Меня зовут Сол - Китсон Мик

Мо опустила подзорную трубу, обернулась и посмотрела на меня. Улыбнулась.

— Пеппа говорит, что у тебя начались месячные.

— Она всем это рассказывает. Офигеть, как смешно.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Да. Ингрид мне все показала. Правда, пришлось сжечь трусы. Ингрид дала мне таблетку и горячий камень, чтобы приложить к животу.

— Прости, что меня не было рядом. Все было ужасно?

— Да нет, нормально. Ингрид сказала, что я теперь женщина.

Мы посмотрели на нору, но там было тихо. Даже вороны молчали, и листья не шуршали. Ни движения, ни шороха. Мо сидела и смотрела вперед. Потом она меня обняла, и мы еще долго так сидели.

Вдруг из норы показалась барсучья голова с двумя черными полосами. Мо напряглась.

— Сол…

Барсук вылез и остановился, принюхиваясь. Потом вылез еще один и еще. Третий немного побегал вокруг, а потом они все замерли, нюхая воздух. Первый был больше всех. Я раньше никогда не видела барсуков вживую, только в Интернете, и они оказались гораздо больше, чем я думала, и двигались очень легко и плавно. Два барсука поменьше опустили носы к земле. Один время от времени отбегал и возвращался обратно, как будто хотел поиграть. Большой барсук еще понюхал воздух и затопал по старой цепочке следов прямо к нам. Остальные пошли за ним. Мо схватила меня за руку и разинула рот. Глаза у нее горели, она лыбилась, как будто никогда ничего подобного не видела. Барсуки подходили все ближе к нашему дереву, и мы застыли на месте. Наконец мы услышали, как они скребут когтями по снегу, разглядели серые и черные шерстинки у них на спинах, которые шевелились на ходу. Примерно в четырех метрах от нас большой барсук остановился, поднял голову и посмотрел в нашу сторону. Он смотрел нам прямо в глаза, а другие двое ковыряли снег носами и лапами. Потом и они подняли головы. Теперь на нас смотрели три барсука. Было очень смешно, потому что у них стали испуганные морды, а ушки встали торчком. Мо медленно выдохнула. Еще какое-то время мы так и сидели, мы с Мо и трое барсуков.

Потом послышался топот и тяжелое дыхание — я знала, что это Пеппа несется по лесу, так что я обернулась на нее посмотреть. Большой барсук медленно развернулся и потрусил обратно к норе.

— Мо! Сол! — завопила Пеппа издали, а потом подбежала к нам. Барсуки уже спрятались.

— Глазам не верю, — рассмеялась Мо.

— И я. Они обычно ведут ночной образ жизни. Я думаю, что это самка и два детеныша. Им уже почти год, потому что барсуки размножаются в феврале.

Пеппа, подбегая, услышала, что я говорю.

— Прямо как я! Я тоже родилась в феврале! — заорала она и врезалась в нас. Мы упали в кучу листьев.

— Пеппа! — вскрикнула Мо.

Я села и сгребла Пешту в охапку.

— Ингрид сказала бы, что это магия.

— Это и есть магия, — возразила Мо, — я никогда такого не видела.

Пеппа уже встала и отряхивалась от снега и сучков.

— Вы их видели? — спросила она.

— Ага.

Мы встали, вытряхнули одеяло и пошли назад. Мо рассказывала Пеппе про барсуков, и Пеппа немедленно захотела вернуться и посмотреть на них. Я сказала, что они наверняка напугались и больше не выйдут и что нам надо прийти посмотреть на них вечером, когда взойдет полная луна.

— Мо, они хотели на тебя поглядеть, — решила Пеппа.

— Это уж точно. На меня трезвую посмотреть не всем удается.

Ингрид все еще лежала в постели. Мы зашли к ней, она села и сказала, что ей плохо и что спина так и болит. Мо с Пеппой разожгли костер и сходили за дровами, а я вскипятила чайник и пошла к Ингрид. Она полулежала, подложив под себя одеяла. Лицо у нее было серое и усталое. От еды она отказалась, так что я дала ей последние четыре таблетки ибупрофена с кодеином и налила соснового чаю с сахаром.

Я рассказала ей про барсуков.

