Ведьма по имени Любовь (СИ) - Эльм Александр

Мое сердце ухнуло в пустоту. Я надеялась, что удастся скрывать неземную красу взятых взаймы зенок Мортала хотя бы до момента, когда мы окажемся в полумраке улицы. Не сложилось.

Сняв очки, я с вызовом уставилась на Сына Пустоши. Он отшатнулся и едва не перевернулся вместе со стулом.

— Что? Нравится? — яда в моем голосе хватило бы на пятнадцать — двадцать смертельных доз для слона.

— Я в отпаде. — тихо-тихо отозвался Сын Пустоши. Я напрягла все органы чувств, включая соски на груди, но не почуяла ни тени издевки. Он правда пребывал в шоке.

— Объяснишь причину такой чувствительности? — продолжала я поддерживать имидж «пикирующая стерва». Он поднял глаза, и я увидела — они до краев наполнены страданием.

— Попробую. — он облизал пересохшие губы. — Ты кажешься умной и… необычной. Непохожа на наших дивуль. Будто из другого мира.

«Знал бы ты, насколько прав….» — подумала я. Интуиция у парня впечатляющая.

— Только… — продолжал он. Ты не подумай, что я крутого из себя строю, но… если тебе что-то в моих словах, покажется смешным или… ненормальным — сразу вставай, и быстро уходи. Замечу насмешку — могу не сдержаться. Это… это очень личное.

Он так волновался, что я даже не стала реагировать на прозвучавшую прямую угрозу. Приключение становилось любопытным.

— Говори. Я умею, когда надо, быть серьезной. Например, сейчас.

Сын Пустоши рассказал, что у него редкий сексуальный комплекс. Он реально западает только на женщин — инвалидов. С явным уродством. Весь круг общения парня — жлобоватые мелкие торгаши, среди них нормальными девушками считаются искючительно блондинки, длинноногие, и феноменально глупые. Вздумай Сын Пустоши проболтаться о своих странных вкусах — мгновенно стал бы всеобщим посмешищем. И ни на какую, по-настоящему интересную для него личную жизнь, надежды у парня не было.

Я сняла напряжение, ловко сменив тему, мы проболтали до полуночи.

Когда вышли из бара, я внезапно спросила:

— Мои оригинальные глазки, по-твоему, тянут на инвалидность?

— Да. — он привел большой ладонью по моему лицу, и я поразилась, насколько легкое прикосновение у такой лопаты. Удивляться, стоя ночью лицом к лицу с подвыпившим и расчувствовавшимся парнем — прямое нарушение техники безопасности. За это нарушение я тут же и поплатилась, упустила инициативу. Он поцеловал меня первым. Целовался Сын как бог, голова закружилась.

— «Я понимаю Вить, это нехорошо. — я послала отчаянный беззвучный зов из самой середины дрожащего от желания живота, в пространство, как можно дальше, за тридевять земель, в страшный Домен Фасс, где живут одни демоны — Но это не измена, Витька. Я просто сражаюсь единственным оружием, которое у меня осталось. Мортал Коммандер утратил боевой дух, не шьет, не порет. Все зависит от меня. Я пройду эту Пустошь. Любым способом. Даже таким.

Дальше телеграфировать в эфир я уже не могла. Впилась в рот Сына Пустоши, повисла на его мускулистых лапах, и поплыла.

ЛЮБА Глава 73. Люб, поедем?

ЛЮБА Глава 73. Люб, поедем?

