По праву сильного (СИ) - Кей Саша

Костя ждет меня с букетом возле машины, припаркованной у детской площадки. Массивная фигура и белые цветы выделяются в густых осенних сумерках.

Он обещал мне сюрприз. Может, хоть кто-то умудрится меня порадовать сегодня?

Правда, стоит мне подойти ближе к нему и смущенно поздороваться, как со стороны спортивных снарядов раздается:

– Ксюш-ш-ша!

Глава 51

Этот голос ни с чьим я не перепутаю.

И тон у него сейчас, как у моей мамы, когда я в пять лет собралась изрисовать ее дорогой французской тушью свежепоклеенные обои.

Предостерегающие нотки бесят меня.

Я, что? Должна впечатлиться и сбежать домой?

Ага. Как же. Разбежалась.

Закипая все сильнее, я подхожу к Косте:

– Привет!

– С днем рождения, – он протягивает мне ароматный букет.

– Спасибо, – я зарываюсь носом в цветы.

Я чувствую зуд между лопаток, будто кто-то сверлит меня взглядом. Это ощущение и раздражает, и вызывает во мне обычное женское злорадство. Так тебе. Не нравится? А я все равно сделаю, и ничего ты не возразишь!

– Какой план? – уточняю я у Арзамасова, надеясь, что меня сейчас увезут подальше от Гордеева, он же не пустится за мной в погоню?

Идея посидеть просто на качельках во дворе больше не кажется мне привлекательной.

– Это же сюрприз, – загадочно улыбается Костя. – Но у тебя есть шанс сказать, чего бы ты хотела.

Я бы хотела смыться, и уже подбираю слова, чтобы это озвучить, но снова раздается Ящеровское шипение:

– Кс-с-сения!

Ого, полным именем меня Денис не называл меня, даже когда чихвостил.

– Если я подойду, будет хуже.

От этой угрозы у меня мгновенно подгорает.

– Дай мне минутку, – раздухарившись, прошу я Арзамсова.

Он немного хмурится, но кивает.

Перехватив букет поудобнее, я иду туда, где в темноте красным горит пятнышко тлеющей сигареты.

Иду, а в голове проносятся все слова, которые я хочу высказать Денису. Логичные и не очень претензии толкаются в мыслях. Гордеев решил, что ему многое позволено. Это не так!

Я топаю очень бодро, пока не дохожу до него, но при виде злющего лица, мысли начинаются путаться, и вместо заготовленной речи я ляпаю:

– Ты не офигел, Денис Сергеевич?

Выбросив в сторону недокуренную сигарету, Денис Сергеевич делает шаг мне на встречу, значительно сокращая расстояние между нами, хотя я остановилась на приличной дистанции.

– Нам, видимо, нужно кое-что прояснить, Ксюша.

– Мы уже все выяснили, – храбрюсь я, тем не менее, делая инстинктивный шаг назад.

Но Гордеева не устраивают мои попытки отползти. Он прет на меня, пока я задом не упираюсь в лестницу детской горки. Нависая надо мной, Ящер развивает свою мысль:

– Ты забыла, но я напомню: я своим не делюсь, – его рука преграждает мне путь к побегу, я оказываюсь заперта между железками и его телом.

– Я не твоя! – пищу я, но звучит крайне неубедительно. – У тебя нет на меня никаких прав.

Чего врать? Ревность Гордеева мне льстит.

Но это не значит, что я позволю ему вмешиваться в мою жизнь!

– Есть, Ксюша. Есть, – он склоняется ко мне, но ему мешает букет.

Денис недолго думая отбирает у меня цветы, стебли послушно выскальзывают из ослабевших от волнения пальцев.

Закинув их на горку, он прижимается ко мне так плотно, что, несмотря на разделяющие нас слои одежды, я смущаюсь, настолько его движение откровенное, собственническое.

– У меня есть все права. И спрашивать разрешения я не буду.

– Ты слишком самоуверен, у меня есть свои желания, и я…

– Отлично. Поговорим о твоих желаниях, – соглашается Гордеев, но в его голосе слышится непоколебимость. – Ты сейчас ведешь себя глупо и вопреки тем самым желаниям, о которых говоришь. Я тебе нравлюсь, Ксюш. Это знаешь ты, это знаю я, об этом кричит твое тело, из-за этого все твои обиды…

Я вспыхиваю. Он прав, ну и что? Да, нравится! Нравится – не то слово! Совершенно не подходящее! И теперь я должна молча со всем соглашаться?

