След за кормой - Александр Мелентьевич Волков

Европе редко, а изделия из моржовых клыков славились красотой и прочностью и высоко ценились.

Но самым драгоценным подарком Торунне оказался золотой перстень, который муж надел ей на безымянный палец правой руки.

Перстень украшали крупные изумруды, и он был семейной драгоценностью в роду Лейфа. Кто-то из его предков добыл этот перстень во время набега на Италию, и с тех пор он переходил от отца к сыну. Эрик Рыжий подарил его Лейфу в день совершеннолетия, когда юноше исполнился 21 год.

Отъезд Лейфа был решён, но перед молодой четой встал серьёзный вопрос: как быть с Роаром?

Рано лишившийся отца и матери, мальчик воспитывался в семье Геллира, — более близких родственников у него не было. Рори с малых лет решил стать мореходом и с редкой настойчивостью шёл к намеченной цели. Сначала он пускал кораблики в речке, протекавшей близ поместья, а когда подрос, стал плавать по морю в дедовской лодке и был счастлив, если ему удавалось ускользнуть в ней одному, без старших. Он рано научился управляться с тяжёлыми вёслами и вести лодку под парусом.

Любимой игрой окрестных мальчишек были морские сражения, где одна сторона изображала отважных пиратов, а другая — английских купцов. И не нужно пояснять, что «конунгом морских разбойников» всегда избирался Рори Эйлифсон. Если «купцы» оказывались чересчур стойкими и выбрасывали в море шедших на абордаж «пиратов», Рори первым выбирался из воды с воинственным кличем и в конце концов всегда добивался победы.

Однажды внезапно налетевший шторм унёс его лодку далеко в море. Целые сутки боролся Рори с волнами, и когда спасательная флотилия нашла его, голодный, иззябший, он наотрез отказался перейти в другую лодку и сам привёл своё суденышко в гавань. Было ему в ту пору одиннадцать лет, и об этом подвиге Рори с великой похвалой говорили все Гебриды.

Для своего возраста мальчик был очень рослым и сильным, от матери, пленной гречанки, он наследовал кудрявые чёрные волосы и смелые чёрные глаза. Среди белокурых, белолицых, голубоглазых норманнов черноглазый Рори Эйлифсон с его смуглой кожей и тёмной шевелюрой казался залётной птицей с далёкого юга. И, быть может, именно потому, что он был так непохож на своих сверстников, дети севера безропотно слушались его во всём и по его приказу пускались на самые дерзкие затеи. Но и взрослые уважали Рори за мужественный характер, за непоколебимую стойкость, с которой он готовился к трудностям мореходного ремесла.

С первого же дня, как к берегу Льюиса причалила «Фрейя», Рори Эйлифсон заявил, что обязательно отправится с Лейфом в плавание на его корабле.

Напрасно Лейф пытался успокоить Рори обещаниями, что он возьмёт его с собой, когда приплывёт на Гебриды в следующий раз, что ждать этого недолго — всего одну зиму, что за это время Рори подрастёт, научится ещё лучше управляться со снастями и станет достойным матросом «Фрейи». Мальчик не признавал никаких отговорок.

Ещё более щекотливым стало положение Лейфа Эриксона после его брака с Торунной. Теперь слово «дядя» означало не просто вежливое обращение младшего к старшему, оно выражало их родственные отношения, а родство было у норманнов святым делом.

«…В самом деле, почему бы мне не взять с собой мальчугана, — раздумывал Лейф. — В нём соединились отвага отца, погибшего в набеге на Францию, и пылкая южная кровь матери. Если я оставлю его здесь, он захиреет в этом глухом углу, среди мирных рыбаков и скотоводов…»

Судьба Рори решилась, когда мальчик сказал, что если дядя Лейф не возьмёт его в плавание, он всё равно убежит на любом корабле, который появится у берегов Льюиса.

Все поняли, что угроза мальчика не пустые слова, и ярл Геллир, которому принадлежал решающий голос на семейном совете, наконец, произнёс:

— Хорошо, Рори, я отпускаю тебя в дальние странствования, и пусть тебя хранят Христос и пресвятая дева!

Рори в восторге бросился на шею деду, а старая нянька Тордис, убеждённая язычница, втихомолку пробормотала:

— Пусть лучше будут его покровителями великий отец богов Один и все могучие Асы…[64]

Прощаясь с мужем перед отплытием его корабля, Торунна шепнула, смущённо спрятав лицо в ладонях:

— Милый мой, у нас будет ребёнок…

— Вот видишь, родная, как я был прав, когда отказывался взять тебя в плавание. Ведь в случае несчастья погибли бы не только мы с тобой, но и наш сын и наследник…

— А ты уверен, что у нас будет сын? — перебила Лейфа Торунна, засмеявшись.

— Я знаю это так же твёрдо, как то, что солнце восходит на востоке, — ответил Лейф. — И знаешь что, Торунна: назови мальчугана Торгильсом, это моя непременная воля…

Сага о Лейфе Счастливом утверждает, что Торунна обладала даром предвидения. И этот дар заставил её сказать:

— Да, ты прав, дорогой: у нас будет сын Торгильс, и в жизни его произойдёт много необычайного. Но я предвижу и то, что ты не скоро увидишь меня и Торгильса — судьба поставит между нами много препятствий…

Торунна оказалась права: Лейф Эриксон увидел жену и сына лишь через несколько лет, и в эти годы он совершил великие дела.

Сказания скальда Снорре

Как видно, и Христос и скандинавские боги оказались милостивы к влюблённому Лейфу Эриксону. Плавание «Фрейи» с Гебрид к берегам Норвегии протекало благополучно, к большому разочарованию Рори, которому до страсти хотелось побороться с бурей. Утешение мальчуган нашёл в дружбе со Снорре Мудрым.

Небольшого роста, с красным обветренным лицом, с седыми волосами и маленькими слезящимися глазками, скальд знал бесчисленное количество историй про богов, про их битвы с великанами, про то, как боги в образе людей ходили по земле. Эти истории он рассказывал юному мореходу, и тот с упоением слушал их, как волшебные сказки.

В один из погожих осенних вечеров, когда заря золотила лёгкие облачка на западном небосклоне, Снорре рассказал мальчику занятный случай, приключившийся с богом Тором.

У норманнов величайшим позором для мужчины считалось, если он надевал женское платье. Но вот что однажды произошло с громовержцем Тором.

Целых три года воевал Тор с жестокими великанами Гримтурсенами, которые хотели завоевать Асгард, страну богов. Наконец враги были разгромлены и бежали. И тогда Тор выпряг двух быстроногих козлов из колесницы, на которой всегда ездил, и улегся спать на зелёном лугу. Свой очарованный[65] молот Мйольнир он положил рядом, под боком.

Каковы же были гнев и огорчение бога, когда, проснувшись, он не нашёл молота: кто-то во время его сна стащил заколдованное оружие. Пришлось обратиться за