Все хроники Дюны (авторский сборник) - Герберт Фрэнк

В Туоно пахло меланжей. Сладкий, немного едкий запах мускусных растений доминировал… Хотя в нос прежде всего била вонь выгребных ям и мусорных свалок. Он вспомнил краткий комментарий Бога-Императора по поводу своего отчета о поездке.

«Эти фримены сами не понимают, что они утратили. Они воображают, что хранят свои древние обычаи. Это заблуждение всех музеев. Что-то всегда исчезает; сам дух выветривается из экспозиций и улетучивается. Люди, которые основывают музеи, и те, кто приходит в них поглазеть на реликвии, редко задумываются об утраченном навсегда духе. Когда нет жизни, нет и духа».

Монео пригляделся к трем Говорящим Рыбам, стоявшим на мосту. Они вдруг подняли вверх руки и начали танцевать, сладострастно изгибаясь всего лишь в нескольких шагах от него.

Как странно, подумал Монео. Мне приходилось видеть, как танцуют на улицах другие, но никогда не видел танцующих прилюдно Говорящих Рыб. Они танцевали только на праздниках в подземелье и в своих жилищах и только среди своих.

Мысль еще продолжалась, когда до слуха Монео донесся страшный скрежет выстрела лазерного ружья. Мост под Монео начал проваливаться, уходя из-под ног.

Это не может произойти, промелькнуло у него в мозгу.

Он услышал, как тележка начинает забирать в сторону поперек дороги, затем с громким щелчком открылся защитный колпак. Полотно моста медленно опрокидывалось, становясь вертикально, стремительно приближаясь к глазам Монео в то время, как он сам соскальзывал в бездну. Он ухватился обеими руками за кабель и начал медленно вращаться вместе с ним. В этот момент он увидел Императорскую тележку. Она отошла к краю моста, защитный колпак был открыт, внутри стояла Хви, держась одной рукой за сиденье и глядя куда-то мимо Монео.

Раздался чудовищный визг металла, w полотно моста стало опрокидываться еще быстрее. Монео видел, как мечутся, падают и дико размахивают руками люди из свиты. Кабель за что-то зацепился. Руки Монео были вытянуты над головой, а сам он вращался вместе с отрезком кабеля. Потные от страха руки скользили по оплетке кабеля.

Вот он еще раз увидел тележку Лето. Теперь она лежала на боку, зажатая обломками ограждения моста. Монео отчетливо увидел, как Лето своими рудиментарными ручками пытается схватить Хви, но тщетно. Она, не издав ни звука, выпала из открытой тележки. Золотое платье задралось, обнажив вытянутое в струну тело.

Низкий рык сотряс все тело Императора.

Почему он не включает подвеску. Она выдержит тележку.

Однако лазерное ружье продолжало реветь и скрежетать. Руки Монео с жуткой неизбежностью соскальзывали к концу порванного кабеля, но мажордом успел заметить, как вспыхнули ярким пламенем все четыре подвески тележки, откуда повалил золотистый дым. Вытянув вверх и вперед руки, Монео начал падать.

Дым! Золотистый дым!

Его накидка налезла на голову, развернула его лицом вниз, и он увидел бездну. Внизу был мальстрем кипящей воды — зеркало его прошедшей жизни — тянувшие на дно и выталкивающие течения, движение, собирающее и размалывающее все сущее. В мозгу застряли слова Лето, сказанные им о золотистом дыме: «Берегись пути посредственности. Пустое скольжение по жизни, бесстрастная посредственность — это. все, что представляет себе большинство людей в качестве смысла и цели жизни». Монео пронзил экстаз сознания. Вселенная открылась ему, словно в увеличительном стекле, время остановило свой бег. Золотистый дым!

— Лето! — неистово закричал Монео. — Сиайнок! Я верю!

Накидка сорвалась с его плеч. Монео развернуло в пропасть каньона — но мажордом успел бросить последний взгляд на Императорскую тележку — она, медленно сползала с разбитого моста. Из нее выползал Бог-Император.

Что-то твердое ударило Монео в спину. Это было последнее, что он почувствовал в своей жизни.

Лето выскользнул из тележки. В сознании запечатлелась только одна страшная картина — Хви, ударившаяся о кипевшую внизу воду. Эти буруны — символ конца, погружения в мифы и сны. Последние слова ее были исполнены твердости и покоя: «Я пойду впереди тебя, любимый».

Выскальзывая из тележки, он видел излучину реки, вода сияла множеством серебристых бликов; кривой клинок реки уходил в Вечность и был готов принять Лето в свои мучительные объятия.

