Том 1. Тяжёлые сны - Федор Сологуб

— Позвольте вас спросить, — начала она, — об одном предмете, который в последние дни чрезвычайно интересует и даже волнует меня.

— Сделайте одолжение, — сказал Логин, хмурясь. Серые глаза его стали суровы. Ивакина струсила. А ему было на Анну досадно, — теперь он испытывал это часто: Андозерский делал ей нежные глаза, и она весело говорила с ним. Его румяные щеки лоснились из-под широкополой соломенной шляпы. Логин не понимал, как она может смотреть на этого фата без отвращения и улыбаться ему. Ивакина волнуясь говорила:

— Когда я имела честь быть у вас последний раз, вы изволили упоминать об аэростатах.

— Об аэростатах? — с удивлением переспросил Логин.

«Конечно, — думал он, — нельзя же ей быть прямо невежливою, но зачем ясная доверчивость в глазах, безразличная ко всем? Зачем солнечная улыбка на этого нетопыря?»

— Я тогда не совсем поняла, — лепетала Ивакина. — То есть я поняла, но я хотела бы знать о времени. Вы говорили, что скоро последует прибытие воздушных шаров, но не можете ли вы определить более точно, когда именно это произойдет?

Испуганные глазки Ивакиной уставились на Логина с томительным ожиданием.

— Извините, я что-то не помню, — сказал Логин с мягкою улыбкою.

«Ото, — думал он, — какими жестокими бывают Анютины глазки! Бедный ухаживатель, кажется, наткнулся на хорошенькую шпильку и делает жалкое лицо. Поделом. Но мне непростительно думать, что Анна не видит его насквозь!»

Снял свою мягкую серую шляпу и махал ею перед лицом. Тонкая прядь светло-русых волос над высоким лбом колебалась от движения воздуха. Ивакина шептала:

— Позвольте, я понимаю, что секрет, но я, уверяю вас, не выдам. Я оправдаю ваше доверие. Логин наконец вспомнил.

— Ну, это я неясно выразился. Я хотел сказать, что теперь не всем доступны скорые способы сообщения, — железных дорог мало, воздушные шары не усовершенствованы. А если бы житель каждой деревушки мог легко сноситься с кем угодно, жизнь изменилась бы.

На лице Ивакиной отразилось сначала разочарование, потом недоверчивость. Она обиженно сказала:

— Нет, я вижу, вы не хотите оказать мне доверия. Но это совершенно напрасно. Конечно, я не принадлежу к партии действия, но я глубоко презираю те злоупотребления, которые держат наш бедный, заброшенный край в глубоких объятиях мрака невежества и суеверий. И если ожидаются какие-нибудь неожиданные акты, которые двинут вперед дело цивилизации и прогресса, то я, как всякий искренний друг народа и просвещенной культуры, буду искренно радоваться.

«Вот дура какая досадная! — думал Логин. — Ей хочется, чтоб я преподнес ей какую-нибудь нелепость. Ну что ж, изволь!»

И он сказал ей шепотом:

— Здесь могут услышать. Посмотрите, — сказал он громко, — за рекой деревянные развалины, — что-то вроде мельницы. Через полчаса, — опять шепнул он, — я там буду.

Он отошел от Ивакиной. Глаза его глядели устало и слегка насмешливо.

Ивакина заволновалась и стала пробираться к кустам. Она приняла так много предосторожностей быть незамеченною, что все заметили ее желание скрыться. Но у нее был такой несчастный вид, что никто не мешал ей, и только Баглаев начал объяснять что-то на ухо Андозерскому, давясь от хохота. Андозерский выслушал, захохотал, хлопнул Баглаева по плечу и закричал:

— Ах ты, брехун, что выдумал!

Баглаев испугался и растерянно забормотал:

— Ну, ну, пожалуйста, ты вслух не повторяй, здесь барышни.

— Так ты и не говори при барышнях — таких вещей, гусь лапчатый!

— Ну, ну, нализался ни свет ни заря, да и безобразничаешь, — надо и стыд знать.

— Выпьем, брат Юша, лучше, — примирительно сказал Андозерский.

— Ну, вот это — дело. А то что хорошего так-то, — рот нараспашку, язык на плечо. И хлобыснуть можно.

— И при барышнях можно?

— Это, брат, всегда можно. Ее же и монахи приемлют.

Евлалия Павловна беседовала тихо с юным товарищем прокурора. Ее щеки раскраснелись, а Браннолюбский млел и таял. Биншток смотрел на них и злился. Когда Браннолюбский отошел, Биншток горячо заговорил о чем-то шепотом; он наклонялся к самому уху Евлалии, под ее широкую, нарядную шляпку Она досадливо отклонилась от него и сказала негромко:

— Ах, оставьте, — что вы за жених!

— Что ж такое! Я, кажется… Положим, я теперь мало получаю, но у меня есть протеже. Евлалия засмеялась язвительно.