Он облапил меня как медведь, я потерялась в объятиях. Сын Пустоши оказался таким здоровенным, что я чувствовала себя как в доме — сзади, спереди, сверху, со всех сторон, меня закрывал от мира он. Он, подстреленный мной на лету самец. Было уютно, но страшновато. Целуя Игоря, я чувствовала, стремительно, как кофе в турке, вскипающую похоть. Но если он распалится как следует, он же меня задушит! Или оторвет что-нибудь! Нечаянно, в порыве страсти. Ну, так и есть, началось! Он легко вскинул меня в воздух, подставил руки, и понес за угол. Двигался парень со скоростью абсолютно неожиданной для такого шкафа, будто скользил. Я и пискнуть не успела, как оказалась в темном закутке, со всех сторон огороженном кустами и глухими стенами. Мой аманат поставил меня лицом к стене, и потянул за бедра. Я инстинктивно ухватилась, то ли за невидимую в темноте трубу, то ли за карниз, лишь бы как-то противиться, и отлично сделала! Буквально сразу штука, за которую я уцепилась, очень пригодилась как опора. Мой мужик продолжал демонстрировать чудеса ловкости. За две, максимум три, секунды, он умудрился нагнуть меня, закинуть подол платья на спину, спустить трусы и вставить свое орудие. Я задохнулась от возмущения. Отвлекаться на вульгарное изнасилование в мои планы не входило, вот вообще ни разу, я серьезными делами занималась! Я раскрыла рот, собираясь заорать, и увидела перед лицом его ладонь, вполне способную закрыть сразу половину моей, не сильно крупной, мордашки. Но поднимать шум я передумала вовсе не из-за угрозы быть заткнутой. То, что происходило сзади, было гораздо убедительнее любых угроз. Я ошиблась. Это было не изнасилование. Весьма внушительных размеров член вошел в меня, раздвигая все, что можно и нельзя. Но он двигался осторожно, как человек, пробирающийся по пещере без фонарика. Когда Игорь вошел на всю длину и прижался к моим ягодицам, я ощутила, как дрожат от желания его ноги. Он горел, он хотел смять меня как фантик от конфеты, он хотел долбить как перфоратор, пока не пробьет мое тело насквозь. Я знала это так же точно, как то, что меня зовут Люба, и я отдаюсь в кустах, ради того чтобы вернуть погибшего жениха. А Игорь медленно скользил внутри меня. Он ощупывал меня изнутри, он боялся сделать мне хоть чуточку больно! Ему было сто раз забить на то, что сердце подкатило к горлу, в глазах темно, и больше всего на свете хочется проткнуть эту влажную и нежную девку из бара. Он трясся не над своим, готовым лопнуть, членом, а надо мной. И его чудовищная лапа маячила перед моим лицом вовсе не для того, чтобы при необходимости заткнуть мне рот. Его пальцы тянулись ко мне, гладили губы, тыкались в щеки, как слепые щенки в маму-суку. И я, вместо того чтобы заорать, поймала губами его палец, и принялась сосать. Пальцы оказались подходящие — такие толстые, что представить, что сосешь не палец, а член, не составляло никакого труда. А у меня к минету слабость…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Почуяв, что я не бешусь, а ласкаюсь, мой любовник осмелел, и задвигался по настоящему — мощно и плавно, то мельче, то глубже. Я таяла и раскрывалась, все чаще получалось именно глубже. Когда входить стало уже некуда, он начал двигаться резче, нанося удары. Я выплюнула его палец, потому что могла бы и отгрызть. Вместо этого затолкала в рот собственный кулак. Орать было нельзя никак, все-таки хоть и загробное, но общественное место, даже бар еще не закрылся! Внутри меня шторм сражался с извержением вулкана, я истерически гнулась в талии, помогая моему монстру. Он выходил почти до конца и с размаху бил внутрь, с каждым ударом резче и короче. Мошонка шлепала меня по заду так звонко, что сюда должен бы сбежаться весь город… Но мне было уже не до проблем горожан. Пусть делают что хотят — сбегаются, разбегаются…. Я кончала — тягуче, долго и сильно. Сын Пустоши умудрился кончить одновременно со мной, причем извергался почти так же долго как я. Ни за что бы не поверила, что у мужчин такое возможно, но вот поди ж ты…

И мы, не сговариваясь, остановились. Он не вынимал члена, и молча гладил меня по спине, лицу, ногам, всюду, где мог достать. Я медленно-медленно водила бедрами, двигаясь по его члену туда-сюда, мелкими шажочками. По ногам текло, густо и обильно, но вытираться, разгибаться, и вообще суетиться совершенно не хотелось. Сын Пустоши сам выпрямил меня, развернул лицом к себе, и снова слился со мной в долгом — предолгом поцелуе. Как-то у этого типа получалось, что я не ощущала, ну ни капельки обиды. Я, гордая и своенравная, капризная, стою на задворках со спущенными до колен трусами, вся мокрая, можно сказать наизнанку вывернутая, и мне вовсе не хочется, чтобы это безобразие поскорее закончилось, а виновные были наказаны. Мастер ты, Сын Пустоши, вынуждена признать.

Мы вышли из нашего закутка, заметно пошатываясь.

— Люб, поедем?

Он изображал спокойствие старательно, но неумело.

— Куда? — я поняла, что все идет по плану, и можно позволить себе попритворяться дурой.