— Я их часто вижу днем, — улыбнулась она. — Они почему-то любят солнечный свет. Детенышей я видела в июне, пока они были еще совсем маленькие. Они обожают играть. А самец приходил по ночам ко мне в лагерь. Знаешь, что они делают зимой? Спускаются по реке, копают песок и глину и переворачивают камни, под которыми могут быть насекомые. Они очень сильные. Им даже холод не помеха.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Они умеют плавать?

— Да, очень хорошо. Летом детеныши играют в реке. Я видела.

— А можно мы покажем Мо, как печь хлеб?

— Конечно, пусть она знает.

Ингрид плохо себя чувствовала и не вышла, так что мы с Пеппой и Мо замесили тесто в большой миске и испекли хлеб на огне. Мо смеялась и спрашивала:

— Вы уверены, что это так делается? — а я ходила к Ингрид показывать тесто, и она говорила мне, что делать дальше. Месить тесто было ужасно тяжело, так что мы делали это по очереди. Мо с Пеппой перекидывались комком теста, как мячиком. Пока тесто подходило у огня, я сунула картошку в золу и разожгла хлебную печь. Пеппа рассказала Мо про новую книжку. Там был мальчик и его мама, которая умирала от рака, и каждую ночь к нему в комнату приходил монстр и рассказывал страшные сказки. Мо сказала, что это очень грустная книга, но Пеппе почему-то нравилось.

Еще она пересказала Мо «Похищенного» и вспомнила все шотландские слова оттуда. Мо смеялась.

Когда тесто поднялось, я разгребла угли, и мы поставили его в печь. Мо сидела на земле и смотрела, как хлеб готовится.

— Он поднимается! И такой румяный стал! — кричала она. Когда мы вытащили хлеб и положили на камень остывать, она разволновалась. Хлеб был очень красивый и пах лучше всего на свете.

Мы отвели Ингрид в уборную и там оставили, потому что она сказала, что хочет справиться сама. Когда она крикнула, мы привели ее назад. Она попросила нагреть воды и налить в большую миску, чтобы она могла помыться. Когда стало темнеть, мы зажгли у нее в шалаше несколько свечек.

Мы с Мо и Пеппой поели картошки, сыра и хлеба, а Ингрид сказала, что не голодная, и осталась в шалаше. После чая я взяла фонарик, пошла в лес, нашла там еще один молоденький ясень и вырезала из него жердь длиной метра два. Потом я села у костра и стала обстругивать ее ножом. Я хотела склеить две жерди плоскими сторонами при помощи сосновой смолы, а потом связать их паракордом и сделать лук. Я видела на «Ютубе», как это делается. Надо просто снимать стружку, пока палка не станет совсем тоненькой на конце и потолще в середине. Резать дерево ножом Беара Гриллса было совсем легко. Несколько слоев дерева всегда прочнее одного, так мне Иэн Леки говорил.

Пеппа читала книжку при свете фонарика, а Мо пошла к Ингрид. Было совсем тихо, только огонь потрескивал. Это я люблю больше всего на свете. Сидеть ночью у костра, слушать его и резать по дереву. Подул легкий ветерок, довольно теплый, с запада.

Я слышала, что Мо с Ингрид разговаривают, но слов не различала. Потом я почувствовала запах дыма — они курили. Ингрид кашляла. Мо просидела там целую вечность, пока Пеппа читала, а я резала деревяшку.

Потом Мо ушла к себе в шалаш, пошел дождь, и я забеспокоилась, что ее шалаш может протекать. Я зашла к ней. Она уже спала. Еловые лапы отлично работали, внутри было тепло и внутрь не просочилось ни капли.

Глава семнадцатая

Туман

Дождь прекратился, снег весь растаял, остались только серые полумесяцы льда между камнями и за шалашами. Зато в воздухе повис густой белый туман — такой, что от входа в шалаш деревьев я уже не видела. Когда рассвело, я набрала кучку щепок и взяла дров из середины поленницы, потому что снаружи они все отсырели. Одну сухую палочку я настрогала для растопки и подложила к ней щепки и веточки поменьше. Костер сильно дымил и трещал, и над лагерем как будто повисло густое облако дыма и тумана.

А под лагерем словно лежало плоское белое море. Я едва различала деревья, которые были похожи на серые линии в тумане. Ветра не было, и на еловых крышах шалашей и на рукавах моей флиски туман оседал серебристыми каплями воды. Я положила дрова у костра, чтобы они сохли, и отправилась за водой к ручью.