История Крестовых походов - Жан Жуанвиль

Обычно, покончив с каждодневными делами, король посылал за почтенным графом Суасонским и за нами, которые уже прослушали мессу. Он просил нас пойти и выслушать жалобщиков у городских ворот, которые ныне назывались воротами Просьб.

Вернувшись из церкви, король посылал за нами и, устроившись в изножье своего ложа, приглашал нас устроиться вокруг него, после чего спрашивал, случались ли дела, которые не могут быть разрешены без его личного вмешательства.

После того как мы излагали их суть, он приглашал к себе обе стороны и спрашивал их: «Почему вы не приняли предложение, которое сделали наши люди?» — «Ваше величество, — отвечали те, — потому, что они предлагали нам слишком мало». — «Вам стоило бы, — говорил он, — разобраться в том, что они хотят вам предложить». Наш святой король всеми силами старался внушить им правильный и справедливый образ мышления.

Летом, прослушав мессу, король часто отправлялся гулять в Венсенский лес, где садился спиной к дубу и рассаживал нас вокруг себя. Те, кто хотел представить ему какое-то дело, могли беспрепятственно говорить с ним без всяких подсказчиков. Напрямую обращаясь к ним, король спрашивал: «Есть тут кто-то еще, чье дело нуждается в разрешении?» Те, у кого таковое имелось, вставали. Затем он говорил: «Всем остальным хранить молчание, а вас, в свою очередь, выслушают одного за другим». После чего он вызывал Пьера де Фонтена и Жоффруа де Виллета и говорил одному из них или обоим: «Разберитесь для меня в этом деле». Если он видел в рассказе того, кто выступал в свою пользу или в пользу других людей, то, что нуждалось в исправлении, он мог сам вмешаться и внести необходимые изменения.

Порой в летние дни я видел, как король отправляет правосудие своим подданным в общественных парках Парижа, одетый в простой шерстяной плащ, куртку без рукавов из грубой ткани; на плечах черный капюшон из тафты, а на голове — шляпа с белым павлиньим пером. Он расстилал ковер, чтобы все мы могли рассесться вокруг, а те, что пришли с каким-то делом, стояли за нами. Затем он выносил суждение по каждому делу, как он часто поступал — и я об этом рассказывал — в Венсенском лесу.

Я наблюдал за королем и в другом случае, когда все прелаты Франции хотели бы поговорить с ним, и он отправился в свой дворец, дабы выслушать все, что они собирались ему сказать. Среди них присутствовал епископ Гюи из Осера, сын Гийома де Мело, и он обратился к королю от имени всех прелатов. «Ваше величество, — сказал он, — здесь присутствует духовный владыка этого королевства, и он повелел мне сказать вам, что дело христианства, которое вы обязаны охранять и защищать, гибнет в ваших руках». При этих словах король перекрестился и сказал: «Прошу, скажите мне, как это может быть».

«Ваше величество, — сказал епископ, — сейчас отлучение от церкви воспринимается так легко, что никто не думает, что может умереть, не получив отпущения грехов, и не хочет обрести мир в лоне церкви. И посему Дух Святой требует от вас, ради любви к Богу и потому, что это ваша обязанность, приказать вашим начальникам полиции и судебным приставам искать тех, кто остается в отлучении от церкви год и день, и принуждать их под страхом лишения собственности получать отпущение грехов.

Король ответил, что он охотно отдавал бы такие приказы, если кто-то убедительно, без всяких сомнений докажет ему, что лицо совершило эти порочные деяния. Епископ сказал ему, что прелаты ни в коем случае не примут такое условие, поскольку оно ставит под сомнение их право выносить решения по этим делам. Король ответил, что не будет делать ничего иного, чем то, что он сказал, ибо это противоречит Божьим установлениям, праву и справедливости, если он станет заставлять человека искать отпущения грехов, когда клирики несправедливо поступили с ним.

«Как пример, — продолжил он, — я расскажу вам о деле графа де Бретань, который целых семь лет, отлученный от церкви, выдвигал обвинения против епископов своей провинции и добился, что в конце сам папа осудил его противников. И если бы в конце года я заставил бы графа молить об отпущении грехов, то согрешил бы и против Бога, и против этого человека». Так что прелаты отказались принимать такое положение дел, и я никогда больше не слышал, чтобы они выдвигали такие требования.

