Забыть и выжить - Фридрих Незнанский

В его кармане зазвучал мобильник. Антон подождал, словно не желая отрываться от своих мыслей, и, когда увидел, что Мила взглядом призывает его обратить внимание, достал трубку из кармана, посмотрел, кто звонит. Хмыкнул, сказал: «Извини, пожалуйста, зам генерального», — и включил связь.

— Слушаю, Константин Дмитриевич, добрый вечер.

Связь была слишком громкая. И Мила слышала абонента, даже если бы и не собиралась этого делать. А Плетнев не видел смысла что-то скрывать от нее.

— Как дела, Антон?

— Весь день допрашивали работничков. Появились первые вопросы. Если по правде, то очень нужен Саша, с его-то хваткой. Пока передал в милицию его фото, уже ищут. Проверять больницы, морги — все, что у них тут есть.

— Не надо нигде проверять, Антон. Он жив-здоров. Я с ним недавно разговаривал. И он меня безумно разозлил. Но… извини, Антон, в чем-то серьезном он прав. К сожалению.

— Ну слава богу, значит, живой! Камень свалился. Он сказал где?..

— Черта с два! Но — в городе. Более того, бодр и агрессивен.

— Ну это как раз неплохо. Если разрушительную энергию направить в нужном направлении, будет огромная польза делу. Константин Дмитриевич, вам это удобнее. Поинтересуйтесь у Ирины Генриховны, может, в Новороссийске у Турецкого есть друзья, приятели? Чтоб хоть точку отсчета иметь.

— Ты сам-то пробовал выйти по мобильной связи?

— Да весь день звонил! Работает связь! А трубку он не включает. Видит же, кто звонит, черт меня побери!

— Ладно, ты там поспокойнее, придумаем что-нибудь. С Ирой поговорю… И потом, я тут одно небольшое расследование тоже проведу по просьбе Сани, будь он неладен, вот, может, тогда и удастся подцепить его на живца. Ладно, как устроился?

— Да есть номер. Неплохой. Прокуратура постаралась. Это в порту, рядом. Тут все, оказывается, рядом.

— Ладно, работайте. Пока.

Антон глубоко вздохнул и отключил трубку, сунул в карман, поглядел печально на Милу. Увидел ее сочувственный взгляд, безнадежно усмехнулся, разведя руками.

— Кто это был, не секрет?

— Какие секреты от таких симпатичных шпионов? Заместитель генерального прокурора Меркулов. Между прочим, большой друг Саши Турецкого. И вот так… Переругались тоже, получается.

— Турецкий — что-то знакомая фамилия. Где-то я слышала?

— Еще бы! «Важняк» Божьей милостью… А слышала, наверное, в связи с террористическим актом в московском детском доме. Это когда он выпрыгнул вместе с террористкой из окна второго этажа, держа ее за руки. Его тяжело контузило, осколками всего иссекло… А его друг, с которым они вместе предотвращали преступление — там же больше сотни детишек находилось, в том зале! — он погиб. Тот, что был бы теперь моим начальником.

— А-а-а, точно, читала в Москве… Ну а ты-то где был?

— А меня вообще тогда не было. Как человека. Как лица… На дне я был… — Антона вдруг потянуло на откровенность. И он спохватился. Незачем это.

— Ты расскажешь? — мягко спросила Мила.

— Не уверен, надо ли тебе это знать. Ничего хорошего… Абсолютно. И стыдно…

— Не может быть. Ты славный парень.

— Ты серьезно? — Антон изумился не только тону, каким это было сказано, но еще и тому, что девушка назвала его именно парнем, а не мужиком, не мужчиной. Что это, ответ на его кокетство по поводу собственной старости? Он ведь уже мысленно согласился с ее оценкой глупой комплиментарности.

— Вполне. А потом, я не исключаю, что могла бы подсказать ход, как выйти на вашего Турецкого. С кем-то же он разговаривает по мобиле, верно?

— Разговаривает.

— Вот давай и подумаем.

— Что, прямо сейчас? — словно испугался Плетнев.

— Вижу, ты не очень хочешь его найти? Я не права?

— Знаешь, за что ты мне нравишься?.. — помолчав, спросил Плетнев. — Нет, не так сказал. За что — это вроде как кто-то с кем-то торгуется. Надо: почему ты мне нравишься?

— А вот это уже любопытно. — Она положила подбородок на кулачки и посмотрела загадочным, словно расплывающимся взглядом.

— Ты глядишь в самый корень… С тобой, наверное, хорошо сердечными тайнами делиться, да? Как твои подруги считают?

— Не знаю. Я не люблю бабских разговоров. Да и с подругами у меня… напряженка… Пойдем покатаемся?

— С удовольствием!..

И снова он обратил внимание, каким ревнивым, даже сердитым взглядом проводила их «золотистая рыбка».

