В шаге от вечности (СИ) - Доронин Алексей Алексеевич

И она сделала, как он сказал, нажав на кнопку, которую они между собой почему-то называли гашеткой (хотя слово это впервые она услышала от покойного командира). Вспышка рядом с «Теодором» на этот раз была слабее. Все, что могло там взрываться, уже взорвалось. Визуально это было не заметно, но, судя по радиолокации, профиль «грузовика» изменился. Носовая часть фюзеляжа отсутствовала. Она летела уже как отдельный объект.

– Стрелять еще раз? – уже без прежней уверенности спросила Эшли. Она увидела, что капитан Синохара закрыл от нее данные о системах жизнеобеспечения. Видимо, чтоб не отвлекалась.

Сам он занимался расчетом корректировки их курса. Ведь каждый выстрел бросал их в сторону по закону сохранения импульса. И неслабо бросал.

Ей сразу начало казаться, то и освещение светит тусклее, и дышать стало труднее. Но это были чисто психологические феномены. «Эшли, мало какой мужчина на твоем месте чувствовал бы себя спокойно», – как-то сделал ей неуклюжий комплимент Рон. А ведь он говорил о тренировочных полетах.

– Отставить, – после секундного молчания произнес австралояпонец. – А то обесточим систему жизнеобеспечения. Его траекторию мы уже слегка изменили, и он не попадет, куда целился. Сам подонок мертв. Этот гроб все равно упадет на Землю. Может, он распадется в атмосфере на более мелкие обломки и часть из них сгорит. А если нет… я просчитал его точку приземления. Он теперь… совершит жесткую посадку в безлюдном месте в Альпах. Большего мы сделать не можем.

– А детонация гелия-3?

– Да нет там уже никакого гелия. Контейнеры с грузом мы только что сожгли.

И он опять погрузился в «боевой транс».

– Почему с Земли все же не попытались сбить его «рельсами» или ракетами?

– Не знаю, Эшли. – Гарольд снова смягчился, и перешел на неформальный тон, – Может, надеялись до последнего образумить и посадить на космодром. Корабль стоит сотни миллионов глобо, как и его груз, а акционеры не любят терять прибыль. Может, диверсия. А может, они стреляли с французской и польской базы, но промахнулись. Вряд ли они надеялись на нас. Хотя, конечно, запеленговали наше движение и поняли, что мы живы. Это тоже хорошая новость.

– А те… плохие… тоже могли понять?

– Эшли, сейчас не «холодная война» и не начало века. Поверхность контролируется ООН. Даже территория изгоев и временно вышедшие из-под контроля сектора доступны для десанта с конвертопланов. Я уверен, что атаковавшие нас с тех гор в Германии… уже трупы. Или захвачены. Они были смертниками, – его спокойный ровный голос действовал успокаивающе. – Надо взять себя в руки. Вначале я думал, что наши шансы вернуться живыми процентов сорок. Теперь они возрастают до восьмидесяти. А сейчас мне надо заняться системой обогрева. Нельзя дать ей отключиться. Но я справлюсь один, а ты отдыхай.

Про террориста он словно забыл. Видимо, они сделали все, что могли, и дальнейшее от них не зависело. «Теодор Рузвельт» – вернее то, что от него осталось – уже вошел в плотные слои атмосферы, охваченный желто-красным свечением. А через несколько секунд с хорошо заметной вспышкой он исчез, причем нельзя было даже понять, произошло ли это при ударе о поверхность или при взрыве в сотнях метров над ней.

Эшли последовала его совету, откинулась в кресле и постаралась принять более комфортную позу и расслабиться. Она не устала, гораздо больше ей надоели бытовые неудобства. Она чувствовала себя очень дискомфортно, волосы казались ей грязными, и не помогало даже то, что они коротко подстрижены.

Им предстояло провести здесь еще долго – в тесной кабине, в невесомости (это состояние называют микрогравитацией), где невозможно нормально помыться, а чертов туалет – запасной, поскольку основной остался в «замороженных» отсеках – расположен в укромном закутке в углу, за раздвижной ширмой. И запас еды в надоевших тюбиках у них в кабине был очень ограниченный по количеству и по составу.

