МИССИОНЕРСКИЙ КРИЗИС ПРАВОСЛАВИЯ - Андрей Кураев

20 — это процент мировых ресурсов, расположенных на территории России; 12 — процент территории России от территории Земли; 3 — процент жителей России в общем населении планеты. Трем процентам вряд ли дадут контролировать 20 процентов ресурсов.)

Во-вторых, думать о демографической пропасти надо было еще позавчера, сегодня надо действовать. Так врач говорит больному: если все оставить как есть, у вас впереди еще пять лет жизни. Но если вы хотите преодолеть болезнь, то для этого у вас есть ближайший месяц. Потом процесс станет необратимым. Так что если вы сейчас выйдете из больницы и уедете в запланированный вами отпуск, то прогуляете свои последние шансы... И не говорите мне, что отпуск хотите провести на Афоне! Пока еще есть шанс, давайте бороться за вашу жизнь обычными средствами. Если на этом пути нас ждет неудача (а удача или неудача обозначатся очень скоро — уже через месяц), то потом у вас еще будет пять лет для молитв, паломничеств и составления завещания.

Вот так же неравномерна значимость оставшихся нам 60 лет. Ближайшие 5—10 лет определят всю будущую историю: останемся мы в ней или уже к концу начавшегося столетия уйдем в мир преданий и о нас будут писать диссертации так же, как сегодня их пишут о печенегах и шумерах.

Для меня это и личный вопрос: мне самому осталось 5—10 лет активной миссионерской жизни. Неужто так до конца и придется оправдываться и «партизанить»? Ибо каждая моя поездка, книга, статья и лекция есть плод или моей инициативы, или зова конкретной церковной общины, но никогда не заказ и не помощь Патриархии. И при том изрядную долю своих сил и нервов приходится тратить на опровержение диких и враждебных слухов, сеемых обо мне в некоторых православных же кругах.

От каждого церковного человека сегодня зависит выживание русского народа. Даже от бабушки-прихожанки. Тут уж прямой долг каждого приходского священника объяснить ей: в ту секунду, когда ты выгнала девушку из храма (за ее джинсы, косметику, безплатковость), ты стала убийцей пяти детей. Цена вопроса тут никак не ниже. Ведь по печальным данным статистики, российская женщина в среднем за свою жизнь проходит через пять абортов. Девчонка, оскорбленная в храме, скорее всего, и далее будет строить свою жизнь параллельно Церкви, а значит, не внимая евангельским заповедям и тем более церковной проповеди о гибельности абортов. Она останется неверующим светским человеком. И судьба ее будет среднестатистической со всеми абортами, причитающимися на статистическую единицу... Но в этом ее неверии и в этой ее бездетности вина будет не только ее, но и того, кто перекрыл ей возможность церковного обновления.

Ответственность вообще на каждом церковном человеке. Я сейчас на всех своих встречах говорю: люди, православные, от вас самих ведь зависит, какие сплетни вы потом будете пускать по городу об этих наших встречах. Если вы пойдете легким путем и будете искать, к чему придраться — «а Кураев так сказал, а еще он такой анекдот рассказал» и т. д., — это будет означать, что вы вставляете штыки в дело православного миссионерства.

Церковь выживет и при смерти России. Православие старше России и может оказаться долговечнее России. Православие точно доживет до конца мировой истории. А о России такого не сказано. Россия без Православия жить не может, а вот Православие без России — может. Может быть, плохо, но оно будет жить, потому что Православие — вселенская вера. Если не станет России, Православие на некогда русской земле все равно останется.

Но в каком качестве будет жить Церковь без России?

Вымрут семьи русских атеистов. Останется жить малое число православно-многодетных семей. Возможно, в Московском Халифате мой преемник не сможет читать лекции в МГУ. Но храм, где я служил, останется, и в этом храме православные будут спокойно служить и молиться. Статус православных в Московском Халифате конца XXI века будет, как у христиан в арабских халифатах эпохи Иоанна Дамаскина.

И это будет торжеством антимиссионерской церковной идеологии. Вот тут уж поистине, «кого надо — Господь Сам приведет». Миссия будет запрещена. По школам и университетам ходить будет нельзя. Молись и безмолвствуй. Тогда уж точно жизнь православных будет тождественна жизни храма: молитвы, отпевания, венчания, крестины — и все. Если вас такая картинка устраивает — пожалуйста. Кусайте меня и дальше. А я слишком имперский человек, я считаю, что у Церкви много дел и за пределами храма и алтаря.

