) - Виктория Угрюмова

Да‑Гуа молчит и ласково гладит Каэтану по руке: успокойся, не огорчайся, все еще будет прекрасно.

— Видишь ли, мир отторгает нас, — говорит Ма‑Гуа. — Сейчас ничего нельзя предсказать, логика событий отсутствует напрочь, и все решают случай и упорство, безумство и удача, любовь и верность. А эти категории невозможно просчитать.

— Мы были призваны миром как сторонние наблюдатели. В этом качестве мы были необходимы — делали выводы, рассматривали ситуации, предсказывали возможные ходы. И ошиблись, как тебе известно, всего один раз за всю историю Арнемвенда, — продолжает Да‑Гуа. — Но теперь все переменилось: формально мир уже пришел к своему концу, и ничего поделать нельзя. Так или иначе, но существующий порядок вещей закончится в самом скором времени — это реальность, которую, казалось бы, нельзя изменить.

Ши‑Гуа молчит.

— Не верю, — упрямо говорит Каэ. — Мы уже обсуждали с вами этот вопрос, и совсем не так давно. Вы сами сказали, что надежда еще остается. И я не собираюсь сидеть сложа руки!

— Вот‑вот, — улыбается Ма‑Гуа. — Именно поэтому мы уже не нужны. Мир в растерянности, мир в разброде. Сказать ей правду? — обращается он к Ши‑Гуа.

Тот кивает головой:

— Обязательно скажи. У нас ведь не будет другой такой возможности.

— Теперь будущее зависит только от тебя и твоих друзей. Как в легендах, которые никто не придумывал, — их только бережно передавали из поколения в поколения так долго, что они стали похожи на вымысел. Видишь ли, всегда неизвестно, найдется ли тот, кто готов заплатить непомерную цену…

— Непомерную? — спрашивает Интагейя Сангасойя.

— Да, — говорит Ши‑Гуа. — Видишь ли, при обычном ходе событий жизнь любой планеты напоминает сложную игру, в которой существуют свои правила и свои закономерности. Но в такие времена, как теперь… какая уж тут игра, какие правила? В ход идет все… Смотри. — И он вынимает из складок своего одеяния давно знакомую Каэтане шкатулку, вытряхивает из нее фигурки. Затем раскладывает шкатулку в виде шахматной доски. — Вот сюда.

Богиня пристально вглядывается в сверкающую поверхность. Такого она не видела никогда — нагромождение красных, багровых, алых и пурпурных пятен перемежается черными и темно‑коричневыми грязноватыми полосами. Похоже, что там бушует страшный пожар или извержение вулкана.

— Конец, — поясняет Да‑Гуа. — Дело в том, что ты уже давно погибла: сперва там, на Джемаре, потом на Шеоле — никто не может уйти живым от разъяренного Кетуса. Да ты и сама знаешь, давление невозможное, холод, темнота, армия шеолов — свирепых, беспощадных, хотя бы потому, что им неведомы такие понятия, как доброта или милосердие. Хрупкая плоть любого существа неминуемо дробится в клешнях морского божества, мозг не выдерживает и минуты пребывания на такой глубине. Тебе ведомо, что Йабарданай пробыл на Шеоле всего несколько минут и спасся лишь потому, что Кетус не успел подняться из своей норы?

— Нет, — растерянно качает головой Каэ.

— И император не смог устоять против чар принцессы Жемины, потому что вообще ни один мужчина в мире не может устоять против ее чар, да еще и подкрепленных силой талисмана — это суть ее магии, иначе бы она не выжила. Ты помнишь легенду о Жемине?

— Не помнит, — отвечает за богиню Ма‑Гуа. — Мне кажется…

— Ее одолел герой, которому возлюбленная додумалась заклеить уши воском и отправить его на подвиг ночью, когда было темно. Он схватил ведьму и заколол ее кинжалом. Поскольку руки его были надежно защищены латными рукавицами, он не ощутил нежность и гладкость ее кожи, не увидал лица и не услыхал просьб — все благодаря предусмотрительности его невесты.

Теперь ты понимаешь, что Зу‑Л‑Карнайн был обречен? И Агатияр тоже.

— Но ведь она ему не понравилась! — возмущается Каэ.

— То‑то и оно, — торжествует Ши‑Гуа. — Но мы этого предвидеть не могли. По нашим расчетам, император уже сутки как мертв, а армия Самаэля не встретит организованного сопротивления ни в одной стране по эту сторону хребта Онодонги. Более того, поскольку ты тоже не пережила встречи с Жеминой — ты ослабла после схватки с Кетусом, и объединенная сила талисманов одолела тебя, — то и Сонандан оказался полностью беззащитен. Вот так!

— Нет, — мотает головой богиня. — Скоро вы и меня убедите в том, что меня нет.

— И не подумаем. — Да‑Гуа берет ее за плечи, разворачивает лицом к себе и нежно целует в лоб. — Мы должны уйти.

