Молодость без страховки - Анна Богданова

– Я – референт! – прокричала Аврора из комнаты.

– Да какая разница! Что то, что другое – работка-то не пыльная! Это не то что я! Всю жизнь!.. Ай, да что там говорить! – воскликнула Гаврилова, оскорблённая не на жизнь, а на смерть. – Мои руки тридцать пять лет счёты не выпускали! Только пальцами костяшки туда-сюда, туда-сюда! Вжик-вжик, вжик-вжик! Аж искры летели!

– Вот именно, – как-то совсем не по-детски, а скорее по-старушечьи пробрюзжала Арина, поддерживая бабку.

– Ты моё золотце! Дружок ты мой ситна-ай! Только ты меня и понимаешь! – соловьём заголосила Зинаида Матвеевна – её буквально переполняло чувство неистового обожания к внучке, которая впервые вступилась за неё. Гаврилова ликовала. Она пришла в дикий восторг от этого «вот именно», слетевшего невзначай с Арининых уст. Не зря, нет! Не напрасно она потратила на её воспитание семь лет! Осознав это, Зинаида Матвеевна второй раз в жизни испытала ни с чем не сравнимое чувство эйфории. Первый раз она ощутила его пару лет назад, когда две её внучки, скорее из вредности, чем из-за большой любви, в прямом смысле слова разрывали её на две части: Наташенька изо всех сил тянула бабку в свою сторону, Аришенька что было мочи – в свою. Именно тогда Гаврилова как никогда осознала свою нужность, полезность и необходимость. У неё от этого чувства аж в зобу дыхание спёрло. Однако длилось её наслаждение всего какую-нибудь минуту, поскольку девочки, несмотря на их нежный возраст, обладали совсем не детской силой...

– А после голубятника ты, между прочим, со своим Метёлкиным схлестнулась! Вот! Поглядите-ка! Додружились! – охрипшим голосом заключила свою речь Гаврилова и, схватив Арину за руку, привела её к Авроре в комнату. – Додружилися! – повторила она, красноречиво кивая на результат этой самой дружбы.

– Ох! Да дайте хоть полчаса в законный выходной в покое посидеть! – взмолилась Аврора.

– Пойдём, ба! Мы ей мешаем! – подлила масла в огонь Аришенька.

– Пойдём, солнышко моё! Все родители как родители! Гуляют с детьми в выходные, на каруселях катают, мороженым их кормят! А эта!.. В школу бедного робёнка определить вздумала!

– Вот именно, – поддакнула Арина.

– Сольныско ты моё! Хотесь молёчка с питенюской? – картавя, сахарным голоском спросила Зинаида Матвеевна внучку.

– Хочу! – басом ответило «солнысько».

«Наконец-то!» – с облегчением вздохнула Аврора, радуясь, что её оставили в покое. Она свернулась калачиком на кушетке в маленькой комнате. Сначала она всё мечтала о новой квартире, представляя, что и куда она поставит и как они там будут с Ариной жить-поживать, потом мысль её, подобно ныряльщику за жемчужинами, то и дело погружалась на самое дно памяти, добывая драгоценные воспоминания – сладкие, приятные, головокружительные, касающиеся исключительно Вадика Лопатина.

И где-то он сейчас, Вадик, её первая любовь? Кем стал? Кого он теперь целует, кому признаётся в своих нежных чувствах? «Нет! Всё-таки Вадька – это, наверное, именно тот, кто мне нужен», – думала Аврора, и на её губах появилась счастливая, блаженная даже какая-то улыбка, а в глазах застыли слезинки – застыли, но не скатывались по щекам.

Она помнила всё. Лёжа на Арининой кушетке, она в который раз переживала всё заново. Аврора видела в своём воображении, как Вадик впервые признался ей в любви у школьной чугунной ограды – он сказал тогда фразу, которую теперь наша героиня ждёт от каждого мужчины, что признаётся ей в своих чувствах. И если у кого-то из её поклонников случайно сорвётся с уст это незатейливое до смешного предложение, то Аврора если не выйдет за него замуж, то уж обязательно влюбится. «Гаврик... Я тебя люблю больше всех, больше себя!» – вот и всё его признание, но с каким отчаянием, с какой наивностью, чистосердечием и добротой это было сказано!

Только он, Вадик Лопатин, завязывая ей шнурки на старых допотопных коньках, называл её Аврошенькой, как-то по-особенному смягчая шипящий звук в её имени. Никто, больше никто и никогда не назовёт её так!

Она помнила и их прощальный, последний поцелуй! – она снова видела это, как наяву.

Это было тёплым майским вечером. Вадик подошёл к ней вплотную, обхватил за талию и попросил:

– Обними меня тоже за шею... Чтоб как в кино... – после чего зажмурился и звонко поцеловал её в губы.

Оба они не сомневались тогда, что первый раз в жизни поцеловались по-настоящему, как взрослые...

Вспомнив этот невинный поцелуй, Аврора тихонько засмеялась, как вдруг...

– Моё! – гаркнула Арина, беззвучно подкравшись к матери.

– О господи! Что такое?! – испугалась наша героиня.

– Встань! Это моя кушетка! Моя! Моя! Моя! – истошно кричала «детонька».

На её крик прибежала Зинаида Матвеевна, и началось... Началось то, что всегда происходило в подобных ситуациях.

– Ты что опять на робёнка-то кричишь?! Зачем мою детоньку обижаешь?! – завопила Гаврилова не своим голосом. – Ариночка, что случилось? Солнысько моё?

– Что она на моей кровати лежит?! Это моя кровать! И никто на ней не смеет, кроме меня, лежать! Потому что моё! Моё! Моё!

– Правильно, Аришенька! Своего никогда никому отдавать нельзя! Даже на время! Ага! Даже подержать! Коли попало в твои ручонки, то и твоё! Крепко держи! Ути, моя холёсия! – ворковала Зинаида с внучкой и диаметрально противоположным тоном (если, конечно, тон может быть диаметрально противоположным) проговорила (вернее сказать, рявкнула), обращаясь к дочери: – Нет! Ну это ведь надо! Взрослая женщина, а завалилась на детскую кроватку! Тьфу ты! Сил прямо никаких нет! Уж скорее бы квартиру дали! – ни к селу ни к городу заявила Зинаида Матвеевна, уводя «детоньку», когда Аврора поднялась с кушетки. – Пойдём, золотко моё, погуляем. Она больше не займёт твоё место! Не беспокойся. Идём, идём.

– Какой кошмар! – ужаснулась Аврора и снова без сил плюхнулась на дочерино ложе. – Две собственницы-мещанки!

Примерно такова была жизнь Авроры Владимировны в то время, когда она, разведясь с мужем, обитала в квартире под матушкиным, с позволения сказать, корявым крылышком. Согласитесь, было бы довольно странно с её стороны не ожидать новой жилплощади!

* * *

Что же касается так называемого любовного фронта Авроры, то там всё оставалось без перемен, если не считать болезненного обожания со стороны Эмина Ибн Хосе Заде, который в последнее время как с цепи сорвался. Но на то были свои причины, о которых автор обязательно поведает любезному читателю чуть позже.

Странное дело. Парадокс. Необъяснимая и, как ни удивительно, безвыходная ситуация. При такой-то красоте (как внешней, так и внутренней), которой обладала наша героиня, при таком невероятном успехе у противоположного пола и стае поклонников, готовых ради неё на всё, ну или почти на всё, Аврора была несчастлива в личной жизни. Не везло ей отчего-то в любви.