— Протеже! Туда же! А с Жозефиной кто целовался?

Она отошла от Биншток а. Он сделал сердитое лицо и стал иронически улыбаться. Логин подошел к нему. Биншток сказал злобно:

— Ну, люди здесь! Скандал!

— А что?

— Сплетники, клеветники. Знаете, например, что про вас говорит Браннолюбский? Логин нахмурился и спросил:

— А помните, что вы сами обо мне говорили? Глаза Биншток а смущенно забегали.

— Что вы, Василий Маркович, когда же это? Кто это вам сказал? Поверьте, я всегда за вас, а вот Андозерский…

— Не желаю этого знать, — сухо прервал его Логин и отошел от него.

Биншток торчал среди полянки и сконфужена о улыбался.

Меж тем, в ожидании завтрака, общество расходилось с лужайки в лес. Барышни вздумали купаться: Валя обещала показать превосходное место. Но когда уже совсем собрались уходить, Анна сказала что-то на ухо Клавдии. Клавдия покраснела и села на прежнее место.

— Что же ты, не пойдешь? — спросила ее Анна.

— Конечно, не пойду.

Так и я не пойду, — сказала Анна и тоже села.

Остались и другие. Клавдия тихо сказала Анне:

— Ты же сама говоришь…

Анна взглянула на нее холодными, ясными глазами, повела плечом и лениво ответила:

— Я наверное не знаю, — я только так подумала. Да и не все ли равно?

Валя и Варя попытались было уговорить других идти с ними, потоптались, похихикали и пошли себе одни. Анна посмотрела за ними с равнодушною улыбкою и сказала:

— Все ушли понемногу, пойдем и мы куда-нибудь.

Она пошла в другую сторону от ручья, между кустами и дорогою. Клавдия и Нета шли за нею.

— Как надоели мне эти господа! — говорила Клавдия. — Как с ними мучительно скучно!

Анна задумалась о чем-то. Почти бессознательно сорвала она тонкую ветку, оброснула ее и легонько покачивала ею по своему платью.

— Кажется, он не вовремя затеял это, — сказала она вдруг.

— Ты про кого это? — удивилась Клавдия.

— Я думаю про Логина.

— Ты уж не влюбилась лир-воскликнула Нета и засмеялась. — Вот уж прелесть! Какой-то неодушевленный.

Анна покраснела и сказала:

— А ты, одушевленная…

— Да уж я, конечно, — с бойкою гримасою говорила Нета.

— А он что?

Нета быстро огляделась-никого близко не было.

— Не знаю, как быть, — зашептала она, — хоть убегом венчайся, так ни за что не отдадут.

— Поэтично! — насмешливо сказала Клавдия.

— Вот уж нет, — одна досада! То ли дело, как все по порядку.

— Фата, цветы, подружки, певчие, — тихо улыбаясь, говорила Анна.

Логин стоял на мостике, который своими полу с гнившими досками уныло навис над веселым ручьем Безоблачно ясен был день — безнадежно тоскливо было в душе Логина.

Андозерский и Баглаев подошли к нему. Оба они были чем-то радостно возбуждены. Андозерский сказал со смехом:

— Барышни не пошли купаться, — жаль! Все Анюточка виновата.

— Что ж, ты подсматривать собирался? — спросил Логин почти враждебно.

— А то зевать, что ли? Ну да ничего, и эти две сестрицы недурнененькие, как веретенца ровненькие.

— Сущие лягушки по грациозности, — сказал хихикая Баглаев. — Пойдем, спасибо скажешь.

— Они не обидятся, — убеждал Андозерский. — Нарочно на видное место пошли.

Они оба потянули за собою Логина, но он наотрез отказался, — и они отправились вдвоем подсматривать за купающимися девицами. Сестры плескались в ручье на открытом месте, где было широкое русло. Еще издали были слышны их крики и визги и всплески воды под их ногами. Андозерский и Баглаев остановились за кустами и смотрели на купальщиц. Потом присели на корточки и пробрались поближе к берегу.

Валя метнула на них вороватыми глазами, затрепетала от веселой радости и сделала вид, что не замечает никого. Тихонько сказала что-то сестре. Варя посмотрела в ту же сторону и тоже притворилась, что ничего не видит. Сестры смеялись и плавали, и брызги воды вздымались со звонким, стеклянным плеском из-под их проворных ног. Сильные, стройные тела под ярким, веселым солнцем выделялись розово-золотистыми яркими пятнами среди белых брызг, синей полупрозрачной воды, веселой зелени леса и желтой полосы прибрежного песку, на котором лежали платья. Тяжелые черные волосы красиво осеняли загорелые лица с блудливыми глазами и пышно-багряными щеками.

— Вот бы сюда Гомзина, — захихикал Баглаев, — то-то бы он зубами защелкал.