Пески Палестины - Руслан Мельников

Так… Заряженные арбалеты в оконных нишах. И еще запасные — со спущенными тетивами под каждым окном. Четыре ниши — восемь арбалетов. Наверное, во время боя тут должен стоять дым коромыслом. Одни стреляют, другие заряжают…

А из узких бойниц видно далеко. И на все четыре стороны света видно. Да, хороший обзор. А выше, должно быть, еще лучше.

Бурцев, подумав, взял заряженный арбалет. Еще один протянул Джеймсу. Брави принял метательное оружие без возражений. Самострелы были большими и тяжелыми дальнобойными машинами. И жутко неудобными. Но сейчас лучше с ними. Там, на самой верхотуре, где дежурят эсэсовцы с пулеметом, ножа и меча может оказаться недостаточно.

Глава 48

Снова темная тесная винтовая лестница. Ступать старались осторожно. Шли, готовые к бою вслепую. Самострел в руках, у брави — нож в зубах, у Бурцева — меч на поясе. И не видно ни зги. А ступеньки скрипе‑е‑ели! Так и пели проклятые рассохшиеся ступени. Если фашики услышат…

Их не услышали.

И не могли!

Бурцев уперся теменем в низкий потолок. Не сразу и сообразил, что над головой — крышка люка. Попытался поднять. А ни фига! Даже не шелохнулась.

Вот ведь е‑пс! Он поскребся о доски арбалетом. Стукнул пару раз. Сверху ответили — грубо, раздраженно:

— В чем дело? Сказано же: после вечерней молитвы сюда не лезть.

— Господин Хранитель, премного извиняюсь, но там внизу брат Себастьян говорит крамольные речи, — жалобно проблеял Бурцев. — Об одержимом в веригах, которого повесили у Иосафатских ворот. Говорит, это был посланник Господа, которого…

Оборвали:

— Завтра! Все завтра.

— Но завтра может быть поздно, господин. Брат Себастьян подбивает других братьев на бунт. Неспокойно у нас.

— Сработало. Наверху лязгнуло. Тяжелый люк приподнялся.

— Ну?

В проеме возникло недовольное лицо. Каска надвинута до бровей. Но только до бровей. Рядом с каской ствол «шмайсера» — ищет, кого бы поймать на мушку. Но пока только ищет…

Толстую короткую стрелу Бурцев всадил точнехонько промеж глаз — в незащищенную переносицу. Стрелял почти в упор, так что арбалетный болт прошел сквозь череп, как сквозь сгнившую труху.

Звякнуло где‑то за затылком фрица: тупорылый наконечник, уткнулся в каску, приподнял ее так, словно у эсэсовца волосы вдруг встали дыбом. Тугой ремешок каски впечатался в горло, вздернув кверху бритый подбородок гитлеровца.

«Шмайсер» выпал. Губы немца искривились, часто‑часто задергались. Глаза выпучились. С оперенья закапало. А Бурцев уже откидывал крышку люка, отпихивал навалившийся труп. Откинул. Отпихнул. Выскочил на верхнюю площадку.

В центре — пулемет МG‑42. Треногая станина позволяла крутить ствол на 360 градусов. Дальше — прожектор. И деревянный щит с прикрепленным к нему — ого! — полевым телефоном. Связь с Проходом Шайтана? В самом деле: телефонный кабель переплетался с электрическим и, поддерживаемый стальным тросом, тянулся от звонницы к проволочным заграждениям основных позиций цайткоманды. Между прожектором и телефоном — второй номер пулеметного расчета. Или, наоборот, первый. Фриц суетился. К телефону не лез. Понимал — не успеть уже. Одной рукой рвал из кобуры пистолет, другую тянул к веревке, что свисала сверху. Дотянулся, вцепился в узловатый конец… Мля! Это ж колокол! Щ‑щас ка‑а‑ак громыхнет!

И рот эсэсовца уже раззявлен для вопля.

Рот — заткнуть!

Что было сил Бурцев засадил дужкой арбалета фрицу под кадык. Захлебываясь собственным хрипом, фашик осел под треногу МО‑42.

Колокол — остановить!

Всем телом Бурцев повис на потревоженной веревке. Остановил раскачивающийся маятник. И увидел ствол «вальтера». Ствол смотрел в лицо. Привалившийся спиной к пулеметной станине эсэсовец хрипел и держал пистолет обеими руками. Кричать он сейчас не мог, а вот стрелять…

Эсэсовец жал спусковой крючок и…

«Не промажет», ‑мелькнула мысль, холодная, как сама смерть.

…и не дожал.

Джеймс — вот кто не промазал. Брави опередил немца на долю секунды. В этот раз наемный убийца пустил в ход не привычный кольтелло. Нож остался в зубах брави. Хватать его — означало терять драгоценное время. Дзинькнула арбалетная тетива. Короткий болт пригвоздил фашика к деревянному ограждению звонницы.

Немец выронил пистолет.

Бурцев утер лоб.

— Спасибо, Джеймс.

— Не за что, — криво усмехнулся брави. — Не для тебя стараюсь — для себя. Если ты погибнешь, русич, кто мне тогда выдаст секреты Хранителей? Не забывай, ради чего я пошел за тобой.