В тамбуре предпоследнего вагона медленно выползающего из города пассажирского поезда, стоя у желтого от старости и несмываемой копоти дверного окна, курили двое. Один был лысоватый, невысокий и худощавый, в джинсах и куртке, надетой белой стороной наружу, с небольшой черной сумкой, висевшей на ремне через плечо. Второй — высокий, похожий на спортсмена, бритоголовый, в спортивном костюме и бейсболке. Его большие карманы на шароварах оттопыривались от какой-то тяжести, спрятанной в них. Оба курили, глядя, как за окном проплывали последние станционные огни.

— Вот и кончилось затмение… — пробормотал низенький.

— А н-на х-хрена оно б-было им н-нужно?

— Я тебя, Логопед, о чем предупредил? — не отвечая на вопрос, заговорил низенький. — Надо было полностью сменить внешность. Другая одежда, бейсболка эта твоя дурацкая, ее ж за версту видать…

— Д-да где ж б-было успеть? — заикаясь, оправдывался высокий. — В-времени с-совсем н-не осталось… С-сам торопил!

— Ну правильно, хочешь жить — умей…

— В-в-вертеться?

— Всюду поспевать, Логопед. Убегать от косой!..

— А м-мне н-не верится, Хохол, что м-мы сд-делали п-п-правильно. З-зачем?

— Чего «зачем»? Ушли?.. А у меня нюх особый.

— А-а-аткуда?

— Учили! Учителя были классные… Да только то, чему научили, теперь никому не нужно. Вот ты из какого класса в школе ушел?

— Из в-восьмого, а-а что?

— Ну и чего помнишь из всех своих наук? Ничего! А какие бабки гребешь? Вот и я… Нутром чую, что нас не отпустят.

— Т-ты д-думаешь?

— Думать надо было, когда подписывались на это дело, а теперь уже поздно… Теперь уходить надо, и как можно быстрей… чертова гусеница, еле ползет. — И он грубо выругался.

«Спортсмен» задумался. Подошел к противоположной дверь тамбура, подергал, она была заперта. Открыл переходную дверь в последний вагон, прошел туда, вернулся, пожал плечами.

— Ага, ты думаешь, они уже толпой стоят, тебя ждут? Нет, кореш, как говорится, п… подкрался незаметно! А мы с тобой уже завязаны в цепочке. Раз первым был куратор, значит, мы с тобой — следующие, и неизвестно, где конец.

— А на х-хрена т-такие бабки т-тратить? Ес-сли к-каждого з-заказывать?

— Потому что дело серьезное. Наверное, крутой за свою репутацию боится… Заказчик крутой, понял?.. В общем, кончаем болтать, давай разбегаться.

— А к-куда? З-заперто!

— Не для нас… — Хохол достал из кармана джинсов тройной ключ проводников и легко повернул запор двери. Открыл и закрыл обратно. — Давай выскакивай на первом же полустанке. И постарайся, чтоб проводница тебя не видела.

— С-спасибо, Х-хохол.

— Валяй, Логопед. Будь осторожен, ни с кем не базлай. Я, когда в девяносто четвертом менял профессию, тоже поначалу на мелочах прокалывался. Давай. — Он хлопнул «спортсмена» по плечу и ушел в последний вагон, заперев на всякий случай переходную дверь за собой.

Логопед курил, глядя в окно. Что-то ему не очень верилось, будто за ними уже началась погоня. Зачем? Логики он никакой не видел в этом. Ведь услуги снова понадобятся! А так что же получается? Если убирать после дела каждого исполнителя, так никого и не останется! Нет, неправ Хохол, просто бздит мужик…

В тамбур вышел пожилой, хромой дядька с палочкой. Он кивнул молча и отошел к противоположной двери, достал пачку дешевых сигарет и начал хлопать себя по карманам в поисках спичечного коробка, наверное. Взглянул на «спортсмена», жестом спросил, можно ли прикурить, и Логопед, искоса глядя в окно, протянул ему свою сигарету. Мужик нагнулся, но тут вагон, как назло, качнуло, и мужик, пытаясь удержать равновесие, чуть не упал на парня. Но устоял.

А через мгновение Логопед вдруг начал медленно оседать, съезжая спиной по вагонной стене, пока не сел на пол. При этом рот его был удивленно открыт, а взгляд странно застыл, уставившись в одну точку.

Пенсионер концом палочки похлопал по оттопыренным карманам парня и, закрыв точно таким же ключом, как у Хохла, дверь в вагон, наклонился над Логопедом…

Глава двенадцатая ПЕРВЫЕ НАХОДКИ

С первыми лучами солнца Александр Борисович был на ногах. Настроение было отменным. Легкая зарядка, от которой он уже стал отвыкать, вернула бодрость телу, а ведро остывшей за ночь воды, опрокинутой на плечи, добавило свежести и мыслям.

Дел на сегодня было намечено немало, и у Турецкого не имелось причины, по крайней мере, отменять какое-то из них. Первым в этом мысленном списке стоял Володя. И, наскоро перекусив, Александр Борисович захватил с собой фотоаппарат и отправился на дикий пляж, к той скале, которую облюбовал для своих «солнечных ванн» этот странный бомж по кличке Полковник.