Я не могу ни плакать, ни даже кричать, думал он. Слезы невозможны для меня. Они — вода. Сейчас у меня будет много воды. Я могу лишь стонать от своего горя. Я одинок, более одинок, чем когда бы то ни было.

Его большое сегментированное тело согнулось в падении, но, падая, он успел заметить Сиону, стоявшую на краю пролома в полотне моста.

Теперь ты все поймешь, подумал он.

Тело продолжало свое вращение. Лето видел, как стремительно приближается река. Вода — это, как сон, населенный рыбами. Он вдруг вспомнил древний пир на берегу выложенного гранитом бассейна — розоватое мясо, дразнящее аппетит.

Я иду к тебе, Хви. Мы будем вместе на пиру богов!

Исполинский всплеск погрузил его в неописуемые мучения. Вода, ее злобный вихрь, окружили его со всех сторон. Он ощущал скрежет несущихся мимо камней, когда пытался пробиться вверх по течению, чтобы вырваться из водопада. Тело его инстинктивно изгибалось и билось в непроизвольных судорогах. Перед его безумным взглядом возникла стена каньона — мокрая и черная. Куски того, что совсем недавно было его кожей, срывались с тела и серебряным дождем сыпались в воду. Песчаные форели покидали его, чтобы начать в воде свою новую жизнь.

Но его муки на этом не прекратились. Лето понял, что у него еще есть человеческое сознание и тело, которое способно чувствовать боль.

Инстинкт подгонял его. Он ухватился за обломок скалы, почувствовал, как ему оторвало палец, почувствовал ещё до того, как осознал, что ухватился за камень. Это была лишь тихая нота в страшной симфонии боли.

Течение реки вынесло его к опорам канала, потом, хотя он кричал себе, что и этого достаточно, Лето вынесло на отлогий песчаный берег. Он лежал там, видя, как уносится омывшая его вода, окрасившаяся в синий Цвет Пряности, Муки продолжали подгонять. Его тело, тело червя выползло из воды. Все песчаные форели исчезли, и теперь он болезненно чувствовал каждое прикосновение. Утраченная чувствительность восстановилась, но теперь она могла дать ему только боль. Он не мог видеть себя, но чувствовал, что его тело сохранило форму червя, ощущая, как оно извивается, стремясь покинуть губительную воду. Он смотрел вверх, в глазах его плясали языки пламени, освещавшие все фрагменты, которые он видел. Наконец, он понял, где находится. Река вынесла его к повороту, после которого она навсегда покидала Сарьир. Позади была деревня Туоно, прямо у подножия Защитного Вала — это все, что осталось от сиетча Табр — владения Стилгара, места, где хранилась вся Пряность Лето.

Испуская синий дым, ею агонизирующее тело, извиваясь и оставляя голубой след, ползло по прибрежной гальке, мимо камней и валунов к влажной норе, которая была, видимо, остатком древнего сиетча. Теперь это была мелкая, тесная пещера, внутренний выход который был когда-то завален камнепадом. В нос ударил запах сырости и чистый дух Пряности.

В мир его мучений вторглись какие-то звуки. Он повернулся в тесноте пещеры и увидел у входа болтающийся конец веревки. По ней скользнула вниз какая-то фигура. Лето узнал Наилу. Она спрыгнула на камни и, согнувшись, двинулась в пещеру, пристально вглядываясь в ее темноту. Затем с веревки спрыгнула другая фигура. Сквозь огонь, застилавший зрение, Лето увидел, что это Сиона. В грохоте падавших камней Наила и Сиона начали продвигаться к входу в пещеру. Вот они остановились и вперили свои взгляды в него. Появился и третий — Айдахо. Он был охвачен яростью и, словно вихрь, налетел на Наилу.

— Зачем ты ее убила? Ты не должна была убивать Хви!

Наила отмахнулась от него, как от назойливой мухи, — Айдахо покатился по камням. Она прошла ближе к Лето, потом опустилась на четвереньки и посмотрела на него.

— Господин? Вы живы?

Позади нее появился Айдахо, выхватил из чехла ружье. Наила в изумлении обернулась, но он уже поднял ружье и нажал на спуск. Огонь вспыхнул сначала на голове Наилы, потом распространился по всему телу. Она начала распадаться на горящие фрагменты, отлетел в сторону нож, куски обугленной плоти и горящей одежды разлетались по камням. Но Айдахо ничего не видел. С лицом, искаженным яростью, он продолжал изо всех сил нажимать на спусковой крючок до тех пор, пока не иссяк заряд. Огненная дуга погасла.

Сиона ждала именно этого момента. Она подошла к Айдахо и отняла у него бесполезное теперь ружье. Он повернулся к ней, и она поддержала его, чтобы он не упал. Ярость угасла вместе с огнем лазерного ружья.