Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Ну и отлично, англосаксонский дикарь! — завопил Сэм, теряя самообладание, но тут же вспомнил о своих недавних поисках кармы и вернулся к прежнему тону. — Я точно помню слова Арона: «Поговорим же мы обо всем завтра». Это как раз то, что сказал он. А «завтра» само по себе не сводится к какому-то определенному часу. Поэтому, представляя собою вторую сторону, чье мнение также должно учитываться, я предпочитаю истолковывать слово «завтра» как широкое временное пространство, поскольку первоначально это понятие, если обратить внимание на его этимологию, означало «к утру», хотя каких-либо хронологических ограничений в отношении остальной части дня вплоть до наступления сумерек не устанавливалось...

— Сэм, не принести ли тебе грелку со льдом или аспирину?.. А может, ты хочешь бренди?

— Оставь все, это чума планеты! Ты выслушаешь все мои соображения, и на этом мы покончим.

— "Покончим"? Вот это слово из моего лексикона! Это я понимаю, мальчик!

— Уймись! — оборвал Дивероу Хаука, подходя к двери и не замечая того, что злополучное пятно от пролитого кофе на его светлых брюках угрожающе расползалось. — В заключение я объявляю о своем решении: свое совещание мы проведем после обеда. Что же касается более точного определения времени, то мы согласуем этот вопрос по телефону.

— Куда же ты собрался, сынок?

— Туда, где обрету я наконец уединение и душевный покой и погружусь в мир своих размышлений. Мне о многом надо подумать, мистер Монстр! В общем, я иду домой, в свою берлогу. Приму горячий душ. Пробуду под ним не менее часа, а потом посижу на своем любимом стуле и поразмыслю обо всем. Au revoir, mon ennemi du cocur[77], поскольку все так и есть.

— Что именно?

— Увидимся позже. До свидания, генерал-идиот! Выйдя в коридор, Дивероу закрыл за собою дверь и направился к лифту, расположенному справа от номера Пинкуса. Исчерпав в разговоре с Хауком чуть ли не все свои знания французского, он снова обратился мыслями к Аную и тому заключению, к которому пришел драматург: бывают времена, когда остается только одно — кричать. И хотя ситуация сейчас вполне соответствовала этому высказыванию, Сэм решил все же не поддаваться искушению и ограничился лишь тем, что нажал на кнопку лифта, вложив в это действо всю силу своих чувств.

Когда дверь лифта открылась, Дивероу вошел внутрь и коротко и бездумно кивнул женщине, которая уже была в кабине. Потом взглянул на нее повнимательнее. И в тот же миг перед взором его сверкнула молния, в ушах загрохотал гром, забила ключом кровь, и от того состояния полуопьянения, в котором он только что пребывал, не осталось и следа. Она была великолепна, бронзовая Афродита с блестящими черными волосами и излучавшими божественное сияние глазами какого-то невероятного, неописуемого цвета! Должно быть, сам Бернини[78]изваял ее лицо и тело!

Девушка ответила ему скромным взглядом, потом перевела глаза на большое влажное пятно на его брюках.

Не замечая ничего, кроме ее красоты, и ощущая страшную слабость в коленях, Дивероу бросил внезапно:

— Вы выйдете за меня замуж?

Глава 11

— Один лишь шаг в мою сторону, и вы на месяц лишитесь зрения! — С быстротой, достойной детектива, напавшего на склад наркотиков, потрясающе красивая бронзовокожая девушка открыла свою сумочку и выхватила из нее маленький металлический цилиндр. Вытянув руку вперед, она нацелила тюбик «мэйса» со слезоточивым газом прямо в лицо Дивероу, стоявшего от нее не более чем в трех футах.

— Подождите! — закричал Сэм, поднимая руки над головой в знак того, что сдается. — Простите, пожалуйста! Прошу вас! Я не знаю, почему я поступил так. Это вырвалось у меня как-то само собой... По-видимому, вследствие стресса и переутомления... С головой творится что-то неладное.

— И не только с головой, но и, судя по всему, с телом тоже, — произнесла незнакомка ледяным тоном, скользя взглядом вниз по брюкам Дивероу.

— Что? — Сэм, проследив за ее глазами, понял, что она имела в виду. — О Боже, так это же кофе!.. Самый настоящий кофе!.. Видите ли, я всю ночь работал. У меня сумасшедший клиент... Вероятно, вы не поверите этому, но я юрист... Так вот, он припер меня к стенке, довел до крайности, и, когда мне уже совсем стало невмоготу, я решил выпить кофе и случайно пролил его... Мне хотелось как можно быстрее выбраться отсюда, и в спешке я забыл пиджак. — Тут Сэм вспомнил внезапно, что этот предмет его одеяния остался у какого-то бородатого грека. — Впрочем... Но это не столь уж важно... Все вышло как-то ужасно нелепо!