— А я? — спрашивает она жалобно. — Я так привязалась к вам, привыкла. Что же я буду делать без вас?

— Жить, сражаться, надеяться, любить. И когда все образуется, Арнемвенд снова станет нуждаться в нас. И мы явимся однажды, соткавшись из нехитрых мелодий свирели, запаха цветов и шепота влюбленных…

— Из снов ученого, задремавшего прямо над своими записями, и слез матери, похоронившей ребенка… — продолжает Ши‑Гуа.

— Из твоего ожидания и твоей веры в то, что мы вернемся, потому что иначе просто не может быть, — шепчет Ма‑Гуа, и на глазах у него блестят слезы.

Трое монахов поднимаются с кресел и медленно идут прочь.

— Стойте! Подождите! — кричит Каэ.

Но они, не оглядываясь, уходят под сень вековых деревьев. Еще шаг, и их не станет. Интагейя Сангасойя срывается с места, догоняет их, останавливает:

— Подождите, пока вы не ушли, я хочу сказать: я люблю вас, вы нужны мне и я обязательно буду ждать. Пока сама буду…

Ма‑Гуа переглядывается с остальными, и монахи прикрывают веки, с чем‑то им одним ведомым соглашаясь.

— Поскольку нас здесь нет, то… Мы должны предупредить тебя, дорогая Каэ, что проход в пространство Мелькарта может быть открыт в любую минуту — Самаэлю не нужен талисман, чтобы стать двенадцатым… '

Каэ протягивает руки в умоляющем жесте, но поздно. Монахов уже нет нигде, и только три черные запыленные старенькие рясы лежат на зеленой траве у ее ног.

* * *

Когда отряд бессмертных изгнал армию Мерроэ из земель Сарагана и препроводил Колумеллу обратно в Кайембу, где у последнего окончательно прояснело в уме, у Зу‑Л‑Карнайна появилась возможность послать войска на помощь Бали. Что он и не замедлил сделать. Войска Самаэля были оттеснены от столицы, но на северной границе по‑прежнему не было покоя и мира. То и дело вспыхивали вооруженные столкновения между отдельными отрядами танну‑ула и пограничными войсками. И все же это была не кровавая бойня.

Зато быстро решился вопрос с Джераланом. После гибели Альбин‑хана восстание само собой улеглось, и на востоке империи восстановился порядок. Принц Зу‑Кахам был обрадован разрешением поступать по собственному усмотрению и моментально приступил к преследованию заговорщиков. Трое из них были казнены, и Фарра испуганно притихла.

Приблизительно то же самое происходило и на Имане, где временно прекратились все войны, но сохранилась некоторая напряженность. Оба континента попали в полосу тишины. И эта тишина была зловещей — как обычно случается перед особенно сильной грозой, когда все в природе стремится скрыться подальше от надвигающейся разгневанной стихии. Поэтому мало кто радовался этой передышке — люди предпочли бы обычные неприятности грядущему ужасу. А в том, что он грядет, почти никто не сомневался.

Первым вспыхнул Аллефельд.

Кому‑кому, а Каэтане не нужно было объяснять, что это за местечко: она слишком хорошо помнила свои странствия в этом мрачном лесу. И все же Маннагарт счел своим долгом подробно ей все рассказать, ссылаясь то на Гайамарта, то на Дарамулуна. Гайамарт же едва успел вытащить из Черного леса вверенных его заботам трикстерских женщин и детей и за неимением лучшего места переправил их на побережье моря Надор, в устье Охи.

В Аллефельде даже во времена Кодеша не было столько злобных тварей, порожденных Тьмой. Целые армии рокоттов, горгонов и мардагайлов, тучи гарпий и полчища сарвохов обрушились на северные области Аллаэллы и Мерроэ. Был разгромлен и стерт с лица земли город джатов в Тор Ангехе. Джоу Лахатал прибыл слишком поздно, чтобы спасти своих слуг. Это событие так разъярило Змеебога, что он, вызвав на помощь Арескои и га‑Мавета, начал охотиться за нечистью по всему пространству Аллефельда и Тор Ангеха. Однако твари оказались почти неуловимыми — они прятались в норах и берлогах, хоронились в глуби болот и забивались в каменные пещеры. Особенно много их затаилось в небезызвестном ущелье Девяти Баронов — там га‑Мавет и Арескои их настигли и перебили в огромном количестве. Но вскоре боги поостыли, обнаружив, что нечисти, кажется, не убавляется. Создавалось впечатление, что они пытаются вычерпать шлемами Великий Дер. И Змеебог решил оставить это неблагодарное занятие — врага, настоящего врага, следовало искать в другом месте.

Здесь же для охраны людей от разбушевавшихся тварей он оставил своих джатов и саламандр. Правда, теперь было очевидно, что они не смогут долго сдерживать этот бешеный натиск.