Пока она отдыхала, Гарольд курсировал между своим креслом, шкафчиком с инструментами и большой дырой, которую он проделал в одной из переборок. Она знало, что это покрытие из обычного пластика было декоративным. Теплоизоляцию он не тронул. В этом простенке он исчезал иногда по плечи, а иногда целиком, что-то там колдуя с корабельными техническими коммуникациями, которые даже не предназначались для ремонта силами экипажа. Во всяком случае, дрон ничем ему помочь не мог и стоял в стороне, потупив «взор». Похоже, австралояпонец его временно выключил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Иногда ее спутник возвращался оттуда, неся как трофей нечто среднее между трубками и проводами. То и дело она отмечала боковым зрением быстрые движения его пальца-манипулятора, и каждый раз чувствовала неприятный холодок, когда эта штука разворачивалась в воздухе довольно близко от ее кресла. Похоже, он прямо тут в кабине вырезал, наплавлял, делал трехмерные слепки как 3Д-принтер, отмерял, резал и соединял воедино… Его мастерство могло бы вызвать комплекс неполноценности, но она подозревала, что во всем флоте далеко не каждый кадровый астронавт был способен на такое. Про нее и говорить нечего.

«А не угробит ли он нас?».

Но его труды дали свой результат. Видимо капитан немного оптимизировал подачу энергии. На время в кабине отключились все приборы, и стало темно. Но система регенерации воздуха работала теперь как надо. Это она поняла по тому, что вскоре прошло ощущение тяжести дыхания и сдавленности в груди, которое накатывало на нее десять минут назад. Через пару минут и свет зажегся.

– Спасательный челнок сможет достигнуть нас через несколько суток, – снова заговорил японец. – Процедура спасения астронавтов из дрейфующих кораблей на земной орбите отработана хорошо. Если продержимся, останемся живы. Я попытаюсь наладить связь. Повреждена приемная антенна, но, думаю, смогу изготовить замену. Просто до этого были более неотложные дела. Разделим обязанности. Я займусь связью, а ты нашим выживанием. Я сделал все, что касается «железа», но нужно двадцать четыре часа в сутки следить за его работой. Этим ты и займешься. Естественно, пока спишь, я тебя заменю.

Эшли кивнула. Его безапелляционный тон в другое время уже надоел бы ей, но сейчас она слушала его сосредоточенно.

– Мы ведь сделали все, что могли, Гарольд? – вдруг спросила она.

– Конечно. Разве что не пожертвовали собой. Был бы я один… я бы еще подумал. Была у меня одна идея… Но тебе я приказывать умирать не имею права. Приказывать рисковать – имею. Это мы и сделали. А гарантированно погибать – нет. За такой приказ отдают под трибунал.

– А ты сам что, стал бы камикадзе? Обогнал бы его и протаранил корпусом? Если бы были движки и время набрать разгон.

– Этого недоделанного «бин Ладена»? – японец опять слегка улыбнулся. – Хотя, скорее «Мохаммеда Атту». Ну да, протаранил бы. Почему нет? Подумай, насколько моя жизнь стоит меньше, чем многие жизни и благополучие всего земного шара.

Кто такой Осама бин Ладен – Эшли знала, потому что события 11-го сентября 2001 года в школах Британии изучали довольно подробно. Кто такой Мохаммед Атта, она не помнила, но догадалась, что это один из террористов, сообщников этого саудовского миллионера, организовавшего атаки на Башни-близнецы в Нью-Йорке и Пентагон.

– Но я не хочу умирать, – продолжал японец. – И собираюсь вернуться к моим аквариумным рыбкам. Они без меня пропадут. А ты должна вернуться живой к Максу. Как там он, кстати?

Эшли была рада, что в темноте при свете аварийного освещения нельзя было понять, изменилось ли ее лицо. А оно еще как изменилось. Исказилось, как от зубной боли. Впрочем, боль была несильной, а рана – почти зажившей.

В ее профиле не было данных о личном статусе, поэтому он и не мог знать, что они с Максом давно не вместе. Поэтому она ответила не сразу.

– Не знаю. Мы несколько лет не общались, – наконец, выговорила женщина.

И, конечно, у японца хватило тактичности не расспрашивать дальше.

Гарольд снова углубился в манипуляции с коммуникационным блоком, которые казались Эшли странным шаманством или священнодействием. Хотя у нее всегда были высокие баллы по техническим дисциплинам.