— Эта мысль тоже пришла мне в голову, — заметила девушка, изучая Сэма, и затем, удовлетворенная осмотром, убрала свой «мэйс» обратно в сумочку. — Если вы действительно юрист, то я предлагаю вам оказать мне некоторую помощь еще до принятия судом по этому вопросу специального решения.

— Я считаюсь юристом высшего класса, — заявил энергично Дивероу, вытягиваясь во весь рост. Однако общее впечатление было несколько подпорчено тем, что он был вынужден прикрывать руками мокрое пятно на брюках. — Право же!

— И где же вас считают таким? В Американском Самоа?

— Прошу прощения?

— Ладно, забудьте об этом. Просто вы напомнили мне кое-кого.

— Уверяю вас, я вовсе не такой идиот, каким вам показался, — промолвил Сэм, продолжая испытывать некоторую неловкость.

— Я бы не поставила на это сколь-либо большую сумму.

Лифт замедлил ход перед остановкой.

— Да и десяти центов тоже, — добавила девушка спокойно, когда дверь лифта открылась.

— Прошу прощения? — вновь повторил свой вопрос Дивероу, когда они выходили в холл.

— Не обращайте внимания, это я так. Говоря откровенно, ваше поведение ввергло меня в ужас. Мне никогда раньше не приходилось сталкиваться ни с чем подобным.

— Это свидетельствует лишь о том, что мужчины в Бостоне слепы, — высказался Сэм самым решительным образом, не вкладывая в эти слова никакого двойного смысла.

— Вы мне снова напомнили его.

— Надеюсь, мое сходство с тем человеком не столь уж неприятно?

— Пусть вас это не волнует... Лучше смените брюки, если у вас впереди заседание.

— Пока не к спеху. Этот измученный стрессами сыщик от юриспруденции возьмет сейчас такси в надежде добраться домой без телесных повреждений к началу следующего раунда собачьих бегов.

— Я тоже беру такси.

— Позвольте же мне по крайней мере дать чаевые швейцару, чтобы подкрепить свое извинение парой долларов.

— Подход вполне юридический. Возможно, вы и впрямь хороший юрист.

— Неплохой! Хотел бы я, чтобы вы нуждались в совете юриста.

— Сожалею, Кларенс Дарроу[79], но это уже лишнее. Вручив швейцару его чаевые, они вышли на улицу.

— В свете моего ослиного поведения вы, полагаю, не захотите встретиться со мной снова, — сказал Дивероу, придерживая дверцу такси, когда девушка садилась в машину.

— Дело не в вашем поведении, советник, — ответила сирена его утренних грез, снова открывая сумочку и, к облегчению Сэма, вынимая на сей раз клочок бумаги. — Просто я пробуду здесь один-два дня. И у меня не найдется ни минуты свободного времени.

— Весьма сожалею, — произнес Дивероу смущенно.

И тут его дама утреннего солнца повернулась к шоферу и назвала ему адрес.

«Боже милостивый!» — прошептал Сэм в шоке, закрывая дверцу.

Заседание... Кларенс Дарроу... Советник... Повестка дня... И его собственный адрес, который эта девица дала шоферу.

* * *

Сидя на стуле в своем Овальном кабинете, президент Соединенных Штатов возбужденно подался вперед.

— Давай, Рибок! Давай же, сукин сын! — кричал он раздраженно. — Должен же и суд взять на себя долю ответственности в случае малейшей опасности, что в фалды наших смокингов подует ветер с этих агрессивных островов в Карибском море, не говоря уже о сверхдержавах Центральной Америки!

— Господин президент, — прогундосил уныло председатель Верховного суда, усугубляя и без того мрачное впечатление от его голоса гнусавыми нотками, вклинившимися в его речь. — Нашей правовой системой — этим детищем свободного общества — предусмотрены оперативное отправление правосудия и своевременное и адекватное возмещение нанесенного ущерба. Так что слушания по делу племени уопотами должны быть открытыми. В случае же задержки судопроизводства нам могут напомнить известную формулу: «Запоздалое правосудие есть отсутствие такового».

— Я в прошлый раз слышал от тебя, Рибок, нечто подобное, но так ничего и не понял.

— Право? А ведь я был тогда в ударе. И к тому же, как передавали мне, я считаюсь мастером вдохновенных речей.

— Но речи свои ты произносишь в соответствии с исповедуемыми тобою принципами, господин председатель Верховного суда...

— Вы хотите сказать, что я вполне искренен в своих выступлениях? — перебил президента председатель Верховного суда. — Не так ли?