Восстановление самости - Хайнц Кохут

Я имею в виду сравнение между часто встречающимися у человека случаями патологии самости, когда первичный дефект — болезненная, не получившая зеркального отражения самость — скрыт беспорядочным и садистским поведением по отношению к женщинам, и столь же часто встречающимися случаями, при которых защитное укрытие состоит из фантазий.

Вот почему, например, если сосредоточить наше внимание на двух конкретных клинических случаях, мистер М. (см. главу 1), страдавший нарциссическим нарушением личности, ограничивался в основном садистскими фантазиями о женщинах, тогда как мистер И. (Kohut, 1971, р. 159–161; р. 167–168), страдавший нарциссическим нарушением поведения, действительно вступал в отношения со многими женщинами, которых он контролировал и подчинял себе и с которыми он обращался садистски[55]. Ответ на этот вопрос — каким бы неполным и предварительным он ни был — следует расценивать как попытку внести свой вклад в написание очень сложной главы в психоаналитической теории и практике, как попытку разрешить досаждающую проблему неврозогенеза: почему одни люди становятся невротиками или у них развиваются нарциссические нарушения невротического типа, тогда как у других происходит отыгрывание и они становятся извращенцами, преступниками или наркоманами.

Если сравнить мистера М. и мистера И. в этом отношении, то мы можем сразу сказать, что их защитные структуры имеют нечто общее: их садизм по отношению к женщинам обусловлен потребностью вынудить ответ зеркально отражающего объекта самости. Другими словами, мы можем определять функцию защитных структур этих двух пациентов, применив к ним формулу, сходную с той, что я предложил в другом контексте для объяснения феномена «нарциссического гнева» (Kohut, 1972, р. 394–396). Садистские фантазии мистера М. и донжуанское поведение мистера И. можно рассматривать как разновидность нарциссического гнева, при котором доминирующим мотивом является не столько месть, сколько желание повысить самооценку.

Но что является доказательством нашего вывода, что фантазии мистера М. и поведение мистера И. представляют собой психологические действия, подкрепляемые защитными, а не компенсаторными структурами? На этот вопрос ответить нетрудно: наш вывод основан на том, что в обоих случаях психологические действия одним только шагом удалены от основного дефекта в самооценке. Например, в динамике переноса легко можно было обнаружить, что фантазии мистера М. и беспорядочное половое поведение мистера И. всегда активизировались, когда пациенты чувствовали, что аналитик не отвечал им эмпатически; фантазии мистера М. и беспорядочное половое поведение мистера И. прекращались, как только они чувствовали, что аналитик восстановил эмпатический контакт, с пониманием отвечал на их чувство нарциссического лишения — другими словами, как только связность их самости укреплялась или их самость становилась более сильной благодаря правильной (эмпатической) интерпретации со стороны аналитика.

На фоне идентичных защитных структур этих двух пациентов я могу очертить теперь те структуры, которые различались. Говоря кратко, существенное сходство структур наводит на мысль о том, что различия в их проявлениях следует объяснять не в рамках динамического подхода классической метапсихологии, а в рамках психологии самости. В частности, я предполагаю, что требования, выдвигаемые болезненной самостью, были более интенсивными, более настойчивыми, более примитивными у мистера И., чем у мистера М. Но чем обусловлены эти различия? По крайней мере частично они объясняются тем, что у мистера И. отсутствовал даже минимум целеполагающих структур, оставшихся, однако, у мистера М. — хотя далеко не полностью — от идеализированного объекта самости, его отца. Оба родителя мистера И. не были способны эмпатически отвечать на его нарциссические потребности; он был не только беззащитен перед крайне неэмпатической матерью (которая, например, заводила разговор со своими друзьями о гениталиях его брата, причем в его присутствии), но также и перед поглощенным собой, жаждущим самоутвердиться отцом, который стремился затмить сына, сместить внимание с него на себя и не мог гордиться успехами мальчика. Поэтому у мистера И. не развились компенсаторные структуры (то есть система идеалов и соответствующих исполнительных функций Эго), которые хотя бы частично развились у мистера М.

