Ничего личного: Как социальные сети, поисковые системы и спецслужбы используют наши персональные данные - Эндрю Кин

Кто, несомненно, выиграет от этой революции мейкеров 3.0, так это Кремниевая долина. Инвестор Фред Уилсон прогнозирует неизбежное появление онлайновых платформ в духе «победитель получает всё» и в стиле YouTube и Uber — таких как веб-сайт Etsy, который уже сводит вместе продавцов и покупателей товаров ручной работы, получая процент с каждой сделки. Однако, если перефразировать слова Роберта Левина, реальный конфликт в сетевой экономике мейкеров будет происходить скорее между домами моды, разрабатывающими новую одежду, и технологическими фирмами, желающими распространять продукты своего творчества — «легальным или иным образом».

«Мы стоим на пороге эпохи коллективного пользования, когда, если даже вы попытаетесь что-либо продать, мир все равно это использует бесплатно», — говорит генеральный директор MakerBot Бре Петтис по поводу «распределительной» экономики мейкеров68. Однако «коллективное пользование», о котором говорит Петтис, не более чем эвфемистическое название воровства, и последствия его революции мейкеров грозят еще большими разрушениями, чем предыдущие революции, уничтожившие музыкальную индустрию. В конце концов, если каждый сможет скопировать любой дизайн и производить для себя персонализированную одежду на домашних 3D-принтерах, что станется с миллионами работников, занятых в швейном производстве по всему миру? Некоторые западные либералы могут приветствовать конец «потогонного труда». Но я не уверен, что с ними согласятся миллионы людей, работающих сегодня в индустрии моды.

Апологеты «эпохи коллективного пользования», такие как Петтис, безусловно, обзовут меня луддитом. Но нет ничего постыдного в том, чтобы задаваться вопросом об экономическом воздействии новых технологий на общество. Как напоминает нам Пол Кругман в своем эссе «Симпатия к луддитам», цифровые технологии XXI в., нравится нам это или нет, вытесняют и обесценивают квалифицированную рабочую силу69. В качестве вдохновения для нас Кругман приводит пример ткачей Лидса, воспротивившихся в XVIII в. разрушительному воздействию механизированной технологии на их труд. Историк экономики Эрик Хобсбаум считает, что именно на этих текстильных фабриках на севере Англии зародились истоки глобальной промышленной революции. На этих же самых фабриках в начале ХХ в. мой прадед закупал шерстяные ткани, которые затем продавал портным на рынке Бервик-стрит. Именно такого рода фабрики подвергнутся радикальному «устранению посредников» в экономике мейкеров 3.0.

У моего прадеда Виктора Фалбера был племянник по имени Рубен Фалбер. Для меня он был просто дядей Рубеном, но мир помнит его совсем по другой причине. На протяжении многих лет Рубен Фалбер занимал пост заместителя генерального секретаря Коммунистической партии Великобритании и после падения Берлинской стены и распада Советского Союза был обвинен в отмывании крупных сумм наличных денег, поступавших из СССР в Великобританию для финансирования коммунистической революции70. Но в моих воспоминаниях Рубен Фалбер остался образованным человеком, который, используя цитаты из Маркса, объяснил мне, почему крах капитализма неизбежен.

Он любил цитировать изречение Маркса из его работы «Во­сем­над­ца­тое брюмера Луи Бонапарта»: «Люди сами делают свою историю, но они ее делают не так, как им вздумается». Тем самым дядя Рубен напоминал мне, что, возможно, существуют более могущественные исторические силы, которые управляют нашей судьбой. Но я боюсь, что 3D-печать в конечном итоге позволит нам делать то, что нам вздумается. Всё, кроме заблуждений своей истории.

Глава 7

ПРОЗРАЧНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Министерство надзора

Если мы действительно делаем собственную историю, то кто конкретно сделал Интернет? Историк техники Джон Нотон считает, что это был инженер по телекоммуникациям Пол Бэран из корпорации RAND. Изобретатели протоколов TCP/IP Боб Кан и Винт Серф утверждают, что Интернет создали они. Другие приписывают эту честь Вэнивару Бушу, автору эссе «Как мы можем мыслить», или Дж. К. Р. Ликлайдеру, автору провидческой статьи «Симбиоз человека и компьютера», придумавшему «Межгалактическую компьютерную сеть». Любители литературы утверждают, что первым, в чьем воображении возник Интернет, был аргентинский писатель Хорхе Луис Борхес, который в своих рассказах «Библиотека Вавилона» и «Фунес памятливый» описал «бесконечные библиотеки и ничего не забывающих людей»1.

