Желания - Ирэн Фрэн

Нюманс, похоже, очень гордился своей подругой. Тренди признал, что не без оснований. Он знал «Наслаждения Макао» — часто бывал там со своими друзьями, а потом Дрогон отправил его к Рут. Вечность назад, подумалось ему. Воспоминания, оставшиеся у него от этого места, теперь казались ему такими далекими. Ночи в китайской пагоде, переделанной в гигантское кабаре, где люди играли, ужинали и танцевали, пока самые красивые девушки столицы раздевались на огромной красно-зеленой платформе среди курильниц и тучных богов старинного Китая… Поговаривали, что для избранных, заплативших большие деньги, в курильницы добавляли опиум.

— А «Наслаждения» закрылись? — спросил Тренди.

— Нет. Они опустели. Никто туда больше не ходит.

— Никогда бы не подумал.

— Теперь все возможно, — усмехнулась Берениса.

— Все возможно.

Тренди откинулся на подушку. Ему захотелось спать. Берениса взяла из его рук бокал с отваром. Он рассматривал ее лицо и невольно прикоснулся к ее руке. Тренди успел заметить улыбку Нюманса, стоявшего позади девушки, а затем его сковал тяжелый сон. Он не сопротивлялся. Надо было позволить всему идти своим чередом. Надо было согласиться с нежностью.

Спал он долго, очень долго, без сновидений. Но, проснувшись, не почувствовал себя отдохнувшим. У него началась мигрень, губы пересохли, во рту стояла горечь. Возможно, это было следствием приема снадобья танцовщицы. Как же ее звали? Берениса… да, Берениса. Тренди стал вспоминать о ней. Очень черная Берениса с восхитительными плечами, наклонившаяся над ним с бокалом горячего отвара… Уже наступил вечер. Должно быть, он проспал много часов, возможно, целый день. Тренди немного побродил по квартире. Все комнаты были чисто убраны. Его друзья словно испарились. Два месяца назад Тренди счел бы их уход катастрофой, дезертирством. Теперь посчитал это избавлением. Он хотел побыть один. Анна… Тренди вспомнил еще одну деталь — маленький розовый платочек со следами губной помады, вероятно, выброшенный из машины до пожара. Платочек лежал на траве, маленький, яркий, как и красота самой Анны. Наконец Тренди понял, что явилось причиной его мигрени и горечи во рту. Если болит голова и во рту горько, значит, нужно поплакать.

Он дал волю слезам. Когда вернулся Нюманс, Тренди даже не потрудился вытереть щеки.

— У тебя есть сигареты? — спросил он.

Тренди доверял этому человеку. Он устал следить за собой, размышлять, осторожничать. Его тело все еще сотрясали рыдания, но слезы унесли часть боли. И Тренди захотелось закурить.

Нюманс покачал головой:

— Сигарет нет. Только сигары. Они с моего острова.

— Давай.

Нюманс собирался в библиотеку. В европейском костюме он выглядел так же царственно, как накануне в африканском платье. Он принес из своей комнаты коробку сигариллос. Молодые люди молча закурили. Тренди понемногу успокаивался. Нюманс сидел на корточках, смотрел в окно, за которым вставала луна, и молчал. Он был красив, потрясающе красив и спокоен. Это был Альфас без мучений. Его молчание было для Тренди единственным успокоением. И внезапно Тренди почувствовал желание поговорить. Он не собирался оправдывать свои слезы. Взял вторую сигару, сел, как негр, на корточки и пригладил волосы.

— Ты знаешь, откуда я приехал?..

— Весь мир обезумел. В мире не все ладно. Слышишь музыку?

Нюманс приоткрыл окно. Доносившаяся из кабачков музыка звучала как-то торжественно.

— Я видел гораздо худшее, — заметил Тренди.

Нюманс покачал головой и затянулся сигарой.

— Нет ничего хуже смерти. Но и это еще не все. Хотелось бы знать, что будет после.

Тренди перебил его:

— Две женщины. Две женщины, которых я потерял.

— Две? — переспросил Нюманс. — Две сразу?

В его взгляде появилось любопытство.

— Две сразу. Одна умерла, другая ушла. В тот же день.

Нюманс, казалось, задумался. А может, не решался спросить. Тренди забежал вперед.

— Одну я любил больше, чем другую, — продолжал он.

— Всегда предпочитаешь кого-то.

— Я предпочел ту, что ушла.

Нюманс опустил глаза. И снова его молчание придало Тренди сил продолжать:

— Это хуже, чем смерть. Что остается после мертвой любви?

Нюманс поднялся. Его серьезность и проникновенный тон не сочетались с юным возрастом:

— Твоя любовь не умерла. Она ушла, но ты любишь ее. Ты все еще можешь ее вернуть.

— Она ушла, если бы ты знал, куда… С кем!

— Ты еще можешь победить.

Тренди почувствовал подступающие рыдания. Однако слова Нюманса висели в комнате, они подкупали той же нежностью, как накануне его руки, когда он положил их Тренди на запястья.

— Ты любишь, и ты ее вернешь. Ты отправишься искать ее, где бы она ни была. Ты вырвешь ее из самых крепких объятий. Она пойдет за тобой, ты ее больше не потеряешь.

— Если бы ты знал… Ах, если бы ты знал…

— Насколько я знаю, это зависит только от тебя.

Тренди удивленно посмотрел на него. Нюманс изрекал, как пророк, с той же властностью и серьезностью.

— Это зависит от тебя, — повторил он.

Тренди продолжил рассказывать. Сначала это было трудно. С губ слетали какие-то обрывки фраз, бессвязные слова. Он заметил, что Нюмансу горько слушать все эти незнакомые имена, странные слова, бесконечный лабиринт причин и доводов. Ложных доводов, маловажных причин. Понемногу все для него начало проясняться. Остался только устремленный на него печальный и нежный взгляд. Испытывал ли Нюманс когда-нибудь тревогу? Иногда на его лице появлялась едва уловимая улыбка или выражение беспокойства. Он слушал. Слушал все, он понимал, догадывался обо всем, что Тренди хотел сказать, и не перебивал. Это длилось, наверное, полночи.

— Анна умерла, Юдит ушла, — заключил Тренди. — Все кончено.

Нюманс не отвечал.

— Я оставил там скелеты рыб, — сказал Тренди. — Я не хочу больше работать.

— Кто захочет работать, когда наступает конец?

— Ты. И Берениса.

— Потому что мы хотим вернуться на свой остров. Только поэтому. Надо, чтобы и ты нашел свой остров.

Тренди грустно улыбнулся:

— Мой остров!

— Это была Юдит, но ты об этом не знал. Теперь знаешь. Ты пойдешь вперед. Ты победишь. Я тебе помогу.

— Невозможно победить такую девушку, как она! Она сама пришла…

— Ты ждал ее, сам того не зная.

— Нет. Никто никого не ждет. Мне хотели зла. Юдит хотела мне зла. Я ничего не мог с ней сделать.

— Не она твой враг. Это тот, другой. Командор.

— Да я никогда его раньше не видел!

— Ты его испугался. Это худшая из ошибок.

— Но почему? Я жил себе спокойно со своими скелетами…