Славия. Паруса над океаном (СИ) - Александр Белый

На третий день нашего пребывания, отделил от новобранцев девяносто человек и передал в распоряжение капитана Лигачева, для формирования первой штурмовой роты, Первой военно-морской десантной бригады будущего Африканского экспедиционного корпуса. Среди бойцов тут же возникла кадровая тусовка, и учителя-инструкторы на должность девяти сержантов, и четыре сержанта на офицерские должности нашлись мгновенно. Остальных новобранцев, которые пойдут с караваном, вооружил трофейными ассегаями и щитами: их радости не было предела. Правда, заставил для негров пошить безрукавные рубашки и короткие штаны, нечего своими мудями наших девок смущать. За негритянок не беспокоился. Они, перейдя из категории «дети» в категорию «люди», получили разрешение распоряжаться своим телом и совестью по собственному усмотрению и пользовались неслабым успехом у многих (ныне холостых) морячков. И уже на второй-третий день, щеголяли в подаренных ребятами тканях, в которые заворачивались, словно в банные полотенца после душа.

В расположении будущего города стали появляться красавцы-женихи, новоявленные воины из соседнего племени Чока, но молодой батюшка, которому был определен сей приход, ситуацию быстро взял в свои руки:

— Какие женихи?! Какие женитьбы?! Все наши подданные должны быть добрыми православными христианами и проходят обряд венчания. И никак иначе вам жениться не позволено! Ату отсюда, нехристи!

Еще через день, нашим бывшим пленным, а ныне новым подданным, отцы-священники что-то долго объясняли, уж не знаю как, затем, завели в реку и крестили в православие. Не думаю, что те четко осознали, что это такое, но ничего, раз крест целовали, то со временем разберутся.

В конце концов, пора было двигаться дальше и, заложив с Иваном Тимофеевичем и Петром Лигачевым первые камни в фундамент новой крепости, караван с Богом тронулся в путь.

Через двадцать один день, за спиной осталось одно серьезное приключение и около пяти сотен километров. А ведь когда-то это расстояние преодолевал всего за пять-шесть часов. Но сейчас, фактически, все шли пешком, а имеющиеся в обозе тридцать две повозки были полностью загружены деталями оставшихся двух водяных мельниц и трех ветряков, сельскохозяйственным реманентом, посевным зерном и запасами пищи. Все оставшиеся лошади, даже верховые, были навьючены добром по самое «не могу». И это притом, что детали одной водяной лесопилки и одного ветряка остались в Лигачеве, а детали второй лесопилки выгрузили в двухстах километрах от побережья, в городе Павлово.

Больше всего переживал за питание, боялся, что будем недоедать, ведь для нашей оравы нужно в день не менее трех с половиной тонн пищи, без учета воды. И крупы, как таковой не было, а был семенной материал, который для готовки жестко экономили и нормировали всего по пятьдесят грамм в день на человека. Однако обошлось, стада тучных антилоп попадались повсеместно, а дважды даже вареный слоновый хобот отведал. Вообще-то мясом наши крестьяне ранее были неизбалованны, но через две недели оно и им приелось.

Девчонки-негритянки по пути следования собирали подсохшие по местному зимнему времени кисловатые плоды с каких-то деревьев и кустов. Наши, следуя их примеру, тоже не отставали. В той жизни мне они на глаза никогда не попадались, и как называются, тоже не знал, однако, появилась съедобная добавка к рациону, и это хорошо. Так что помереть с голоду или замерзнуть в пути здесь очень сложно, что по достоинству было оценено не только воинами, но в первую очередь, мужиками.

Три десятка верховых лошадей все же барахлом не загрузил, а оставил под седлом, они использовались в авангарде и фланговом охранении. И только благодаря бдительности конной разведки, при выходе в район живописных лесистых холмов, красивых озер и стремительных ручьев, избежали серьезных неприятностей.

На левом фланге было обнаружено скрытое преследование нашего каравана какими-то аборигенами. При попытке контакта, в десяток разведчиков полетели копья, в результате погибли два казака и четверо лошадей.

Когда услышал первые выстрелы, воины даже без команды стали немедленно скидывать вьюки с лошадей, садились верхом и выходили на заранее отработанное построение.

— Ваша светлость! — из-за деревьев на гнедой кобыле выскочил запыхавшийся верховой казак, — Нападение арапов! Убили двух наших! И четырех лошадей положили!

— Сколько их и чем вооружены?

— Тех, которые на нас напали, было десять и еще пять. Но мы их постреляли и порубили. Но там дальше, на холме стоит что-то похожее на деревню, и собралось их там до-черта, даже не могу посчитать, поэтому, мы отступили за ручей. А вооружены все дротиками, копьями и щитами.

