Нам нужна… революция - Александр Глазунов

Резко зазвонил телефон… Николай Константинович поднял трубку и с минуту молча слушал, потом покосился на меня и с сожалением произнёс:

— Буренкова сегодня не будет. А завтра утром он срочно вылетает в командировку. Секретарша сейчас сообщила.

— Жаль, — вырвалось у меня. Я действительно испытывал некоторое разочарование от того, что директор института так и не смог подробно рассказать мне о планах возрождения исследований в области новых технологий по добыче редких элементов. Значение их для промышленности неоценимо — ведь здесь речь уже идёт о стратегическом сырье, значительную часть которого нам приходится закупать за рубежом. Рений, например, необходимый в ракето— и самолётостроении, Россия раньше получала из Казахстана и Узбекистана, а теперь ведёт переговоры о поставках из Чили. Поэтому сначала я отнёс к шутке замечание Буренкова, когда он вскользь как-то обронил, что скоро они догонят и перегонят Чили по количеству добываемого рения в год. Однако вскоре убедился, что директор говорил серьёзно. Как выяснилось, идея заключалась в том, чтобы научиться извлекать рений из высокотемпературных вулканических газов, работая непосредственно на кратере вулкана. Методика получения рения уже разработана и запатентована заместителем директора института по науке Александром Александровичем Кременецким и заведующим лабораторией Феликсом Исааковичем Шадерманом. Она успешно прошла лабораторные испытания, после чего Кременецкий сделал специальный доклад на Коллегии Министерства экономики России. Было вынесено решение выйти в Правительство РФ с предложением о финансировании данных исследований. Ноу-хау ИМГРЭ позволит добывать от 2 до 20 тонн рения в год.

В настоящее время на вулкане Кудрявый на южно-курильском острове Итуруп технологическая партия во главе с Шадерманом налаживает полупромышленную установку для добычи рения. Кроме того, разработанная в ИМГРЭ технология позволяет попутно добывать индий, висмут, германий, а также серебро и золото.

Не так давно специалисты института проводили работы по очистке от тяжёлых металлов акваторию Советского порта в Приморье. Для этой цели использовались «придуманные» и производимые ИМГРЭ в промышленных масштабах композиционные сорбенты на базе природного торфа и цеолита. Они гораздо дешевле заграничных препаратов. Испытания проводились также и в Одесском порту и тоже показали превосходные результаты. Однако все эти перспективы зависят от того, насколько государство наше окажется дальновидным в своей экономической политике и по-настоящему радеющим не только за отечественную науку, но и за промышленность. А в конечном итоге за величие и экономическую самостоятельность России…

Я уезжал из института со сложным чувством. Чем лучше я узнавал Эдуарда Константиновича Буренкова, тем больше мне хотелось задать ему вопросов. Была мыслишка спросить его, почему он всё-таки не защитил докторскую диссертацию, многократно отказывался даже тогда, когда к нему приходили уважаемые люди и убеждали, что это позор — директор института и не доктор наук. А он не хотел! Может, позором-то считал совершенно иное? Или прекрасно сознавал, что вытягивать из прорыва целый институт — лицо геохимической службы страны гораздо важнее, чем собственная карьера учёного? Это если к делу относиться с полной ответственностью и отдачей сил. Но чем больше я размышлял об этом, тем почему-то чаще мне вспоминался русский горняк с Урала, первооткрыватель россыпных месторождений золота в 1814 г. Лев Иванович Брусницын, который в истории так и остался едва известным и почти не был отмечен властями при жизни. В своих воспоминаниях он писал: «Я доныне, и в особенности теперь, видя такое развитие золотого промысла, источники которого доставляют государству нашему огромное богатство, не могу вспомнить об открытии без особенного восторга. Надобно сказать, что ощущать такой восторг целую жизнь доводится немногим».

Брусницын словно предугадывал, что обязательно найдутся люди, которые наверняка зададутся завистливым вопросом: да уж правда ли, что без собственной выгоды золотишко искал? Может, своя тайная корысть была у него?

Была! Брусницын объясняет свое увлечение поиском россыпного золота тем, что имел «к тому какое-то непостижимое влечение, может быть и потому, что льстил себя будущим, что если я открою первый, то какую окажу отечеству моему заслугу».

Мне думается, что вслед за Брусницыным не только Буренков мог бы тоже сказать, что делал всё в жизни так, а не иначе, лишь потому, что «льстил себя будущим», но и Волков, и Крейтер, и ещё тысячи людей, для которых служить отечеству и есть та самая национальная идея, которую сегодня всё ищет власть. Да только ведь любая власть преходяща, а вот Россия — вечна!

Останется ли Россия пушной державой?

