КГБ - Олег Гордиевский

Полвека спустя КГБ, несмотря ни на что, продолжает настаивать на том, что Промышленная партия была подлинным «подпольным шпионским центром, направляемым и финансируемым западными секретными агентами, а также бывшими крупными русскими капиталистами, находившимися в Париже». Гордиевский не знал ни одного сотрудника КГБ, который относился бы к этой глупости серьезно. На первый взгляд 50 лет тому назад, в 30-е годы, отношение сотрудников ОГПУ к этому процессу было столь же циничным, а дело Промышленной партии от начала до конца было не чем иным, как вымыслом. Но в действительности все было не так просто. Сотрудники ОГПУ действительно обнаружили недовольных инженеров и руководящих работников, которые ненавидели советский режим и поддерживали различные связи с белым зарубежьем. Неизлечимая мания видеть во всем заговор заставила ОГПУ решить, что оно имеет дело с высокоорганизованным контрреволюционным заговором, в котором империалистические агенты обязательно должны играть определенную роль. Затем коллективно был написан сценарий и поставлена драматическая пьеса о заговоре в назидание советскому народу, его друзьям в Коммунистическом Интернационале и другим прогрессивным силам за рубежом. Признания самих «заговорщиков» делали сталинские назидательные спектакли еще более убедительными. В 1967 году одна из жертв ранних показательных процессов дает следующее письменное показание под присягой прокурору СССР, рассказав о методах, которые применяло ОГПУ для получения показаний:

«Некоторые поддавались обещаниям о вознагражении, другие, кто пытался сопротивляться, „делались разумными“ после физических методов воздействия… Их били по лицу, голове, половым органам, бросали на пол, пинали ногами, душили до тех пор, пока кровь не переставала поступать к голове, и т.д. Их держали на конвейере, не давая заснуть, бросали в карцер, — полураздетых, босых, в холодную камеру или в камеру без окон, где было невыносимо жарко и душно… Для некоторых устрашение. такими методами с соответствующей демонстрацией было достаточным.»

Очень немногие из тех, для кого устраивались эти показательные процессы, сомневались в их подлинности. Даже троцкисты, несмотря на то, что и их преследовало ОГПУ, были уверены в существовании заговора Промышленной партии. Троцкий считал, что «специалисты-вредители» были «наняты иностранными империалистами и продажными русскими эмигрантами». Члены подпольной троцкистской организации в Москве считали, что гнев рабочих, направленный на «специалистов-вредителей», является убедительным свидетельством «их подлинного революционного энтузиазма». Рабочий с фабрики «Красный пролетарий» рассказывал 40 лет спустя: «Гнев и возмущение рабочих, которые клеймили деяния предателей, останутся в моей памяти на всю жизнь».

Результаты процесса над Промышленной партией оказались совершенно неожиданными. Под аплодисменты и радостные возгласы зрителей судья вынес пять смертных приговоров. Два дня спустя было объявлено, что смертные приговоры заменены на десятилетний срок заключения. Впоследствии некоторых тайно оправдали. Такая перемена настроений была вызвана исключительно экономическими причинами. Несмотря на подготовку нового поколения технократов, быстрое развитие страны в первой пятилетке выявило очевидную зависимость советской экономики от знаний «буржуазных специалистов». Выступая на конференции руководителей промышленности, состоявшейся в начале 1931 года, Серго Орджоникидзе, который возглавил Высший совет народных хозяйств страны во время процесса над Промышленной партией, подчеркивал необходимость «осторожного подхода к специалистам», которые «работают честно». Весной Совет пересмотрел рад дел сосланных или заключенных и тюрьму инженеров, которые подали аппеляцию. Сам Сталин лицемерно заявил в июне 1931 года: «Мы всегда рассматривали и продолжаем рассматривать „нападки на специалистов“ как вредное и отвратительное явление.» Сталин призывал «к максимально осторожному отношению к специалистам, инженерам и техникам старой школы, которые решительно перешли на сторону рабочего класса.» Редко выступавший в прессе Менжинский, отмечая в своей статье в «Правде» мудрость сталинской речи, подчеркивал, что Дзержинский часто использовал имеющиеся у ОГПУ средства для «защиты специалистов от различного рода преследований».

