Против шерсти - Стефан Серван

применяла все возможные методы борьбы. На других кадрах Кошек окружала целая толпа. На улицах, застроенных самыми обычными домами, разворачивались сцены народного самосуда.

– Уже известно о нескольких жертвах как со стороны людей, так и со стороны Темных. И…

Кто-то положил на стол ведущему лист бумаги. Тот склонился над ним и поднял глаза, напустив на себя серьезный вид.

– Дамы и господа, мы следим за развитием событий в режиме реального времени. Прямо сейчас нам стало известно, что правительство ввело режим чрезвычайной ситуации. Собрания Темных в общественных местах запрещены. Объявлен роспуск всех групп и организаций, выступающих за признание прав Темных, а также групп, имеющих отношение к анархистским политическим течениям. В случае крайней необходимости правоохранительные органы смогут применять силу, вплоть до использования огнестрельного оружия.

На экране появилась красная надпись: «Темные: на пути к гражданской войне?»

– Теперь мы с нашим специалистом обсудим усиление радикальных настроений среди Темных. Я знаю, что они предпочитают называть себя «Кошки», но на сегодня термин «Темные» представляется куда более подходящим, ведь они показали себя крайне далекими от нашего общества. Правда ли, что мы наблюдаем процесс одичания, как заметил…

Папа выключил звук и повернулся ко мне.

* * *

Ночью стало известно, кто эта девушка, поджегшая себя на сцене.

Я узнала, что ее зовут Камий и что ее отец – писатель.

Я узнала, что она ваша дочь.

Простите, что мне пришлось описать то, что случилось в тот вечер на митинге Лиги. Но мне кажется важным, чтобы читатели понимали, как именно все произошло.

По большому счету то, что сделала Камий, послужило толчком для последующих событий.

В каком-то смысле так и есть.

Савини только и ждал предлога.

И он воспользовался поступком вашей дочери.

Я ни в коем случае не обвиняю Камий.

Она и другие Кошки, которые принимали в этом участие, хотели, чтобы страх перешел на другую сторону. Знаете, мне кажется, они не понимали, что страх уже царил повсюду в нашем обществе. В человеческих отношениях, в рекламе, на работе, в средней и старшей школе, на улице. Между мужчинами и женщинами, между теми, кто исповедует разные религии, между людьми с разным цветом кожи. Словно болезнь, которая только и ждала благоприятных условий, чтобы вылезти наружу. И принести с собой всю возможную жестокость.

Я знаю, что вы придерживаетесь того же мнения. Я читала вашу статью. Ту, в которой вы рассказываете о Камий, о ее мечтах, о ее идеализме, о ее самоотдаче. О том, как трудно ей жилось в таком обществе, и о том, как сильно это выводило ее из себя. Совершенно ясно, что вы обвиняете во всем Савини, Лигу и авторитарный курс правительства. Карантинные лагеря для беженок, карточки, белые одеяния, оскорбления, безнаказанная жестокость – не будь всех этих унижений, всей этой несправедливости, Камий не принесла бы себя в жертву таким способом. Вас обвинили в том, что вы поддерживаете терроризм, вас смешали с грязью, ваши книги уничтожили, и вы перестали писать. Я согласна с вами, что некоторые Кошки из нашей группы могли бы поступить так же, как Камий. И в первую очередь Фатия. К счастью, с ней рядом были другие девушки, которые, как мы с Рыжей, верили, что еще не все потеряно.

Не могу сказать, что не испытывала ненависти. Я питала глубокое отвращение к Савини, Лиге и правительству. У меня все внутри вскипало, когда нас заставили встать на колени, убрать руки за голову и держали нас под прицелом просто за то, что мы устроили мирное шествие. Но я была уверена, что агрессия с нашей стороны только подольет масла в огонь, ведь они только и ждали от нас жестокости. Она была им необходима, понимаете? Им нужен был повод, чтобы нас уничтожить, ведь они знали, что у них в любом случае больше шансов на победу, чем у нас. Закон был на их стороне, у них было оружие, а у нас – только наша решимость. Хоть мы и стали сильнее благодаря Мутации, в любом поединке с ними мы были обречены на провал.

Я знаю, что Кошки со мной не согласятся. Я не уверена, что знаю всю правду. Я не уверена, что права.

Я много размышляла о жестокости после того, как стала жертвой изнасилования. Сделала ли я все возможное, чтобы отбиться от Фреда? Я долго сомневалась в этом из-за нашей совместной фотографии. Даже Сара, которая видела этот снимок, думала, что мы встречались на момент вечеринки. Что между мной и ее братом действительно что-то было. Что с его стороны не было никакого давления.

Вы знаете, что жертвам изнасилования часто задают один вопрос: пытались ли вы сопротивляться? Сопротивлялись ли вы изо всех сил? И мне невыносимо слышать этот вопрос. Фред воспользовался тем, что я была юной и хрупкой и к тому же пьяной. Чтобы овладеть мной, он выждал момент, когда я окажусь в наиболее уязвимом положении. В этом виновен только один человек, Фред. Невозможно заставить другого совершить над тобой насилие. Но можно стать жертвой. Решение изнасиловать принимает сам насильник. Он проявляет жестокость. Невообразимую, слепую жестокость. И, став ее жертвой, ты превращаешься в вещь, которую другой человек хочет присвоить себе и уничтожить.

У Савини была только одна цель: захватить власть. За его красивой улыбкой скрывалась ужасающая жестокость. Своими лживыми речами о Кошках он подпитывал страх людей, он подчинил их себе, он заставил поверить в худшее. Чтобы уничтожить нас и добиться своего, ему недоставало предлога. Этим предлогом стали отчаяние вашей дочери и ужас, который посеял ее поступок.

Поэтому я хочу рассказать свою историю и ради Камий.

Потому что память о ней, как и об Алексии, еще жива, и совсем неважно, какой она сделала выбор.

Для меня она не только ваша дочь, она мне как сестра.

То, что пришлось пережить мне, могло бы стать и ее участью.

В тот вечер, когда она погибла, ввели режим чрезвычайной ситуации.

Через два дня начались облавы.

* * *

Мы с Сати были в лавке месье Бланше, одном из немногих магазинов, куда еще пускали Кошек.

Я стояла у полок с потрепанными книгами, а Сати неподалеку от меня забавлялся тем, что запускал руку в банку с разноцветными шариками. Месье Бланше не делал ему замечаний, хоть и не мог сдержать убийственных взглядов. Когда мы зашли в магазин, из него выходила покупательница. Я слышала, как она сказала месье Бланше: «Не стоит вам пускать их к себе. От них слишком сильно пахнет». Сказала она это громко, чтобы мне было слышно.

Уголек, сидевший на прилавке, озлобленно рыкнул и выгнул спину. Месье Бланше сделал вид, что пропустил слова женщины мимо ушей.

Женщина раздраженно хлопнула дверью.

– Раз у вас такие порядки, я теперь буду ходить в другой