Потрясающий мужчина - Ева Геллер

Наконец дошла очередь до подарков. Сначала подарки своего несравненного распаковала Мерседес. В самом большом свертке, в бледно-розовой коробке с черной лентой и с этикеткой магазина модного белья, лежал шелковый пеньюар кремового цвета с кружевными вставками в форме сердечек. Выглядел он очень дорого, но мне не понравился. Мерседес тут же нацепила его на себя:

— Как он всегда угадывает мой вкус! — Нора с готовностью поддакнула ей. В других свертках оказались флакон духов «Шанель № 5», большое махровое полотенце от Ива Сен-Лорана, на котором не было изображено ничего, кроме его инициалов, пудреница от Герлена, пара кожаных перчаток цвета бутылочного стекла, шелковый платок от Диора, весь узор которого тоже состоял только из небрежно разбросанных росчерков «Диор». Мерседес, похоже, была рада только пеньюару — перчатки она тут же передарила Норе, которая, конечно же, всю жизнь мечтала о перчатках такого высокого качества. С пудреницы Меди даже не сняла целлофановую обертку, хотя я с удовольствием посмотрела бы, как она выглядит изнутри. Но Мерседес отрезала:

— Не знаешь, что ли, как выглядит пудра? — Чтобы не запачкать пеньюар, она сняла его. Я очень волновалась, когда она достала мой подарок, художественный календарь с репродукциями Бойеса. «Если уж мадам Мерседес носит Бойеса на шее, — подумала я, — почему бы ей не повесить на стену репродукции его безумных картин?» Она и в самом деле милостиво поблагодарила и мечтательно сообщила, каким невероятно потрясающим она находит Бойеса и как страдает от того, что он недоступен обывателям. Определенная часть интеллигенции, бесспорно, понимает его творчество, а лично она считает его одним из великих.

Для Норы я купила скатерть из набивного хлопка с французским цветочным узором на темно-зеленом фоне. Скатерть действительно замечательная. Чтобы изгнать коричнево-оранжевую пластиковую мерзость, мне никаких денег не жалко. Эта скатерть даже такой кухне придала бы благородную ноту. Я предложила тут же заменить коричнево-оранжевую клеенку на цветочное чудо.

— На кухню? — ужаснулась Мерседес. — Она туда абсолютно не подходит!

— Ты права, абсолютно не подходит, — подтвердила Нора.

— Но почему? — я растерялась.

— Цвета не сочетаются, — категорично отрезала Мерседес.

— Почему это?

— Нежный бледно-желтый цвет кухни не гармонирует с темно-зеленой скатертью.

— С твоим тонким художественным чутьем ты это сразу заметила, — восторженно произнесла Нора.

Я была сражена. Нора и Мерседес, безропотно сидевшие в этой чудовищно безвкусной гостиной, вынести которую мог разве что дальтоник, объясняли мне, какие цвета сочетаются, а какие нет! Будто у меня нет вкуса, будто я не дизайнер по интерьеру! Разумеется, я никогда бы не надела бледно-желтую блузку с темно-зеленой юбкой, но эта скатерть была не просто темно-зеленой, она была с цветочным узором. И тычинки роз были такого же, словно припорошенного пылью, желтого цвета, что и кухня. А на маргаритках такие же грязно-желтые крапинки, как пятна на стене! Мерседес читает мне лекцию о сочетаемости цветов! В своей-то томатно-красной блузке и ржаво-коричневой бархатной юбке! А к этому еще бежевато-желтоватая вязаная кофта с жирными золотыми пуговицами, финская серебряная цепь на шее и, как доминирующее цветовое пятно, — бирюзово-металлические веки! Но ей, конечно, никто не скажет, что ее цветовые комбинации отвратительны. Потому что одного взгляда на Мерседес достаточно, чтобы сразу стало ясно, что привить ей чувство цвета абсолютно невозможно. Моя сестра — того же поля ягода.

Мы с Элизабет частенько потешались над такими людьми. Элизабет считает, что это закон природы: чем безвкуснее одета особа, тем с большей охотой она поучает других, что такое хороший вкус. Но поскольку никто никогда не высказывался об их безвкусном тряпье, они живут в твердой уверенности, что одеваются безупречно. А на самом деле нормальный человек отворачивается от них, будто у них расстегнута ширинка.

Все преподаватели с богатым практическим опытом предупреждали нас, как тяжело работать с людьми, не имеющими вкуса. Три безвкусных заказчика — и ты уже готовый пациент для психушки. Они не видят разницы между хорошими и дурными комбинациями цветов, но всюду вмешиваются. Один доцент объяснил нам, что пять процентов населения — дальтоники. И по каким-то причинам, связанным с законами наследственности, этим страдают почти исключительно мужчины. Это особенно обидно, потому что в крупных проектах заказчики — чаще всего мужчины. Эта тема для меня — больная! А теперь я не могу расстелить в этом доме даже красивую скатерть, которую сама же и купила!

— Скатерть хорошо бы вписалась в интерьер моей кухни, — невозмутимо заметила Мерседес.

Ах вот откуда дул ветер.

— Она бы не гармонировала с твоим пеньюаром, — возразила я и попробовала улыбнуться.

— Да, она бы очень подошла на кухню Меди, — поддакнула Нора. — А у меня есть чудесная скатерть, которую Меди вышивала еще в детстве.

Я бросила на Бенедикта выразительный взгляд. Он-то знал, что значит для меня эта скатерть.

— Мы одолжим тебе скатерть, а ты не будешь брать с Виолы денег за комнату, пока у нее нет работы, — нашелся Бенедикт.

— С какой стати? — возмутилась Мерседес. — Здесь что, дарят подарки с условиями?

— Вот именно, — подтвердил Бенедикт, — эта скатерть дарилась с условием, что она останется на нашей кухне.

— Ну ладно, если ты придаешь этому такое значение, — согласилась Нора, словно только из любви к Бенедикту готова терпеть на своей кухне скатерть, которая не сочетается с грязными жирными пятнами на стенах. Но скатерть была спасена, а все остальное мне было безразлично.

Нора подарила Бенедикту еженедельник в кожаном переплете, о котором он давно мечтал. Подарок она вручила вместе с чеком, чтобы он мог вернуть налоги. Мерседес получила от нее грубоватый финский серебряный браслет, аттестованный как авангардистский дизайн. Мне Нора подарила бутылку коньяка и тут же объяснила, что буквы «VSOP» на этикетке означают «Продукт высшего качества», хотя я ее об этом не спрашивала. Потом она объявила, что после доброй трапезы очень неплох добрый коньячок и я могу сразу открыть бутылку.

Мерседес подарила мне духи. Они были названы в честь одной некрасивой теннисистки, которая в последнее время только проигрывала. Скорее всего духи были уценены. Но я сделала вид, что всю жизнь мечтала пахнуть так же, как некрасивая теннисистка.

Бенедикт подарил матери и сестре по изысканному ящичку с маленькими бутылочками водки, настоянной на разных фруктах и ягодах. И та, и другая объявили, что они чересчур хороши, чтобы их сразу открывать, и продолжали пить мой высококачественный коньяк.