Самый короткий путь (СИ) - "Elle D."

потом пошёл на убыль и наконец стих. Уилл снова принялся стучать и звать, но, казалось,

замок вымер. Даккар пал, решил он. А может, Риверте понял, что крепость не удержать, и

вывел людей за стены потайным ходом – а про Уилла, сидящего взаперти, просто забыли.

А может, Риверте убит, и теперь Гальяна договаривается с Индрасом об условиях сдачи. А

может, его взяли в плен, и руванцы, получив то, за чем пришли, прекратили штурм. А

может…

Все эти «а может» сводили его с ума, потому что каждое казалось в равной степени

вероятным. Уилл мерял шагами своё узилище – это была какая-то кладовка для старья,

заваленная пустыми ящиками, корзинами и пыльными мешками, – чувствуя, что был бы

счастлив разделить с Риверте и его людьми любую участь, только бы не сидеть здесь

сейчас в полной беспомощности и неведении. В кладовке было сыро и воняло плесенью,

Уилл сильно продрог, но его лицо горело, и глаза слипались, хотя он вовсе не чувствовал

себя в состоянии уснуть.

Однако в конце концов, сдавшись, Уилл прилёг на груду мешков в уголке и, кажется,

сумел задремать.

Когда он проснулся, ничего не изменилось. Он даже не знал, сколько прошло времени. За

дверью по-прежнему было тихо. Сколько же он тут просидел? Уилл снова принялся

стучать и звать…

И почти немедленно снаружи заскрипело что-то тяжелое, отодвигаемое в сторону, дверь

распахнулась настежь, и яркий свет ослепил Уилла.

– Следуйте за мной, – услышал он ледяной, совершенно безжалостный голос.

Моргая с непривычки и вдруг ужасно смутившись, Уилл вышел. Риверте возвышался над

ним – всё же он был невероятно высокого роста – с факелом в поднятой руке. Он снял латы

и переоделся, теперь на нём был обычный для него в последнее время чёрный камзол.

Сжимавшая факел рука была затянута в перчатку. Он умылся и пригладил волосы, но его

лицо сохраняло всё ту же каменную неподвижность, которая так испугала Уилла, когда

они столкнулись во дворе осаждаемой крепости.

– Всё закончилось? – робко спросил Уилл, хотя внутренний голос предупреждающе вопил,

что ему следует прикусить язык и помалкивать. – Руванцы ушли?

Он не был удостоен ответом. Не удосужившись повторить приказ, Риверте повернулся к

Уиллу спиной и зашагал по коридору. Уилл поплёлся за ним.

Они вышли наружу – это были подсобные хозяйственные помещения – и прошли через

двор, полнившийся стонами раненых и детским плачем. Впрочем, и того, и другого было

много меньше, чем можно было опасаться. Всюду суетились лекари, перевязывая раны,

женщины ухаживали за ранеными, лежавшими во дворе где и как попало. Уилл увидел

коленопреклонённого священника, читавшего вслух заупокойную молитву над

распростёртым на земле человеком; рядом с ним плакала женщина. Было темно, Уилл не

мог понять, то ли ещё не рассвело, то ли прошли почти целые сутки.

Риверте прошёл через двор. Никто с ним не заговаривал, хотя Уилл улавливал

благоговейные взгляды, которые бросали на хозяина Даккара многие из тех, мимо кого он

проходил. Они зашли в замок и стали подниматься по лестнице. Уилл понял, что Риверте

ведёт его в спальню – вот только в чью именно, он пока терялся в догадках. Угроза,

брошенная накануне, внезапно всплыла в памяти Уилла со всей её безжалостной

ясностью. О, боже… он сейчас меня изнасилует, в ужасе понял Уилл. Как-то особенно

жестоко и гнусно, чтобы я знал своё место. Он закусил губу, чтобы она перестала

дрожать. Можно развернуться и шмыгнуть в одно из ответвлений коридора, но… надолго

ли это отсрочит неизбежное возмездие?

Риверте остановился напротив двери в свою спальню и толкнул дверь. Мысленно

попросив бога триединого о снисхождении, Уилл переступил порог следом за своим

палачом.

– Закройте дверь, – последовал сухой отрывистый приказ.

Уилл закрыл. Потом повернулся, высоко подняв голову и стараясь смотреть спокойно.