Пожалуй, здесь будет уместно одно техническое замечание. Я думаю, что при клиническом лечении таких пациентов аналитик мало чего добьется неодобрением нацеленного на повышение самооценки поведения этих людей, для которых отыгрывание служит проявлением защитных структур. Вместо того чтобы оказывать моральное давление, аналитик должен объяснить пациенту, что его поведение обусловлено не либидинозными, а нарциссическими потребностями. Он должен, в частности, постоянно показывать пациенту, анализируя периоды активности или спада садистского беспорядочного полового поведения пациента, что его защитные действия связаны с усилением или ослаблением проявлений, проистекающих из первичного дефекта в нарциссической сфере (его апатии или депрессии, его низкой самооценки); и он должен прежде всего обеспечить проработку различных нарциссических переносов, чтобы постепенно ослабить потребность пациента в асоциальном поведении, скорректировав его первичный дефект и повысив эффективность его компенсаторных структур.

Я полагаю, что основой клинической установки аналитика должно быть понимание им того, что защитные действия анализанда неэффективны. Вместо неодобрения в силу этических причин терапевт должен продемонстрировать пациенту, что его поведение не ведет к результату, к которому тот стремится. Другими словами, аналитик может сказать пациенту в соответствующий момент, что его попытка повысить свою самооценку при помощи своего защитного промискуитета напоминает попытку человека с желудочной фистулой утолить ненасытный голод, постоянно принимая пищу[56]. Иначе говоря, именно неэффективностью защитных маневров и объясняется то, почему к ним непрестанно обращаются. Размеры списка Лепореллр (у мистера И. действительно была подобная записная книжка с телефонами номеров доступных женщин) является признаком интенсивных неудовлетворенных потребностей в сфере самооценки, переживаемых по крайней мере некоторыми донжуанами. (Но не Доном Жуаном Моцарта и Да Понте). Поведение этого бессмертного персонажа, скорее всего, обусловлено прочно связанной, непокорной и сильной самостью. (Ср. в данном контексте анализ «Дон Жуана» Моцарта у Моберли [Moberly, 1967].)

Анализ психопатологии у мистера М. и мистера И. был предпринят с целью объяснить динамические и экономические различия между нарциссическими нарушениями личности и нарциссическими нарушениями поведения. Однако, несмотря на все различия, эти случаи имеют много общего. Не только, как я уже говорил выше, динамическое значение их защитных психологических действий, в сущности, идентично, но они имеют также одинаковую генетическую подоплеку. В частности, оба они относятся к определенной генетической констелляции в сфере патологии самости — характерным особенностям и воспитанию, — с которой я часто встречался. Она включает в себя несколько взаимосвязанных факторов: серьезное нарушение грандиозно-эксгибиционистского компонента ядерной самости из-за значительно искаженного зеркального отражения со стороны матери, страдавшей серьезным нарциссическим нарушением личности или даже латентным психозом, и достаточно серьезное нарушение компонента ядерной самости, содержащего идеализированные направляющие ценности — это нарушение было более значительным у мистера И., чем у мистера М., — обусловленное тем, что отец, к которому пытался обратиться ребенок в своем стремлении найти поддержку через слияние с идеализированным родительским имаго, не был в достаточной мере доступен ребенку.

Подобные случаи часто встречаются в современной психоаналитической практике, особенно в тех патогенных семейных констелляциях, когда мать страдает серьезной патологией самости, а отец отказывается от семьи эмоционально (например, уходя в свои дела или в работу либо тратя все свое время на развлечения и хобби). Другими словами, отец, пытаясь спастись от деструктивного влияния жены, жертвует ребенком, который остается под патогенным влиянием матери. Основная причина, почему я выделяю эту констелляцию, связана не с ее распространенностью, а скорее с тем, что она с большой ясностью показывает, что нарушение самости возникает вследствие лишения ребенка благотворных отношений с объектами самости в двух важных сферах развития ядерной самости, — что благотворное взаимодействие с идеализированным объектом самости не устранило вреда, нанесенного патогенным взаимодействием с зеркально отражающим объектом.