– Мои чувства, какими бы они ни были, – разъяренно шиплю я, – это еще не все! И я никогда не пойду на односторонние зависимые отношения!

Меня раздирает от желания задать вопрос: «А ты? Насколько тебе нравлюсь я?».

Ежу понятно, в кровати я его устраиваю. Но ведь меня в любой момент сможет заменить другая!

– Ты сейчас притворяешься? – глаза Дениса сужаются. – Тебе мало того, что я могу дать?

Непонятно с чего беленится он. Я хлопаю глазами. Это он о чем? О цацках? О шмотках? Анальной пробке? Мне кольцо надо, придурок! Или хотя бы признание в любви! Никуда я с этой эгоистичной козлиной не поеду! У меня здесь своя жизнь! Семья, учеба, друзья!

Упрямо выставляю вперед подбородок.

– Ничего мне не надо.

– Значит, я сам решу, что у тебя будет, – психует Гордеев.

Ящер хватает меня за руку и волочет обратно к дому на такой скорости, что я через шаг спотыкаюсь.

– Отпусти меня, – пытаюсь упираться. – Меня ждут!

– Хрен тебе. Он уже уехал. Не дурак.

– Зато ты дурак! Все равно отпусти! – требую я, но мы уже возле подъезда.

– Открывай, – командует злющий Денис.

– Не буду! – нелогично протестую я.

Этот бугай, недолго думая, просто дергает дверь со всей силы, и та с жалобным сигналом домофона распахивается. Гордеев втаскивает меня внутрь, и я начинаю лупить его по спине. Вряд ли я могу сделать ему больно сквозь кожу куртки, но мне надо выплеснуть злобу на собственное бессилие.

Денис разворачивается ко мне и, притянув к себе хозяйским жестом, впивается злым карающим поцелуем.

Я скачала по этим губам, но лишь на несколько секунду позволяю себе ими насладиться, а потом кусаю Гордеева. Денис не обращает на это никакого внимания.

Внезапно, когда я сосредотачиваюсь не на препятствовании передвижению, а на сопротивление поцелую, он забрасывает меня на плечо и взбегает на второй этаж. Звонит в мою дверь и, дождавшись, пока мама ее откроет, заносит в прихожую, как мешок с картошкой.

Такого позорного возвращения домой в моей жизни еще не было. Даже тогда, когда я в одиннадцатом классе впервые попробовала ликер на днюхе у подруги, и меня развезло к чертям.

Поставив меня перед мамой, встретившей наше появление с квадратными глазами, Гордеев, придерживая меня за шкирку, объявляет:

– Комендантский час!

И уходит, оставляя меня бесноваться.

Глава 52

Ранним пасмурным утром панда Ксюша крушит кухню.

Не специально.

Всю ночь я вертелась с бока на бок, кипя и негодуя, и теперь зависаю на каждом шагу, ставлю чашку мимо стола, насыпаю сахар мимо сахарницы, психую и хлопаю дверцей посудного шкафчика так, что блюдца жалобно дребезжат.

Последней каплей становится коробка молока, которую я поставила в холодильник как-то не по фэн-шую. Она заваливается на бок, и ее содержимое прежде, чем я успеваю исправить положение, заливает всю полку и стекает в овощной отдел.

Мама, косящаяся на меня с опаской после моей вчерашней истерики, подходить ко мне не рискует. Мы так с Лешкой вчера орали друг на друга, что ей очевидно, что у меня не все дома.

Но когда я начинаю всхлипывать, пытаясь собрать чертово молоко, моя интеллигентная мама рявкает:

– Да плюнь ты на него нахрен!

– Не могу, – вою я. – Я его люблю-у!

– Я про молоко! – она захлопывает дверцу.

Я слышу шарканье в коридоре. Великий морализатор проснулся, сейчас опять будет жрать мне мозг. Я вчера всего уже наслушалась.

– Ты прекратишь истерику? – сурово спрашивает мама.

– Нет, я не в состоянии, – огрызаюсь я, – и не вижу смысла, этот, – киваю я в сторону коридора, – все равно сейчас меня заведет по новой.

– Я с ним поговорила вчера. Он будет держать свое мнение при себе, – мама поджимает губы.

Неожиданно. Я была уверена, что она также не одобряет меня.

– Ты злишься? – спрашиваю я, глядя исподлобья.