Что бы с ним теперь ни сделали, если он будет сохранять достоинство, ему не в чем будет

себя упрекнуть.

Риверте подошёл к столу и зажёг свечи; спальня озарилась дрожащим тревожным светом.

Затем повернулся к Уиллу и сказал совершенно спокойно:

– Теперь мне придётся вас убить.

Это прозвучало так бесстрастно, что Уилл вздрогнул. Его напускное спокойствие вдруг

куда-то улетучилось.

– И съесть, – добавил Риверте тем же ничего не выражающим голосом. – С зелёным

горошком и сельдереем. Ведь именно так обычно поступают кровожадные чудовища с

непослушными детьми?

Уилл задохнулся. Он чувствовал, что и краснеет, и бледнеет одновременно.

– Сир Риверте… – начал он, но Риверте прервал его:

– Однако, поразмыслив, я рассудил, что это было бы слишком мягким наказанием за ваше

поведение. Поэтому я поступлю с вами иначе. Я поступлю так, что вы будете на коленях

умолять меня о смерти как о величайшей милости.

Он говорил всё ещё этим мертвенным, бесцветным тоном. Уилл снова вспомнил о его

вчерашней угрозе и почувствовал, как волосы у него затылке встают дыбом. Риверте

наклонился, поднимая что-то с пола, и Уилл невольно зажмурился, не желая смотреть на

предназначавшееся ему орудие пытки. Но потом вспомнил, что брат Эсмонт велел ему

быть сильным – и, собрав всё своё мужество, открыл глаза.

Граф Риверте стоял перед ним. В руке у него была гитара.

– Я буду петь вам серенады, – сказал он, и это звучало как приговор.

Секунду Уилл смотрел на него. Потом прижал обе ладони к лицу и расхохотался.

Он смеялся и смеялся, выпуская в смехе напряжение, нараставшее в нём много месяцев,

со дня гибели его отца. Он не мог остановиться; постепенно хохот перешёл во всхлипы,

но Уилл всё равно смеялся, захлёбываясь и задыхаясь. Он понимал, что это истерика, но

поделать ничего не мог.

Тёплые руки легли ему на плечи и привлекли к широкой груди. Риверте снял перчатки, но

Уилл отметил это лишь краем сознания. Всё ещё постанывая от иссякавшего наконец

смеха, он ткнулся лицом в мускулистое плечо, пахнущее потом, кровью и гарью. Этот

запах невозможно было смыть.

– Я иногда думаю, – сказал Риверте, – что ваш кромешный идиотизм является неотделимой

частью вашего непостижимого очарования.

– Не смейтесь надо мной, – пробормотал Уилл, крепче вжимаясь лбом в тёплое сильное

плечо рядом с собой. – Не сейчас. Не надо.

Риверте промолчал, только его руки скользнули с плеч Уилла ему на спину и прижали его

крепче.

Они довольно долго стояли так посреди спальни. Потом Риверте отстранился и окинул

Уилла пристальным взглядом.

– Там стоит таз, – сказал он наконец. – Умойтесь.

Уилл беспрекословно подчинился. Ледяная вода освежила его, он чувствовал себя уже

намного лучше. По правде, очень давно ему не было так хорошо.

– Идите сюда, – позвал его Риверте, и когда Уилл подошёл, ему в руку лёг бокал.

– Пейте. До дна.

Он выпил не отрываясь. Риверте забрал у него бокал, сел в кресло и усадил Уилла себе на

колени.

– Ну, объясните теперь, – сказал он, лёгкими движениями поглаживая его спину, – за каким

дьяволом вас понесло во двор, когда я ясно велел вам сидеть у себя?

– Я не мог остаться в стороне, – просто ответил Уилл. Он выпил вино слишком быстро, и,

в сочетании с недавним срывом, это его совершенно разморило. – Я ведь тоже живу здесь,

под защитой этих стен, значит, должен оборонять их.

– Недурно. Хотя и в высшей степени наивно, ну да чего ещё от вас ждать… Впрочем, если

бы вы ответили, что опасались за мою жизнь, я бы отшлёпал вас за враньё.

– И это тоже, – сказал Уилл – и испугался.

Потому что это была чистая правда.

– Похоже, мне всё-таки придётся вас отшлёпать, – после паузы сказал Риверте. Его рука

переместилась со спины Уилла на его шею. – Хотя, говоря откровенно, сегодня я не