Гамп и компания - Уинстон Грум

— Может, это верно для тебя и сержанта Кранца, — говорю, — но для нас со Сью это не так. Мы народ мирный.

— Да, но когда сигнал дают, ты всегда на месте оказываешься, — говорит Ден. — И не думай, что я этого не ценю.

— Я точно буду рад, когда мы домой прибудем, — говорю.

— Едрена вошь, — говорит Ден.

— Чего?

— Я сказал: «Едрена вошь». — Он смотрит на приборную панель.

— А в чем дело? — спрашивает сержант Кранц.

— Нас на прицел взяли.

— Что? Кто?

— Кто-то взял нас на мушку. Самолет. Прикидываю, это наверняка один из наших.

— Из наших?

— Ясное дело. Ведь никаких иракских ВВС уже не осталось.

— Но зачем? — спрашиваю.

— Едрена вошь! — снова говорит Ден.

— Чего?

— Они пальнули!

— В нас?

— В кого же еще? — говорит Ден и начинает по-всякому крутить танком. Но тут раздается мощный взрыв, который буквально разносит танк на куски. Нас всех разбросало в разные стороны, а кабина наполнилась дымом и огнем.

— Прочь отсюда! Прочь! — орет Ден.

Я вылезаю из люка и тянусь за сержантом Кранцем, который оказался как раз позади меня. Потом я тянусь за стариной Сью, но он лежит в задней части кабины, раненый или чем-то придавленный. Тогда я нагибаюсь, чтобы ухватить Дена, но ему не дотянуться до моих рук. Какое-то мгновение мы смотрим друг другу в глаза, а потом он говорит:

— Проклятье, Форрест, мы почти добрались…

— Идем, Ден! — ору я. Пламя уже расползлось по всей кабине, а дым все гуще и гуще. Я изо всех сил тянусь вниз, чтобы до него добраться, но без толку. Ден вроде как улыбается и смотрит на меня снизу вверх.

— Ну что, Форрест, чертовски славную войну мы себе устроили, правда?

— Скорее, Ден, хватайся за мои руки! — завопил я.

— Увидимся, приятель, — только и говорит он, а потом танк взрывается.

Меня швырнуло в воздух и малость опалило, но в остальном я особых ранений не получил. И все-таки я не мог в это поверить. Я встал и просто стоял там, наблюдая за тем, как сгорает наш танк. Я хотел вернуться и попытаться их вытащить, но знал, что все это уже без толку. Мы с сержантом немного подождали, пока весь танк не выгорел, а потом он говорит:

— Ладно, идем, Гамп. До дома путь долгий.

Той ночью весь путь назад по пустыне я чувствовал себя так ужасно, что даже не мог заставить себя заплакать. Два лучших друга, какие только могут быть у человека, — вот и они тоже ушли. Одиночество было таким ужасным, что просто не верилось.

По лейтенанту Дену и Сью устроили небольшую службу на базе ВВС, где стояли наши истребители. Я не мог удержаться от мысли, что один из этих пилотов в ответе за все, что произошло, но прикинул, что ему и самому сейчас, должно быть, страшно паршиво. Да и в конечном счете нас не должно было там быть, если бы нам не пришлось возвращать Саддама в Багдад.

На бетонированную площадку поставили пару покрытых флагами гробов, и те мерцали на утренней жаре. В гробах, впрочем, ничего не было. Дело в том, что от Дена и Сью даже на консервную банку не осталось.

Мы с сержантом Кранцем стояли в небольшой группке, и один раз он повернулся ко мне и сказал:

— А знаешь, Гамп, они, эти двое, хорошими солдатами были. Даже этот обезьян. Он никогда никакого страха не показывал.

— Может, он был слишком тупой, чтобы понимать, — говорю.

— Может. Вроде тебя, да?

— Наверное.

— Я буду по ним скучать, — говорит сержант Кранц. — У нас чертовски славная поездка получилась.

— Угу, — говорю. — Чертовски славная.

После того как капеллан что-то там такое сказал, была дана команда оркестру, который сыграл отбой, и взводу автоматчиков, который дал салют из двенадцати автоматов.

После этого генерал Шайскопф подходит и обнимает меня за плечи. Наверное, он заметил, что у меня глаза наконец слезиться начали.

— Мне очень жаль, рядовой Гамп, — говорит он.

— Всем остальным тоже, — говорю.

— Послушай, я так понимаю, эти парни были твоими друзьями. Мы не смогли найти их личных дел.

— Они были добровольцы, — сказал я.

— Что ж, — говорит генерал, — возможно, ты захочешь забрать вот это. — Один из его адъютантов подходит с двумя маленькими баночками, и на верху каждой — крошечный пластиковый американский флажок.

— Наши люди из похоронной регистрации говорят, что это будет подходяще, — говорит генерал Шайскопф.

