Смерть и любовь в Гонконге - Хайнц Конзалик

– Нет. Я назвал его своим другом.

– Вот вернетесь вы в госпиталь, надают вам пинков – не обрадуетесь. – Доктор Мэй почесал голову, что отнюдь не способствовало стерильности руки, и сделал большой глоток из бутылки виски. – Говорите, как мы его перевезем? На сампане, конечно. А что, на набережной его будет ждать санитарная машина?

– Как только причалим, я ее сразу вызову.

Доктор Мэй подошел к Меркеру, взглянул на вскрытый нарыв, а потом на старый ящик с медикаментами.

– Антибиотики у вас есть? – спросил Меркер.

– Откуда? Я только начал практиковать… после пятилетнего перерыва.

– Чем же вы собираетесь покрыть нарыв?

– Цинковой мазью… она у меня пока есть. Скажу молодой даме, будто это наиновейший пенициллин. Вы увидите, как на ней все заживет!

– Придется нам скупить в Коулуне запасы целой аптеки и доставить сюда. – Меркер взял у Мэя тампон и подошел к столу, чтобы снять из воронки нарыва последние капельки гноя, а потом наблюдал, как доктор Мэй смазал рану слоем старой цинковой мази толщиной в палец. Что он при этом говорил на диалекте «водных китайцев», Меркер, конечно, не понял, но по тому, как девушка довольно закивала, понял, что Мэй ее успокоил.

– Так, а теперь займемся пузырем! – сказал Мэй, тоже опуская руки в дезинфицированный раствор. – Вот еще проблема: как уговорить семью, что ее главу нужно отправить на сушу, в настоящую больницу. Для вас будет весьма поучительно услышать, какой при этом поднимется шум и гам.

На палубе собиралось все больше больных. Нос джонки был буквально забит ими. Как же – наконец-то настоящий доктор!..

Доктор Меркер удрученно остановился на верхней ступеньке лестницы.

– Работы на три дня, никак не меньше, – проговорил он, глубоко вздыхая.

– Да, по меньшей мере. Теперь больные не уйдут с джонки, пока не подойдет их очередь. Пусть это продлится даже четверо суток… они отсюда ни ногой. Им нужно стеречь свое место в очереди. Кто от этого откажется?

Они направились к высокой надстройке на корме джонки, где некогда находились жилые помещения доктора Мэя и где он собирался устроить маленький госпиталь. Но там, где лежал – или должен был лежать – больной с острым воспалением желчного пузыря, никого не оказалось. Носилки с натянутым на бамбуковые палки брезентом, оба соседа, семья больного – ничего и никого. Доктор Мэй сунул руки в карманы своего мешковатого серого костюма.

– Ну вот видите, – только и сказал он. Доктор Меркер в ужасе воззрился на него.

– Что это значит?

– Здешние люди приучены принимать решения самостоятельно.

– Вы еще скажете, что они увезли больного!

– Они услышали слова «в госпиталь» и «на сушу» – и сбежали.

– Да ведь это безумие! – воскликнул доктор Меркер. – Без хирургического вмешательства этот человек через два дня умрет. Вы обязаны немедленно выяснить, где он живет. Мы отправимся за ним, и…

– Вы по-прежнему рассуждаете как европеец, Фриц.

– Я рассуждаю как врач! Больной должен быть доставлен сюда.

– Будь по-вашему. Я наведу справки.

Доктор Мэй замешался в толпу ожидающих своей очереди. Несколько минут спустя вернулся, но Меркер с первого взгляда понял, что ничего он не узнал. Или не скажет.

– Пузырь носит имя Лян. Но так зовут сотни людей. На какой лодке он живет, никому не известно. Это, разумеется, дикая ложь, но больше я из них ничего не выбил.

– Но ведь это для него смертный приговор!

Доктор Меркер повернулся лицом к скоплению джонок, жилых лодок и сампанов, покачивающихся на воде в золотых лучах послеполуденного солнца, за которыми с любопытством наблюдали туристы с больших прогулочных судов. Оттуда над Плавучим городом разносилась веселая музыка.

– Я ничего не понимаю.

– А вы вспомните о лакомом блюде из обезьяньих мозгов.

– Это жестоко и бесчеловечно…

– Мы, китайцы, другого мнения. Все зависит от судьбы, которую никому не дано переломить. С этим фатализмом мы прожили восемь тысяч лет и создали величайшие культурные ценности. Когда мы уже расписывали фарфор, по лесам Европы еще бродили люди, очень похожие на обезьян. Забывать об этом тоже не стоит…

– Все это к делу не относится! – сказал доктор Меркер. – Янг, ты мне не поможешь? Узнай, где они живут!

– Попытаюсь.

Она только что поднялась на палубу, ведя за руку прооперированную девушку. Отец обнял ее, радуясь, что у нее ничего больше болеть не будет. Низко кланяясь доктору Мэю и Меркеру, они, пятясь, удалились.

Янг пошла к толпе больных и растворилась в ней, как незадолго до этого доктор Мэй. На какое-то мгновение в воображении доктора Меркера всплыл образ кракена,[7] огромного и многорукого, всасывающего в себя свои жертвы. Он даже встряхнулся, чтобы избавиться от этого видения.

– Давайте продолжим прием, доктор Мэй, – предложил он. – До какого примерно времени?

– До тех пор, пока не свалимся с ног или пока нам сосок на груди не покажется пятнышком от ветрянки! Когда мы больше не сможем, я закрою дверь и ударю в литавры. Тогда они, там наверху, поймут – на сегодня все! Ложитесь спать, братья, завтра они продолжат… Родственнику привезут еду и чай. Какие запахи ты услышишь… расчудесные! Жизнь продолжается вопреки всему: мне доподлинно известно, что некоторые из ожидающих прямо у меня на палубе делали детей! Не такие уж все они больные, чтобы утерять эту способность. И потребность. Фриц, пойми – ты попал в прекрасный и неповторимый мир изгоев и отверженных!..

Спустились вниз. Перед кожаным диванчиком их терпеливо дожидался очередной пациент со штанами в руках. Его зад был усеян гнойными прыщами. Доктор Меркер догадывался, что и в данном случае панацеей явится старая-престарая цинковая мазь.

Полчаса спустя вернулась Янг. Ее взгляд сразу сказал им – пусто!

– Они доверяют тебе, Фриц, – сказала она. – И боятся. Ты здесь чужак, длинноносый и круглоглазый, и они опасаются, как бы мир суши не пришел в мир воды. Несмотря на радио и телевидение, спутниковую телефонную связь и сверхзвуковые самолеты, нас разделяют столетия.

– Да это же чушь собачья, когда речь идет о жизни человека!

– Они этого пока не понимают. Или, если хочешь, они не желают с эти примириться! Они гордятся тем, что имеют собственные ценности. – Янг пожала узкими плечами. – Смирись и ты, Фриц. Ты живешь в Яу Ма-теи.

Они вели прием до двадцати трех часов, когда доктор Мэй сказал:

– Ну, я опустошил уже две бутылки, Фриц. Заканчиваем! Если я отопью из третьей, то начну хлестать моих пациентов по щекам и орать: «Какое ты имеешь право болеть, нахал?! Сядь задницей в холодную воду – это всегда помогает!» – Доктор Мэй махнул рукой. – Но мои пациенты знают меня насквозь и не обижаются. Да, давайте закончим прием и послушаем на закуску Пятую симфонию Малера! Партию литавр исполнит Мэй Такун! Мои соседи будут в восторге. – Он вопросительно взглянул на Янг. – Как там выглядит наш гонорар?