Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Самый верный очерк положения, в каком находились дела в то время, суть следующие слова Государя, в письмах Его Величества к Графу Салтыкову: «До сих пор, благодаря Всевышнего, все наши армии в совершенной целости, но тем мудренее и деликатнее становятся все наши шаги. Одно фальшивое движение может испортить все дело, против неприятеля, силами нас превосходнее, можно сказать смело, на всех пунктах. Против нашей 1-й армии, составленной из 12 дивизий, у него их 16 или 17, кроме трех, направленных в Курляндию и на Ригу. Против Князя Багратиона, имеющего 6 дивизий, у неприятеля 11. Против одного Тормасова силы довольно равны. Решиться на генеральное сражение столь же щекотливо, как и от оного отказаться; в том и другом случае можно легко открыть дорогу на Петербург; но, потеряв сражение, трудно будет исправиться для продолжения кампании. На негоциации же нам и надеяться нельзя, потому что Наполеон ищет нашей гибели, и ожидать доброго от него есть пустая мечта. Единственно продолжением войны можно уповать с помощью Божией перебороть его». Тогда же писал Государь к Наследному Шведскому Принцу: «Будьте уверены, что, когда началась война, Мое твердое намерение протянуть ее на многие годы, хотя бы пришлось Мне сражаться на берегах Волги».

Следственно, Император полагал, что средство восторжествовать над Наполеоном состояло не в преждевременных кровавых встречах с ним, но в выигрыше времени. Огромность сил Наполеона не позволяла надеяться на скорую победу с нашими армиями, которые уступали неприятелю в числе и были разобщены на великом пространстве, без надежды на близкое соединение, а потому нужно было продлить войну, для приуготовления новых войск. Немедленно приступили к умножению их. Вследствие того, в лагере при Дриссе сделаны следующие распоряжения: 1) Обнародован, 1 Июля, Манифест о собрании в губерниях Витебской, Могилевской, Волынской, Подольской, Лифляндской и Эстляндской с 500 душ по 5 человек. 2) К двум дивизиям, которые Князь Лобанов-Ростовский формировал во Владимире, назначено прибавить еще 6 новых полков, из запасных рекрут депо 2-й линии. Затем все бывшие в тех депо запасные рекруты распределены в новые полки, образование коих поручено Генерал-Лейтенанту Клейнмихелю. Сборным местом для них назначены Москва и ее окрестности, куда рекруты должны были следовать на подводах. 3) В Смоленске положено собрать наблюдательный корпус из 17 четвертых или рекрутских батальонов. 4) Дунайской армии решено отложить поход к Адриатическому морю и, по получении из Константинополя ратификаций мира, обратиться в Волынскую губернию на соединение с Тормасовым, которому предписано действовать наступательно. 5) Киевскому Военному Губернатору Милорадовичу повелено прибыть в Калугу и формировать там из рекрутских депо 1-й линии корпус в 55 батальонов, 34 эскадрона, 18 рот пешей и 5 рот конной артиллерии, окончательно вооружить сии войска, разделить их на бригады и дивизии, приискать себе надежных помощников из отставных генералов и офицеров и быть готовым по первому требованию идти к Вязьме или Можайску. В Высочайшем рескрипте, данном Милорадовичу, сказано: «Ваши резервы должны будут служить основанием для образования общего большого воинского ополчения, которое Мы признали нужным произвести в Государстве». Так впервые выразилась мысль Императора о народном Ополчении. Столь великое преднамерение зародилось в душе Его после возвращения Балашева с отказом Наполеона выйти из России. На другой день после прибытия в Дриссу, 27 Июня, Император писал Барклаю-де-Толли: «Я решился издать Манифест, чтобы при дальнейшем вторжении неприятелей воззвать народ к истреблению их всеми возможными средствами, и почитать это таким делом, которое предписывает сама Вера. Надеюсь, что мы окажем столько же твердости, как и Испанцы». Император велел изготовить Манифест о воззвании всех Своих подданных к обороне Отечества. Ополчению Европы хотел Александр противопоставить вооружение целой России. Но доколе оно не было приготовлено, доколе войска неприятельские находились еще в полной крепости, в превосходнейшем числе, не изнурились продолжительными маршами, не расстроились в своем составе сражениями, усталостью, болезнями, до тех пор вероятие успехов было на стороне Наполеона. Занятие им Петербурга также не казалось невозможным, и потому Государь велел Графу Салтыкову принять заблаговременно меры, чтобы вывезти из Петербурга святыню Александро-Невской Лавры, Совет, Синод, Сенат, Министерские Департаменты, самые важные архивы, Кадетские Корпуса и другие учебные заведения, Банки, Монетный Двор, драгоценные картины и резные камни из Эрмитажа, лучшие статуи из Таврического дворца, одежды прежних Монархов, Сестрорецкий завод, трофеи, статую Суворова, монументы Петра Великого.