Я взял банки и поблагодарил генерала, хотя не знал, за что, а потом ушел, чтобы найти свое подразделение. К тому времени, как я вернулся, ротный писарь уже меня искал.

— Где ты был, Гамп? У меня важные новости.

— Это долгая история, — говорю.

— Ну, догадайся, что? Ты больше не в армии.

— Вот как?

— Точно. Кто-то прикинул, что у тебя криминальный послужной список. Черт, да тебя с самого начала нельзя было в эту армию допускать!

— Так что же мне теперь делать?

— Пакуй свое говно и убирайся отсюда к черту, — был его ответ.

Так я и сделал. Выяснилось, что той же ночью я должен лететь на самолете в Штаты. Не было времени даже переодеться. Я положил баночки с прахом Дена и Сью в свой вещмешок и в последний раз получил увольнительную. Когда я добрался до самолета, он был только наполовину заполнен. Я сам выбрал себе сиденье сзади, отдельно от остальных, потому как моя одежда… ну, на ней был запах смерти, и меня это смущало. Мы летели высоко над пустыней, луна была полная, а по всему горизонту плыли серебристые облака. Внутри самолета было темно, и я уже начал чувствовать себя чертовски одиноко и подавленно, но потом вдруг посмотрел на сиденье по другую сторону от прохода — а там Дженни, просто сидит и на меня смотрит! У нее тоже вроде как грустное выражение на лице, и в этот раз она ничего не говорит, а просто смотрит на меня и улыбается.

Я не смог сдержаться. Я протянул к ней руку, но она от меня отмахнулась. И все-таки осталась сидеть по ту сторону прохода. Я так прикинул, чтобы составлять мне компанию — всю долгую дорогу домой.

Глава тринадцатая

Был облачный и серый день, когда я вернулся в Мобил. Я добрел до дома миссис Каррен, и она сидела в кресле-качалке — вязала салфеточку или что-то вроде того. Она была рада наконец-то меня увидеть.

— Не знаю, сколько бы я еще протянула, — сказала она. — Тут все тяжелее и тяжелее становится.

— Угу, — говорю. — Могу себе представить.

— Форрест, — говорит она, — как я сказала вам в письме, я собираюсь продать дом, чтобы иметь возможность попасть в приют Сестричек бедных стариков. Но как только я это сделаю, они всю мою оставшуюся жизнь будут обо мне заботиться, так что я переведу деньги от продажи дома вам, чтобы помочь вам вырастить малыша Форреста.

— Э нет, миссис Каррен, — говорю. — Это ваши деньги. Я не могу их принять.

— Вы должны их принять, Форрест. Я просто не смогу попасть в приют Сестричек бедных стариков, если только не буду совсем разорена. А малыш Форрест мой внук и единственный родственник. Кроме того, вам понадобятся все деньги, которые вы сможете раздобыть. Ведь у вас даже нет работы.

— Ну, здесь, я думаю, вы правы.

Примерно в этот момент передняя дверь открывается, и здоровенный молодой человек врывается туда, говоря:

— Бабушка, я уже дома.

Сперва я вообще его не узнал. Последний раз я видел его почти три года назад. Теперь он вырос и стал почти мужчиной, крепким, высоким и стройным. Вот только в ухе у него было кольцо, и я задумался о том, какое нижнее белье он носит.

— Вернулся, значит? — говорит он.

— Похоже на то.

— И сколько на сей раз пробудешь?

— Как я прикидываю, — говорю, — я здесь навсегда.

— А что ты собираешься делать? — спрашивает он.

— Этого я еще не прикинул.

— Ничего другого я и не подумал, — говорит он и уходит к себе в комнату.

Вот такой вот вышел теплый домашний прием.

Так или иначе, на следующее утро я начал искать себе работу. К несчастью, нельзя было сказать, что у меня имелась уйма рабочих специальностей, а потому мой выбор был ограничен. Типа канавы копать или что-то вроде того. Но даже такую карту тяжело было разыгрывать. Похоже, землекопы в этот момент на рынке не шибко требовались. А кроме того, один из начальников сказал мне, что я слишком стар для такой работы.

— Нам нужны перспективные молодые ребята, которые хотят сделать на этом карьеру, а не какой-то старпер, который просто хочет себе столько работы, чтобы хватило кварту дешевого вина купить, — так он мне это изложил.

Дня через три-четыре я уже чертовски обескуражен, а через три-четыре недели все это становится откровенно унизительным. Наконец я решил солгать миссис Каррен и малышу Форресту. Я сказал им, что нашел работу и смогу их поддержать, но на самом деле начал использовать для оплаты счетов свой расчет по окончании срока службы. Все дни я теперь проводил у фонтана с минеральной водой, пил кока-колу и ел чипсы — по крайней мере когда не обивал пороги в поисках работы.