Истинная правда. Языки средневекового правосудия - Ольга Игоревна Тогоева

в деле некоей Катрин Кика, осужденной за колдовство в 1448 г.: судьи признали ее «женщиной с дурной репутацией» на том основании, что она покинула дом собственного мужа и жила отдельно[438].

Видимо, не случайно анонимный автор «Хроники Девы», составленной в Орлеане во второй половине XV в., счел необходимым подробно описать обстоятельства ухода Жанны из дома, всячески оправдывая ее поступок и утверждая, что она «вовсе не хотела их (своих родителей. – О.Т.) обесчестить и не боялась их, но не осмелилась им сказать об этом, поскольку сомневалась, что они позволят ей осуществить задуманное»[439]. Намерение Жанны «одеться в мужское платье, сесть верхом на лошадь и отправиться к королю» вызвало у Робера де Бодрикура, по мнению автора «Дневника осады Орлеана», созданного также во второй половине XV в., лишь смех и желание отдать ее солдатам как проститутку[440]. Особое значение на этом фоне приобретал и упомянутый в статье X списка д’Эстиве сон отца Жанны о ее возможном уходе из дома вслед за солдатами: Жак д’Арк якобы говорил сыновьям, что предпочел бы своими собственными руками утопить дочь, но не допустить такого позора[441]. Да и следующие статьи обвинения (XII–XVI)[442] – о переодевании в мужской костюм – получали дополнительное значение, которое, как представляется, никто из исследователей никогда не рассматривал[443]. Однако именно такое платье носили девицы легкого поведения, сопровождавшие в Средние века войско. Любопытное подтверждение этого факта содержалось в «Книге об императоре Сигизмунде» Эберхарда Виндеке (ок. 1380 – ок. 1440), посвятившего несколько глав своего труда рассказу о Жанне д’Арк и, в частности, знаменитой истории с изгнанием проституток из французского лагеря. Как писал Виндеке, передвигались эти дамы верхом и были одеты в доспехи, а потому никто, кроме самой французской героини, не мог заподозрить, что это – женщины[444]. (Илл. 27)

В письмах о помиловании первой половины XV в., которые получали французские солдаты, можно встретить достаточно упоминаний о femmes de péché, ribaudes, garses, barcelettes, бывших их «подружками» или «служанками». Как отмечал Филипп Контамин, постоянное присутствие «проституток в мужском платье» или «девушек в одежде пажа» в армии французов в полной мере объясняло негативное отношение их противников – англичан и бургундцев – к Жанне д’Арк, также одетой в мужской костюм, и прозвища, которыми они ее награждали[445]. Так, парижский горожанин передавал рассказ о том, что какой-то английский капитан обзывал Жанну «развратницей и проституткой»[446], а ее исповедник Жан Пакерель вспоминал на процессе реабилитации другое ее прозвище – «проститутка Арманьяков»[447]. «Проституткой и ведьмой» называли англичане Жанну, по мнению Панкрацио Джустиниани[448]. Наконец, целый «букет» обидных прозвищ был собран автором (или одним из авторов) «Мистерии об осаде Орлеана», созданной на рубеже XV–XVI вв., где обвинения в проституции также переплелись с обвинениями в колдовстве[449]. (Илл. 28)

Таким образом, мне кажется возможным предположить, что прокурор руанского трибунала специально выстроил статьи обвинения так, чтобы упоминания о мужской одежде Жанны шли сразу после рассказа о постоялом дворе и его хозяйке-сводне: познакомившись с девицами легкого поведения и став одной из них, покинув затем самовольно дом родителей, девушка, с точки зрения Жана д’Эстиве, отправилась под Орлеан вовсе не в качестве военачальника, а как обычная армейская проститутка.

Этапы ее пути: из Вокулера в Шинон на встречу с дофином Карлом, из Шинона в Сент-Катрин-де-Фьербуа, а затем – под стены осажденного Орлеана – были восстановлены в следующих статьях обвинения (XVII–XXIII). Однако в тех же самых статьях вновь возникала тема колдовства. Д’Эстиве отмечал, что Жанна пообещала дофину три вещи: снять осаду с Орлеана, короновать его в Реймсе и избавить его от противников, которых «с помощью своего [магического] искусства она или убьет или прогонит прочь»[450], что для придания большего веса своим словам она «использовала предсказания, рассказывая о нравах, жизни и тайных деяниях некоторых людей… похваляясь, что узнала все это посредством [данных ей] откровений»[451], что лишь при помощи демонов она смогла найти меч в церкви Сент-Катрин-де-Фьербуа[452], что даже содержание письма, посланного англичанам, свидетельствовало о ее связи со злыми духами, которые выступали ее постоянными советчиками[453].

Итог размышлениям Жана д’Эстиве на тему колдовства подводила статья XXXIII: «Также Жанна самонадеянно и дерзко похвалялась, что [может] провидеть будущее, что знает прошлое и [может] рассказать о делах тайных, происходящих в настоящем, присваивая себе, простому и невежественному человеческому созданию, то, что мы приписываем божественному»[454]. Эта статья, как представляется, разбивала обвинения, предъявленные девушке, на две части, вторая из которых была в основном посвящена религиозным вопросам, вопросам веры[455]: общению со святыми (статьи XXXIV, XXXVI, XXXVIII, XLII–L, LVI); попытке самоубийства (XXXVII, XLI, LXIV); таинственному знаку, данному дофину Карлу (LI); неподчинению воинствующей Церкви (LXI, LXII), пророчествам и предсказаниям (LV, LVII–LIX)[456] – т. е. тем словам и поступкам нашей героини, которые должны были свидетельствовать о ее безусловном впадении в ересь. На мой взгляд, именно эта часть списка Жана д’Эстиве и была использована впоследствии для составления 12 статей приговора: согласно ему, Жанна была объявлена еретичкой и приговорена к смертной казни[457].

* * *

Для нас, однако, больший интерес представляет не столько внутреннее единство всего списка прокурора трибунала, сколько логика, которой он руководствовался для построения первой части обвинений. Как показывала средневековая судебная практика, связь между обвинениями в проституции и колдовстве, безусловно, могла существовать. Однако они были связаны с еще одной, более общей темой – военными деяниями нашей героини и, прежде всего, с ее победой под Орлеаном.

О снятии осады с этого города в первой части списка д’Эстиве упоминалось постоянно. Так, в статье X о ней говорилось как об одной из трех задач, якобы поставленных перед Жанной ее святыми покровителями[458]. В статье XI имелась ссылка на собственные слова обвиняемой, утверждавшей, что «голоса» называли ее «Жанной-Девой» и до снятия осады, и после[459]. В статье XVII рассказывалось об обещанной дофину Карлу победе под Орлеаном[460]. Статьи XXI–XXIII были посвящены пребыванию Жанны в самом городе и письму, отправленному ею оттуда англичанам[461]. Наконец, в статье XXXIII д’Эстиве вновь ссылался на более ранние показания девушки, которая (благодаря откровению Свыше) была уверена, что сможет освободить Орлеан и даже заранее рассказала об этом Карлу[462]. (Илл. 29)

Обвинение таким образом настаивало, что победа досталась Жанне нечестным путем – с помощью колдовства, к которому она, будучи проституткой, была особенно склонна. В эту схему, однако, никак не укладывались статьи LIII–LIV предварительного обвинения, где военные действия девушки связывались исключительно с ее