Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генри отлепил от сиденья спину и вздохнул.
В Миллинокет или куда-то еще дальше ехали и другие машины – все они обгоняли их, потому что Чэй полз еле-еле, боясь нагнать того полицейского. Стекла в машинах были подняты, и люди за этими стеклами выглядели свежими и веселыми. Многие везли с собой детей, иногда с воздушными шариками, и чем дальше, тем больше попадалось красно-бело-синих флажков – трепыхаясь на горячем ветру, они вытягивались на антеннах практически горизонтально и тряпочками болтались на задних бамперах.
– Прямо как Четвертого июля, – сказал Санборн.
– Сегодня и есть Четвертое июля, придурок, – сказал Генри.
– Спасибо, о знаток календаря, – сказал Санборн. – Обязательно буду консультироваться с тобой по поводу всех основных праздников.
– Санборн, вся страна знает, что сегодня Четвертое июля. Кроме тебя.
– Ты что, успел с утра провести опрос?
– Тихо, – сказал Чэй. Мимо, навстречу им, проехал полицейский. Тот самый.
Руки Чэя снова побелели. Как и лицо.
– Едем дальше, – сказал Генри. – Затеряемся в гуще машин.
Так они и сделали. Двигаться приходилось все медленнее и медленнее, поскольку дорога постепенно заполнялась машинами, чьи флажки, которые еще недавно гордо реяли на ветру, теперь начали обвисать. Так продолжалось еще полчаса, а потом их пикап, носом впритык к чужому бамперу, пересек городскую черту.
Миллинокет был разукрашен к Четвертому июля не хуже самого нарядного автомобиля – даже пышнее. На каждом из домов, имеющих второй этаж, развевался флаг. Над улицей тоже натянули звездно-полосатый транспарант. Красно-бело-синие воздушные шарики были привязаны ко всему, что годилось для этой цели. В воздухе витали запахи корн-догов[26], сахарной ваты и жареных сосисок. Откуда-то доносились обрывки бодрой музыки – похоже, это готовился к выступлению уличный духовой оркестр.
Большинство переулков было перегорожено оранжевыми конусами, и, заглядывая за эти ограждения, Генри видел, как регулировщики в ярко-желтых футболках управляют движением машин, платформ на колесах и велосипедистов – там тоже рябило в глазах от красно-бело-синих вымпелов – и машут руками, оттесняя в сторонку музыкантов с трубами и тромбонами. А по тротуарам вдоль главной улицы, по которой они ехали, шли люди со складными стульями и одеялами – время праздничной демонстрации приближалось, и они, наверно, хотели занять места получше, чтобы ничего не пропустить.
Генри обернулся посмотреть, как Чернуха реагирует на Миллинокет. Вид у нее был завороженный – она явно решила, что все эти флаги и вымпелы предназначены для развлечения собак, и ей не терпелось их половить. Она следила за каждым из них – когда они проезжали мимо одного флага, ее уши поникали, но затем тут же вспрядывали вверх при виде другого. Пасть у нее была разинута, и оттуда от возбуждения текли слюни.
И вдруг где-то впереди завыла полицейская сирена. Потом вторая, а потом и третья.
Дети, идущие вдоль дороги, завопили и захлопали в ладоши; некоторые со смехом зажимали уши руками.
Но Чэй не хлопал, не вопил и не смеялся. Он быстро огляделся вокруг, а потом в приступе ужаса свернул в один из перегороженных переулков, смяв три оранжевых конуса, и покатил прямиком к человеку в ярко-желтой футболке…
– Чэй! – воскликнул Генри.
Человек в футболке поднял руку, и Чэй тут же остановился.
– Туда! – крикнул регулировщик, показывая в сторону. – Классика собирается дальше: два квартала прямо и один налево! – Он помахал Чэю, чтобы тот проезжал. – Давай, давай, там тебе покажут.
Чэй дал, и другие люди в желтом ему показали. Генри с Санборном сползли на сиденьях пониже, и под аккомпанемент Чернухи, облаивающей самые эффектные знамена, Чэй проехал два квартала, повернул по взмаху желтой руки и остановился вплотную за зеленым «Де Сото»[27], выглядевшим так, будто его осенили своими крылами ангелы Чистоты и Безупречности; он умудрялся прохладно поблескивать даже на палящем солнце. Генри оглянулся. Прямо за ними уже стоял второй «Де Сото» – белый.
– Я полагаю, вы поняли, – сказал Санборн, оглянувшись в свою очередь, – что мы теперь участники миллинокетского парада в честь Четвертого июля. А у нас даже флажка нет.
– Слиняем, как только все поедут, – сказал Генри.
Чэй кивнул.
Но поскольку ни один парад не начинается сразу, они простояли на месте еще довольно долго. Мимо все время сновали люди в ярко-желтых футболках, поглядывающие на пикап Чэя с заметным удивлением, поэтому в конце концов Санборн вылез, подошел к пожарному гидранту, к которому кто-то прицепил три красных воздушных шарика, оторвал их и привязал к заднему борту пикапа – что Чернуха мгновенно оценила по достоинству.