Оба последние, по достоверным, имевшимся у нас известиям, Наполеон хотел отправить в Париж. Особенно заботился Государь, чтобы ничто из принадлежавшего Преобразователю России не досталось в руки врагов, как то: восковое изображение и вещи его, хранящиеся в Академии Наук и в Монплезире – даже домик Петра Великого. Все это назначалось к отсылке в Казань, куда, по мнению Государя, должна была отправиться и Императорская Фамилия. «Уповаю на Всевышнего, – писал Государь к Графу Салтыкову, – что Он отвратит от нас сии последствия, но считаю необходимым заранее все примыслить и приготовить, дабы не второпях делалось». Опасения за Петербург не были напрасны. Государь предугадывал замыслы Наполеона против северной Столицы. Несомненное тому доказательство, случай, достойный примечания, что в тот день, 27 Июня, когда Государь снабжал Графа Салтыкова вышеприведенным повелением, Наполеон писал Макдональду о намерении своем идти и в Москву, и в Петербург[69]. Сам Наполеон еще не трогался из Вильны, где провел более двух недель, занимаясь хозяйственными частями армейского управления, устройством продовольствия и госпиталей, подвозом снарядов, укреплениями близ Вильны и Ковно, учреждением мятежнического правительства в занятых им областях. Большие запасы, собранные в Данциге, Кенигсберге, даже Триесте, приказано перевезти в Ковно и Вильну, откуда они отправлены были частью в Минск и Могилев, и весьма малое количество их, в конце Сентября, достигло даже Смоленска. Кроме смоленских запасов, прочие не принесли пользы, потому что Минские и Могилевские достались Русским. Прежде отъезда к армии на неизвестное время и дальнее расстояние, озабочивался Наполеон также внутренним и политическим состоянием Франции и земель, которые находились частью в непосредственном подданстве его, частью в большей или меньшей от него зависимости. К занятиям, удерживавшим Наполеона в Вильне, присоединилась остановка в следовании парков и обозов. Вскоре после перехода через Неман застигли их бури, от которых сделались непроходимыми дороги и гибло множество лошадей. Бушевали столь сильные вихри и лился такой ливень, что до 10 000 лошадей пало в одну ночь. Находившиеся на людях провиант был съеден. В быстрых переходах к Вильне, при походе 250 000 человек по одной дороге, жители были разграблены и принуждены разбежаться; страна опустела. Литовские крестьяне и в обыкновенное время, первые летние месяцы до новой жатвы, конца Июля, сами нуждаются в хлебе, а долгое пребывание Русских войск в их крае истощило остатки запасов, особенно фуража. Надежда Наполеона разбить Русских близ Вильны и овладеть нашими запасами также не осуществилась. Чем более углублялась Французская армия в бесплодную страну, тем большую претерпевала нужду во всем. От беспорядочного продовольствия и усиленных маршей, какими неприятельская армия шла в начале похода наперерез наших войск, появились толпы отсталых; они рассеялись между Ковно и Вильной, грабили, бесчинствовали. Наполеон вынужден был, 21 Июня, отдать приказ, начинавшийся сими словами: «В тылу армии совершаются преступления бродягами и солдатами, недостойными имени Французов. Они затрудняют сообщения и препятствуют устройству продовольствия»[70]. Вследствие сего приказа учредили в Вильне Комиссию, которая обязана была предавать суду бродяг и грабителей. Для поимки преступников сформировали три маршевые колонны.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});