А может, и не будет халифата. И в 2100 году в кафешке напротив Медного всадника один китаец спросит другого: «Лунь Юй, помнишь, дедушка рассказывал нам о таком смешном народе, который жил здесь до того, как мы приехали? Как он назывался? Как это не помню? Помню. Кажется, его звали Джи Гит».

Среди мусульман или язычников, но в самый последний период мы неизбежно окажемся в капсулированном состоянии (оттого этот период и станет последним). В конце времен мы будем изгнаны из «приличного общества», станем маргиналами (как это было и в апостольский век). Но сами к такому состоянию стремиться не должны. Пока есть время, лучше действовать по французской поговорке: «Делай то, что ты должен, — и будь что будет».

У нас есть 10—15 лет, не больше, чтобы повернуться лицом к молодежи, чтобы ее повернуть к вере. Послезавтра будет поздно, динамика станет совершенно необратимой. А если при этом немногие пока еще молодежные миссионеры будут постоянно слышать сплетни за своей спиной в церковной среде — это и будет означать парализацию церковными же усилиями церковной миссии среди молодежи.

От священника зависит, есть ли в его приходской иконной лавке книги, интересные для молодого и сомневающегося человека, а не только сборники акафистов и любимые бабушками «жития стариц». Ну посмотрите вы на свой храм глазами «постороннего», а не «благочинного». Вот зашел в храм человек, способный читать и думать, ставить новые для себя вопросы и слышать новые ответы. У него появился вопрос о сути нашей веры. По привычке он и в храме обращается прежде всего к книжной витрине и там пробует найти ответ. Представьте, что у него вопрос не о том, «как вести себя на кладбище», а о том, почему христиане верят в Троицу. Найдет ли он в храме ответ на свой вопрос? В большинстве наших храмов не найти ни одной книги по основам христианской философии и богословия, ни одной книги о Христе... Все про блаженно-юродивых стариц и особенности ритуального поведения... Не стыдно ли за Православие при виде убожества приходской книготорговли? Неужели православие состоит в почитании царя Николая, обличении масонов и колдунов?

Священник обязан наполнить свою торговую точку книгами, которые могут заинтересовать студентов и учителей, очкариков и головастиков. Даже если поначалу это будет убыточно, надо идти на это омертвление капитала, приучая людей к хорошему богословскому вкусу. И один человек, взявший в храме Лосского и через него вошедший в Церковь, потом приведет в храм еще десяток своих друзей.

От епископа зависит, направит ли он епархиальные доходы и возможные пожертвования спонсоров на строительство очередного собора или на создание православной женской консультации, в которой православные врачи радовались бы беременным и многодетным женщинам, в отличие от своих атеистических коллег, по сути терроризирующих женщин и склоняющих их к абортам.

От епископов зависит, какие именно тенденции церковной жизни они готовы поддерживать. Готовы ли поддерживать и создавать проекты, обращенные к молодежи, или готовы терпеть и даже умножать сплетни неумех — тех, кто не умеет проповедовать молодежи и говорит, что это невозможно, что это потерянное поколение с сатанинской культурой и даже идти к ним не стоит...

От епископа зависит, будут ли в его епархии «курсы повышения квалификации» приходского духовенства. Большинство современных священников не имеет семинарского образования. Те, кто имеют, за годы, естественно, многое подзабыли. Жизнь ставит все новые и новые вопросы, да и у самой Церкви копится опыт. Так отчего бы раз в полгода не собирать священников на двух-трехдневные курсы в епархиальном монастыре? И встречался бы с ними в эти дни то опытный духовник из другой епархии, то специалист по церковному искусству, то сектовед, то педагог, а то и просто богослов. Нужны были бы и встречи с миссионерами.

Но самое трудное дело на свете — это обратить в Православие православного попа. Я тут бессилен, а вот для епископа это должно быть постоянной головной болью. «Если бы вам, как мне, пришлось много лет прожить в деревне и изучить деятельность наших сельских «батюшек» и слышать постоянные жалобы крестьян, вы бы убедились, подобно мне и многим, что главный наш недуг духовный в них (хотя, конечно, они лишь таковы, какими их делают) и что они более всего виновны в отпадении от Церкви, а не те несчастные, темные изуверы, которые изобретают всякие безобразные секты. И вместо того чтобы посылать миссионеров переубеждать сбившихся с пути фанатиков (что вообще дело бесплодное), следовало бы посылать их к нашему сельскому духовенству и его обращать в христианство и наставлять на путь истинный, чтобы они действительно были служителями Церкви и отцами духовными, а не чиновниками, дельцами и даже, что так грустно видеть, ростовщиками нетрезвыми». От качества духовенства зависит отношение народа к своей Церкви. А качество духовенства зависит от епископа.