Однако мораторий на «нападки на специалистов» не положил конец шпиономании. Сталин и многие сотрудники ОГПУ продолжали считать, что контрреволюционный заговор предателей и иностранных врагов был частью долгосрочного плана по саботажу советской экономики. В марте 1933 года шесть английских инженеров-электриков компании «Метрополитен Викерс», работавшие на строительстве одного из промышленных объектов в России, были арестованы вместе с большой группой вредителей по обвинению в саботаже и шпионаже. Если не считать того, что английские инженеры получили информацию о советской экономике, которая, по словам исполнительного директора «Метро-Вик», «носила общий характер» (возможно, подобную информацию можно было свободно получить и на Западе), саботаж, как и в предыдущих случаях, был чистым вымыслом. К этому времени процедура проведения показательных процессов в здании бывшего Дворянского собрания была уже хорошо отработана. Русские обвиняемые признались в совершении вымышленных преступлений: «Словно послушные животные, готовые беспрекословно подчиняться малейшему движению хлыста в руках дрессировщика, все они внимательно следили за прокурором Вышинским. Когда им предоставили „последнее слово“, все они просили о помиловании и обещали искупить вину, причем речь каждого из них по своему стилю и выражениям сильно напоминала аналогичные выступления подсудимых, проходивших по шахтинскому делу.»

Английские инженеры сыграли свою роль менее профессионально. Двое из них еще до суда во всем «признались» ОГПУ, но во время заседаний суда они оба отказались от своих показаний (один, правда, впоследствии вновь изменил свое решение). Другой обвиняемый в ходе открытого слушания выступил с беспрецедентным заявлением, сказав, что «обвинение сфабриковано… и основано на показаниях, которые дали запуганные заключенные». Все русские обвиняемые, за исключением одного, а также два инженера «Метро-Вик» были приговорены к различным срокам тюремного заключения. В ответ на это английское правительство объявило торговое эмбарго, которое было отменено в июле 1933 года, после того как британские инженеры были освобождены.

Во время первой пятилетки ОГПУ возглавляло не только борьбу с саботажем в промышленности, но и кампанию по коллективизации сельского хозяйства. Самым значительным достижением насильственной коллективизации стало то, что Сталин назвал «ликвидацией кулаков как класса». Поскольку кулаки были заклятыми врагами движения коллективизации, их уничтожение было одним из главных условий ее проведения. «Кулаками» называли не только зажиточных, но и всех, даже бедных крестьян, которых подозревали в сопротивлении коллективизации, например, тех, кто регулярно ходил в церковь. Первые массовые аресты глав кулацких семей были произведены ОГПУ в конце 1929 года. Все они были расстреляны. Затем, в начале 1930 года тысячи кулацких семей были согнаны на железнодорожные станции, погружены на платформы для перевозки скота и отправлены в необжитые районы арктической части Сибири, где и были брошены на произвол судьбы. Политбюро меньше всего заботило, выживут они или нет. Эта операция по переселению около 10 миллионов крестьян оказалась слишком масштабной для ОГПУ. 25 тысяч молодых членов партии, так называемые «двадцатипятитысячники», пройдя двухнедельный курс подготовки, были направлены в сельскую местность для оказания помощи ОГПУ по выселению кулаков и организации колхозов. Уверенные в своей правоте, с удивительными жестокостью и рвением, они боролись с классовым врагом, замышляющим контрреволюционный заговор с целью воспрепятствовать победе социализма. Их опыт поколение спустя был повторен красными гвардейцами во время проведения культурной революции в Китае. Один из «двадцатипятитысячников», Лев Копелев, впоследствии писал: «Я был уверен, что мы были солдатами невидимого фронта, которые вели войну против кулаков и саботажников во имя хлеба, в котором нуждалась страна в первую пятилетку.» Но для некоторых старых офицеров ОГПУ то, что они испытали, видя страдания и ужас миллионов выселяемых из своих домов крестьян, оказалось невыносимым. Исаак Дойчер рассказывал о своей встрече с уполномоченным ОГПУ, который недавно вернулся с задания из деревни: «Я старый большевик, — говорил он мне со слезами на глазах, — я боролся против царя, потом воевал на Гражданской войне, неужели я делал все это для того, чтобы теперь окружать деревни пулеметами и приказывать своим солдатам стрелять не глядя в толпу крестьян? Нет, нет и нет!»