— Хорошо. Постараюсь.

Все верно. Папский шпион и тайный убийца Джеймс Банд не бескорыстный помощник и не верный вассал. Наемник. И платой за его услуги будет информация о Хранителях Гроба. Но это позже. Когда они разберутся с немцами и вырвут из лап цайткоманды Аделаидку.

Бурцев осмотрелся, прислушался. Было тихо. И тревоги не было. И колокольня с пулеметом была в их полном распоряжении.

И под пулеметом — коробка с лентой на две с половиной сотни патронов. И рядом еще одна — неоткрытая, непочатая. И можно действовать дальше.

Ну что… Понеслась?!

Бурцев развернул прожектор, полоснул лучом по стражам ордена Святой Марии. Те — ослепленные, удивленные, озадаченные — прикрыли глаза руками, опустили оружие, отступили от костров и постов. И попали под удар. В электрическом свете мелькнули арбалетные болты и стрелы лучников, сверкнули клинки, секиры, наконечники копий… Люди Мункыза и дружинники Бурцева навалились со всех сторон. Часовые не вскрикнули, не пикнули.

Все! Бурцев развернул прожектор, убрал свет. Иллюминации больше не требовалось. Спящих тевтонских братьев, полубратьев и кнехтов повстанцы Эль Кудса вырежут в темноте.

Расправа была недолгой. Церковь Гроба и Сен‑Мари‑де‑Латен больше не принадлежала немцам. Но вот остальной город…

Темнело. В сгущающихся сумерках на улицах отчетливо виднелись факелы и фары рыцарско‑фашистских патрулей. От Яффских ворот доносилось лошадиное ржание и рокот двигателей. Похоже, готовился к эвакуации очередной караван цайткоманды. Где‑то у Северной стены вспугнула тишину трескучая очередь. И еще. Грохнула граната. Неведомые нарушители комендантского часа напоролись на патруль. А может, прошла зачистка в подозрительном доме. Потом коротко рявкнул и умолк пулемет в южной части города — за Проходом Шайтана. М‑да, стрельба после отбоя здесь, по‑видимому, в порядке вещей.

Бурцев не без труда выдрал «шмайсер» из рук мертвеца с арбалетным болтом в черепе. Повесил пистолет‑пулемет на плечо. Спустился с колокольни. Бросил коротко:

— Работаем.

Работали споро. Бурангул и дядька Адам при помощи Мункыза сколотили небольшой отрядец из лучших стрелков. Два с половиной десятка человек, вооруженные тевтонскими луками и арбалетами, по подземному ходу отправились к развалинам госпитальерской резиденции.

Снаряды и горшки с порохом, предназначавшиеся для атаки на Иосафатские ворота, Бурцев распорядился пока припрятать в опустевшем арсенале. Посудины с «греческим огнем» подняли на второй этаж колокольни Сен‑Мари‑де‑Латен. Туда Бурцев поставил Хабибуллу, умеющего обращаться с горючими смесями, и бойцов Бейбарса для прикрытия «огнеметчика».

На самой верхотуре — у пулемета — дежурил Сыма Цзян. Любознательный китаец, как и Ядвига, в свое время изучал под руководством Бурцева стрелковое дело, так что, в случае чего, мог и пальнуть. Впрочем, стрелять без крайней необходимости — без очень крайней — Бурцев категорически запретил. У Сыма Цзяна была иная задача: шарить лучом «колдовского огня» по окрестностям, дабы колокольня не вызвала подозрений у немцев.

Теперь предстояла охота за «шайтановой повозкой». Охотников было немного, чтоб не спугнуть «добычу»: Бурцев, Жан Ибеленский, Джеймс Банд, Гаврила Алексич, Дмитрий, Освальд, Збыслов, да еще Бейбарс пожелал пренепременно сопровождать в этой вылазке «каида Василия‑Вацлава». Не доверял ему эмир, опасался предательства. Пришлось брать с собой — такого не переупрямишь.

Вывели из конюшни рослых тевтонских лошадей. Вся группа захвата облачилась в одежды и доспехи орденских братьев и полубратьев. Напялили кольчуги, плащи с черными крестами, закрытые шлемы‑топхельмы. Бурцев сунул в седельную сумку «шмайсер». А вот латные перчатки надевать не стал: без них все ж таки стрелять удобней.

Бейбарс тоже готовился к операции на свой лад. Нацепил под накидку пращу, прикрепил к рыцарской перевязи суму с десятком небольших булыжников. Что ж, у будущих султанов свои причуды.

Выехали…

Глава 49

Искать пришлось недолго. На конно‑автомобильный патруль они наткнулись неподалеку от Скорнячной улицы. Свет фар, отблески факелов — и вот из‑за угла выруливает армейский грузовик в сопровождении полудюжины тевтонских рыцарей. «Опель‑Блитц» — машина той же марки, что и душегубка с Хлебного рынка, только без брезентового верха. В открытом кузове трясутся Хранители Гроба. Человек восемь. Хорошо так трясутся: фашистские каски с рожками едва не бьются друг о дружку. Все‑таки улочки средневекового Иерусалима — это не ровные немецкие автобаны.