И потом нельзя забывать про Альберта Арнольда Гора-младшего, который в интервью Вольфу Блитцеру на канале CNN в марте 1999 г. заявил: «Заседая в Конгрессе США, я взял на себя инициативу по созданию Интернета». Если бы я получал по доллару за каждую скверную шутку на тему «Эл Гор изобрел Интернет», то, вероятно, уже стал бы соседом Тревором Трайна в «районе миллиардеров». Разумеется, Гор не изобретал Интернет, сознательно или неосознанно, но бывший вице-­президент США лично сумел так хорошо нажиться на этой, по его словам, «информационной супермагистрали» — как член совета директоров Apple, консультант Google, партнер Джона Дорра и Тома Перкинса по KPCB и соучредитель CurrentTV, — что, без сомнения, может себе позволить покупку за $37 млн дома или пары домов в самом фешенебельном районе Сан-Франциско.

Но есть один политик, который, в отличие от Эла Гора, может по праву утверждать, что наткнулся на идею Интернета раньше, чем все остальные. Этот человек руководил компьютерной сетью, собиравшей в единую базу данных все сведения о каждом человеке — его образовании, состоянии здоровья и финансов, другие персональные данные. Подобно компании больших данных, такой как Google и Facebook, этот ничего не забывавший политик стремился накопить как можно больше информации о гражданах, чтобы знать их лучше, чем они самих себя. И, подобно Тиму Бернерсу-Ли, этот политик претворял в жизнь свою революционную идею в 1989-м…

Политика звали Эрих Мильке, и с 1957 по 1989 г. он возглавлял «Штази», тайную полицию Восточной Германии. Разумеется, мои слова о том, что Интернет изобрел не Эл Гор, а Мильке, наполовину были шуткой. Хотя, в отличие от забавно самонадеянного Гора, в этом восточногерманском коммунистическом деятеле, чья вездесущая тайная полиция превратила развитую промышленную страну в лагерь с тотальным надзором, нет ничего смешного.

В 2010 г. генеральный директор Google Эрик Шмидт хвастался тем, что Google так хорошо изучила наши привычки, что автоматически может определить, где мы находимся и что делаем. Но за 25 лет до того, как Шмидт похвалялся всеведением Google, Мильке начал реализовывать не менее амбициозный проект по созданию всеобъемлющей базы данных о планах людей. Эта идея родилась весной 1985 г. Генеральный секретарь Коммунистической партии ГДР Эрих Хонеккер, считавший свою страну технически более развитой, чем капиталистический Запад, хотя ее основной бизнес-моделью и источником иностранной валюты была продажа своих граждан Западной Германии, захотел «объединить все компьютерные файлы и отчеты» обо всех шестнадцати с половиной миллионов граждан Восточной Германии2 — в «компьютеризированную систему слежки», по определению историка Виктора Себестьена. Предполагалось оцифровать 39 млн картотечных карточек и 200 км документов, содержащих более 2 млрд листов3, чтобы создать компьютерную систему, которая будет знать все о каждом жителе страны.

В середине 1980-х «Штази» под руководством Мильке была крупнейшей организацией в Восточной Германии, на нее работали около 100 000 штатных сыщиков и, по крайней мере, еще полмиллиона активных информаторов. Как пишет в своей книге «Штазиленд» (Stasiland) Анна Фандер, организация Мильке сделала в той или иной степени «сборщиками данных», возможно, до 15% всех жителей ГДР4. Они называли ее «Фирма». «Штази» стремилась превратить всю Восточную Германию в реальное место слежки, наподобие того, что представил Хичкок в своем фильме «Окно во двор». Как пишут Виктор Майер-Шёнбергер и Кеннет Кукьер в своей книге «Большие данные»[29], ГДР превратилась в «страну с одной из самых всеобъемлющих систем тотальной слежки, когда-либо существовавших в истории»5. Как в проекте Теда Нельсона Xanadu по развитию гипертекста, так и в Восточной Германии Мильке исключалось понятие отказа.

«Мы жили, как за стеклом», — говорит романист Стефан Гейм. Мильке построил свое общество примерно на тех же принципах полной прозрачности, которые сегодня использует архитектор Фрэнк Гери при строительстве в Кремниевой долине нового офиса Facebook с открытой планировкой. Марк Цукерберг, однажды назвавший Facebook «ярко освещенной комнатой в общежитии», где, «куда бы ты ни пошел онлайн, ты всегда видишь своих друзей»6, заявил, что творение Гери стоимостью во много миллионов долларов станет «крупнейшим в мире офисом с открытым пространством». В этом «радикально прозрачном» здании не будет ни внутренних перегородок, ни этажей, ни отдельных кабинетов, даже для высшего руководства Facebook. По словам Цукерберга, цель такого проекта — создание «идеального технологического пространства»7. Офис Гери являет собой архитектурную метафору продвигаемого Цукербергом культа социального: ярко освещенное место, где не только вы можете видеть своих друзей, но и ваши друзья (в особенности, конечно, сам аутичный основатель Facebook) могут видеть вас.