Чтобы установить мир с королем Англии, король Людовик отказался от подсказок своих советников, которые говорили ему: «Сдается нам, что вашему величеству не стоит отказываться от земель, которые вы передали королю Англии; он не имеет прав на них, потому что они были просто взяты у вашего отца». — «Видите ли, — сказал он, — наши жены сестры и, соответственно, наши дети — близкие родственники. Поэтому нам так важно, чтобы они жили в мире друг с другом. Кроме того, я обрету почет для себя, если заключу мир с королем Англии, потому что теперь он мой вассал, каковым не был раньше».

Любовь короля к честности и открытости видна из его поведения в деле некоего Рено де Трита. Тот представил королю грамоту, гласящую, что наследники покойной графини де Булонь даровали ему округ Даммарген в Гуле. Но печать на грамоте оказалась сломанной, так что от нее почти ничего не осталось, кроме половины ноги фигуры, представляющей короля, и подставки, на которой она покоилась. Король показал эту печать всем нам, членам его совета, и попросил нас помочь ему принять решение. Мы единодушно высказали мнение, что он не обязан принимать такую грамоту во внимание. Он попросил Жана Саразена, своего камергера, передать ему грамоту, о которой шла речь. Как только она оказалась в его руках, король сказал нам: «Господа мои, тут печать, которой я пользовался до того, как отправился за море, и, глядя на нее, могу уверенно сказать вам, что сломанная печать производит точно такое же впечатление, как и целая. Таким образом, по совести, я не могу отобрать эти земли». Король послал за Рене Тритским и сказал ему: «Я возвращаю вам эту землю».

Часть вторая

Глава 1

ВОЛНЕНИЯ СРЕДИ СЕНЬОРОВ

1226–1242 годы

Во имя Господа Всемогущего мы приступаем к описанию благочестивых высказываний и мудрых поучений нашего праведного короля Людовика, чтобы те, кто будут изучать этот труд, увидели все эти вещи в их правильной последовательности и извлекли из них куда больше пользы, чем ежели бы о них упоминалось среди прочих его деяний. Вот с этого, во имя Господа и во имя короля Людовика, мы и начинаем рассказ.

Как я от него слышал, король Людовик родился в День святого Марка Евангелиста, вскоре после Пасхи. Во многих местах существовал обычай нести кресты в процессии, которых во Франции называли «черные кресты». Их в каком-то смысле можно было считать предвестником для многих, кто погибнет в двух Крестовых походах — то есть в Крестовом походе в Египет и в том, в котором сам король скончался в Карфагене; и тот и другой вызвали глубокую скорбь в мире и большую радость в раю за тех, кто погиб как истинный крестоносец во время этих двух паломничеств.

Король Людовик был коронован в первое воскресенье Рождественского поста (29 ноября). Воскресная месса открывалась словами: «К тебе, Господь, я устремляю мою душу. О Бог мой, я верую в тебя». И действительно, король всегда испытывал глубокую веру в Господа, с детства и до самой кончины; в последних словах, лежа на смертном одре, он призывал Господа и его святых, особенно святого Иакова и нашу покровительницу святую Женевьеву.

Господь, на которого он полагался, всю жизнь не оставлял его своим попечением, с детства и до самого конца; особенно в ранней юности, когда он так нуждался в защите, о чем вы вскоре услышите. Что же до его души, Господь оберегал ее добрыми наставлениями, которые ребенок получал от своей матери, которая учила его и верить в Бога, и любить Его; она же приводила его в общество религиозно мыслящих людей. Когда Людовик был ребенком, она заставляла его повторять ежедневные молитвы, а в дни больших празднеств слушать проповеди. Он всегда помнил, что она как-то сказала ему, что будет скорее мертвой, чем виноватой в смертном грехе.

В юности король Людовик очень нуждался в Божьей помощи, потому что у его матери, которая была родом из Испании, не имелось ни родственников, ни друзей во всем королевстве Франция. Более того, поскольку король был ребенком, а королева, его мать, — чужеземкой, бароны сделали графа Булонского, дядю короля, его наставником и относились к графу так, словно именно он был их государем. Поле коронации некоторые сеньоры выдвинули требование, чтобы им передали крупные поместья, а когда королева отказала, они и другие сеньоры собрались в Корбее.

Праведный король как-то поведал мне, что ни он, ни его мать, с которой он был тогда в Монлери, не осмеливались возвращаться в Париж, пока на выручку к ним не пришли вооруженные горожане. И он вспоминал, как весь путь от Монлери до Парижа дороги были усеяны толпами людей, вооруженных и безоружных, которые взывали к Богу даровать их юному королю долгую и счастливую жизнь и были готовы оберегать его и защищать от врагов. И Бог ответил на их моления, как вы позже услышите.