Не одно столетие Россия славилась своим пушным богатством — соболями, лисицами разных цветовых оттенков меха, белыми и голубыми песцами, горностаями, белками, бобрами… Всех пушных зверей и не перечислишь, чей мех в те далёкие времена ласково именовался «мягкой рухлядью». Славились добываемой пушниной Русский Север и Поморье, особенно соболиными промыслами. По данным И. И. Селиверстова и С. В. Бахрушина, изучавших таможенные книги из фондов Сибирского приказа и Якутской приказной избы Центрального государственного архива древних актов в Москве, только в конце 1630-х — начале 1640-х гг. из Якутска ежегодно отправлялись на промыслы вниз и вверх по Лене и её притокам Витиму, Олёкме, Алдану, Вилюю, на Маю, Оленёк, Яну, Индигирку, Алазею, Колыму, Анадырь до 900 человек и более. Именно по этой причине со второй половины 1660-х гг. началось падение пушных промыслов в Сибири. Бесконтрольный отстрел зверя с целью добычи пушных мехов привёл к тому, что уже к 1675 г., как сообщал в Москву якутский воевода А. Барнешлев, «на тех реках соболиных промыслов не стало». По распоряжению Московского правительства, местным властям предписывалось не допускать промышленных людей в промысловые угодья местного ясачного населения, платившего подать (ясак) государю ценными мехами. Вновь назначенному якутскому воеводе М. Кровкову и таможенному голове Лазару Потапову было письменно приказано, чтобы они промышленных и торговых людей не отпускали на промысел по тем местам, где «живут ясашные иноземцы и промышляют на великого государя ясак, чтобы ясашному сбору недобору не было».

Да только царские указы не везде и не всеми соблюдались, ну а государевы чиновники в любые времена наживались на попустительстве при соблюдении законов служилыми людьми.

«Глупые дети всё растратили»

В итоге о богатейших некогда соболиных промыслах к 1730 г. остались одни предания. Такое оскудение наступило вследствие «промышленной колонизации» работными людьми сибирской тайги без контроля со стороны вороватых государственных чиновников. Поэтому и государев указ от 26 июня 1727 г. о вольной торговле мехами был пересмотрен — он уже ограничивал частную торговлю. Купцам предписывалось торговать лишь на городских рынках, а население лишалось права продажи на сторону соболей и чёрных лисиц.

Казённая монополия на пушнину не отменялась вплоть до 1750-х гг. а 17 октября 1752 г. был издан указ Сената «О непропуске за границу мягкой рухляди чернобурых и седых лисиц под опасением конфискации сих товаров». Этим указом узаконивался и порядок, согласно которому ценные меха следовало сдавать только в казну. Однако действовал этот указ лишь 10 лет — до воцарения на российский престол Екатерины II, которая чувствовала шаткость своего положения, потому и поспешила сразу удовлетворить требования купцов о полной свободе торговли в стране.

Ну а как обманывали торговые люди добытчиков «мягкой рухляди», разъезжая по улусам якутов и стойбищам эвенков, эвенов, юкагиров, чукчей и коряков, про то немало свидетельств осталось. Например, за стрелу купцы требовали шкурку соболя, как за огниво или за нож, а за пилу или топор — по два, три, а то и 8–10 соболей; за прут железный — тоже не менее 10 соболиных шкур. В те времена за 5 «безменов меди» можно было взять 40 соболей или две собольи шубы, за медный тазик — одну соболью шубу или 10–15 соболей, за «три фунта бисера и 50 прядок одекуя» — 121 соболя…

Если в 1840 г. на ярмарке в Якутске было продано 1000 соболиных шкур, лисицы красной — 12 000, бобра речного — 700, песца голубого — 100, песца белого — 12 000 белки — 780 000, горностая — 80 000, то в 1850 г. на той же ярмарке распродали из «мягкой рухляди» соболиных шкур — 5000, лисицы красной — 5250, бобра речного — 600, песца голубого — 20, песца белого — 4250, горностая — 14 000… И выходило, что в 1840 г. пушнины было продано на ярмарке в Якутске на сумму 1105 25 руб., а в 1850 г. — лишь на 160 67 руб.

В России с первых лет советской власти существовала монополия государства на заготовку, переработку ценной пушнины и реализацию изделий из неё, что играло заметную роль не только в экономике страны, но и в регулировании численности пушных охотничьих животных. В те годы всем охотпользователям устанавливался план по добыче и продаже государству пушно-мехового сырья, который являлся одним из основных показателей их деятельности. И, как результат, ежегодно увеличивалась добыча пушных зверей, государство же получало немалые доходы от её реализации, в том числе в валюте до 25 млн. долл. США в год. Даже в тяжелейший период Великой Отечественной войны охотников, добывавших пушнину, освобождали от военной службы. В 40-е гг. в России было образовано свыше 70 государственных ондатровых хозяйств в системе «Заготживсырьё», и почти все они находились на хозрасчёте. Ими заготовлялось более 70 % всех шкурок ондатры в стране. С конца 50-х гг. создаётся широкая сеть промыслово-звероводческих хозяйств потребительской кооперации (коопзверопромхозов) и государственных комплексных промысловых хозяйств (госпромхозов). В это время в СССР ежегодно добывается свыше 150 млн. шкурок более ста видов пушных зверей, наша страна занимает ведущее место в мировой добыче пушнины.