— Больше, чем нас или меньше, хоть это можешь сказать?

— Людей где-то столько же, да и воинов не меньше.

Если учесть, что в нашем караване четыреста семьдесят два воина, двести сорок негритянских новобранцев, сто пятьдесят чернокожих девчонок и две с половиной тысячи крестьян, мастеровых и прочих не комбатантов, то действительно, немало.

— А холм высокий?

— Не очень, но наступать придется снизу вверх.

— Лесом сильно зарос?

— Нет, лысый, но каменистый.

— Понятно, — минуту подумал и стал отдавать распоряжения, — Внимание! Авангард и правое фланговое охранение выдвигаются в секреты. Со мной идут все триста двадцать верховых. Капитан Ангелов! Минометную батарею делим пополам, с собой берем трех вьючных с минометами и четырех с пулеметами. А тебе, лейтенант Павлов, оставляю пока все оставшиеся шестнадцать пулеметных расчетов и сто двадцать бойцов. Защищай свой город, ибо быть ему именно здесь. А мы пока произведем зачистку прилегающей территории.

Где-то на этих холмах в той жизни стоял город Мбомбела, через который однажды пришлось проезжать, следуя из Мапуту в Преторию. Помню только, что многие километры вдоль дороги здесь поросли садами с цитрусовыми и субтропическими плодами, уж очень благоприятны для этих культур, оказались здешние земли. Кстати, косточки апельсин и лимонов, которые входили в рацион питания на корабле, приказал не выбрасывать, в результате, в дополнение к банановым саженцам, в обозе ехало их два неполных мешочка. Так что цитрусовым садам здесь тоже быть.

— Саар! Саар Зулу! Манги хамбе[33]! — немного в стороне от зубов Чайки упал на колени и склонился в поклоне Мбуяза, назначенный среди новобранцев старшим. Это они меня между собой так назвали: «Саар Зулу». Что такое Саар, ей-богу не знаю, а зулу, это на каком-то из наречий народов банту — «сошедший с неба».

Он стукнул кулаком себя в грудь и что-то залопотал, пощелкивая согласными буквами, а к нему подтянулись все остальные чернокожие салаги, и тоже стали на колени. Затем, выбросили над головой ассегаи и закричали: «Алаай! Манги хамбе».

— Чего они хотят? — спросил Иван.

— Просятся в бой.

— Нафик надо! А вдруг мы будем бить их родичей, а эти в спину ударят?

— Нет у них больше других родичей, кроме нас. Понятия у них такие, коль они легли под мою пяту, значит, позволили распоряжаться их судьбой и жизнью, а я возвеличил их с категории ребенка, до категории воина, вручил щит и копье. Пообещал в будущем выучить и оснастить до уровня белого воина, поэтому, переживать нет причин, драться они будут так, как надо, — после этих слов привстал в стременах и оглянулся. Увидев, что навьюченные пулеметами лошади уже заведены в строй, внимательно посмотрел в глаза Мбуязы, в глаза других новобранцев, несколько секунд помолчал и утвердительно кивнул головой, — Хо хамба[34]!

— Алаай! Нгия бонга[35]- те радостно закричали, потрясая ассегаями, и подхватились на ноги.

— Товарищи бойцы! — посмотрел на своих воинов, с удивлением взирающих на настоящий спектакль, поднял руку вверх и нагайкой указал вперед, — За мной, марш-марш!

В лесу деревья были огромны и могучи, расстояния между ними приличные и без подлеска, что позволяло двигаться верхом довольно быстро. Наши новобранцы оказались вполне выносливы, бежали рядом и нисколько не отставали. Километра через четыре, мы спустились с лесистого холма и увидели поджидающую нас разведку. Удерживая в руках винтовки, они насторожено стояли на берегу неширокого, но бурного ручья. Задней мыслью отметил данное место, где неплохо бы поставить водяную лесопилку и, отвернув Чайку в объезд трупов негров и дорезанных лошадей, направился к казакам.

Хуторских казаков знал плохо и не всех помнил по имени, но старший наряда, невысокий крепыш моего возраста, веселый балагур и любимец девок, Петро Черноиваненко был мне прекрасно знаком, я даже знал его покойного отца.

— Пан Михайло, — он обратился так, как обращался всегда, но глаза опустил и голову склонил, его лицо потемнело от злости, желваки бегали, а зубы скрипели. Кивнув на два тела, лежащих на крупах лошадей, он с трудом выдавил, — Не уберег.