Когда шеренга классических автомобилей наконец тронулась – душераздирающе медленно, – Генри с Чэем стали искать удобный переулок, чтобы туда свернуть. Но люди в ярко-желтых футболках стояли вдоль дороги и направляли шеренгу жестами, так что Чэю оставалось только ехать за зеленым «Де Сото» почти вплотную, поскольку люди в желтом все время требовали «сомкнуть ряды», а сзади их подпирал белый «Де Сото», который в свою очередь поджимала огромная платформа Северного целлюлозно-бумажного комбината, под завязку нагруженная сосновыми саженцами в горшках.
– Я думаю, надо поприветствовать народ, – сказал Санборн.
И Генри с Санборном стали приветствовать народ, а потом они выехали на Главную улицу и влились в основной поток демонстрантов. Зрители на тротуарах встречали каждую новую классическую модель восторженными криками, и махали бумажными флажками, и дудели в пластиковые рожки, и стреляли вверх из водяных пистолетов.
Чернуха уже едва сдерживалась.
Они ползли по улице, приветствуя народ, Чернуха лаяла, шарики на заднем борту болтались в воздухе, и вскоре Генри почувствовал, что начинает таять.
– Есть у твоей классической модели хоть что-нибудь, что может дуть? – спросил он у Чэя и поглядел на вентиляционные решетки.
Чэй повернул заслонки на решетках так, что в кабину понесло жаром из двигателя. Генри посмотрел на него.
– Ты с ума сошел? Наверно, здесь и так градусов сорок.
– По-моему, все шестьдесят, – сказал Санборн.
Чэй показал на датчик температуры радиатора – его стрелка почти касалась красной области, а это не обещало ничего хорошего.
– И что с нами будет? – спросил Генри.
– Перегрев, – ответил Чэй.
– А если горячий воздух пустить сюда, это поможет?
– Иногда помогает.
Генри снова посмотрел на счетчик, стрелка которого уже пересекла границу красной области.
– А что бывает при перегреве?
– Примерно то же, что и сейчас, – ответил Чэй, показывая на капот своей машины, и Генри увидел, что над ним поднимается струйка дыма. – Только гораздо больше.
– И что случится, если этого станет гораздо больше?
– Тогда, – вмешался Санборн, – позади нас появится очень много рассерженных демонстрантов.
19.
То, что произошло потом, произошло очень быстро, и искать виноватых тут было нечего, поскольку классические автомобили уже отдали людям все, что от них требовалось, и имеют полное право жаловаться. Особенно в такую жару.
Чернуха высовывалась из кузова все дальше и дальше – возможно, пытаясь хоть как-то увернуться от горячего воздуха, который лился на нее через окно кабины. Как бы там ни было, когда один из красных шариков, привязанных к заднему борту, вдруг оторвался, она дважды гавкнула и выпрыгнула наружу. Генри – он все еще старался делать публике ручкой, хоть и таял, – завопил Чернухе вслед, а потом распахнул дверцу и кинулся за ней.
В тот же момент струйка дыма над крышкой капота превратилась в целый гейзер удивительной силы. Генри услышал свист пара и изумленное «Ах!» зрителей, решивших, что это часть представления, – а потом он уже бежал за Чернухой, которая то ныряла в праздничную толпу, то выныривала обратно, подпрыгивая всякий раз, когда горячий ветер подгонял шарик ближе к мостовой, и без умолку лая в промежутках. На бегу Генри кричал: «Чернуха! Чернуха!», и многие, услышав в этом не столько оклик, сколько предупреждение, на всякий случай попятились от собаки, которая мчалась по улице со всех ног и лаяла как сумасшедшая. А когда она на мгновение остановилась и сунула нос в оброненный кем-то рожок с сахарной ватой, на ее морде появился розовый ободок, похожий на пену, после чего смятение демонстрантов, наверняка знающих, что пена – один из симптомов бешенства, стало очень напоминать панику.
Тем временем все праздничное движение застопорилось, и Генри догадывался, почему. Водитель платформы, принадлежащей целлюлозно-бумажному комбинату, залез на горшок с сосновым саженцем посмотреть, в чем причина затора. Пилоты на платформе Миллинокетского городского аэропорта карабкались на свою фанерную диспетчерскую вышку, чтобы разглядеть причину сверху. Уличный оркестр Миллинокетской средней школы играл мелодию из фильма «Мост через реку Квай» и маршировал как положено – до тех пор, пока Чернуха не пробежала прямо под ногами у музыкантов и не сбила с ритма секцию ударных, после чего и у остальных все пошло наперекосяк. Затем, по-прежнему с розовой мордой, Чернуха врезалась в группу представителей «Ветеранов американских зарубежных войн»[28] и следующий за ней отряд скаутов, а потом подбежала к пожарной машине, которая разбрызгивала воду, чтобы всем стало прохладнее, но теперь, застряв в пробке, просто поливала одних и тех же людей, и так уже промокших насквозь.
- Избранное - Ван Мэн - Современная проза
- Тот, кто бродит вокруг (сборник) - Хулио Кортасар - Современная проза
- Упражнения в стиле - Раймон Кено - Современная проза
- Атаман - Сергей Мильшин - Современная проза
- Против течения - Нина Морозова - Современная проза
- Море, море Вариант - Айрис Мердок - Современная проза
- Море, море - Айрис Мердок - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Шлем ужаса - Виктор Пелевин - Современная проза
- Остров на краю света - Джоанн Харрис - Современная проза