Соня рапортует - Рут Вернер

В апреле 1935 года — мы уже почти год работали в Мукдене — я отправилась на встречу с Фэном. Впервые мне пришлось его ждать. Прошло пять минут, десять, двадцать. Я убеждала себя — его поезд мог опоздать, он мог заболеть или спутать обусловленное время встречи. Кружным путем я пошла к Эрнсту. Никогда раньше после встречи я не возвращалась сразу домой.

Два дня спустя Фэн также не пришел.

В третий раз я не взяла с собой записку с информацией, передатчик мы также спрятали вне стен дома. Мне показалось, что я вижу Фэна. От облегчения у меня навернулись слезы на глаза. Оказалось, однако, что это не Фэн.

Я заметила японца, который уже раньше крутился возле места встречи. Как и я, он прождал ровно пятнадцать минут. Попалась, решила я.

Японец не пошел за мной.

Я все еще пыталась подавить в себе тревогу о Фэне. Если он болен, то болезнь может длиться больше шести дней.

Передатчик я установила на старом месте и сообщила в Центр об исчезновении Фэна. Вскоре после этого мы узнали, что он арестован и при нем нашли взрывчатку. Мы знали — арест означает пытки и смерть. Фэн никого не выдал. Если бы он это сделал, то некоторые товарищи, в том числе и я, распростились бы с жизнью. От Центра последовало указание прекратить все связи с партизанами, покинуть Мукден, перебраться в Пекин и установить там наш передатчик.

Я думала о жене Фэна и его детях. Мы не могли им даже оказать материальную помощь. С ужасом я думала об этом, считала недопустимым бросать в беде работавших на нас товарищей. Руководители подпольной группы пришли на встречу, но меня там не было. Мы радировали в Центр, но товарищи настаивали на своем. Лишь позднее я узнала, что в замену нам в Мукден были направлены другие товарищи. Вечером я приняла снотворное и несколько часов не могла заснуть в своей постели. Мой отъезд из Мукдена носил не поспешный, а легальный, обычный характер. «Господин фон» настоял на организации большого прощального вечера, от которого нельзя было отказаться. Эрнст вмонтировал отдельные части — две лампы и один выпрямитель — в обычный радиоприемник. Сам передатчик я засунула в граммофон, из которого был вынут механизм. Я выезжала со всем своим имуществом, тем естественней выглядели среди прочего радиоприемник и граммофон.

На маньчжурской границе все прошло гладко. Наконец мы на китайской пограничной станции. И здесь чемоданы подверглись в поезде контролю без каких-либо претензий. Неожиданно один таможенный чиновник сказал: «Приемник брать с собой не разрешается, на это требуется разрешение правительства». Я потребовала начальника таможенного отделения. Таможенник и один полицейский повели меня на перрон. Мой умненький Миша остался ждать в поезде вместе с чемоданами и граммофоном. Пришел еще один чиновник, с которым я продолжила спор. Вокруг нас собралась толпа, как это всегда бывает в Китае, когда что-нибудь происходит. На другой стороне платформы прибыл еще один поезд, и круг любопытных увеличился за счет выходящих пассажиров. Чиновник предложил, чтобы я оставила свой адрес, направила им разрешение, и они бесплатно доставят приемник в Пекин. Я не хотела называть свое имя и оставлять адрес, поскольку в приемнике были спрятаны части, не имеющие к нему никакого отношения. Спор разгорался. Я грозилась германским консулом, американской фирмой, в которой работала, говорила, что буду жаловаться китайскому правительству на плохое обращение с иностранцами. Толпа продолжала расти.

Раздался гудок нашего паровоза. Подошел машинист и сердито сказал, что должен трогаться, поскольку поезд и так опаздывает. Миша стоял у окна и ревел. В этот момент раздался гудок поезда, стоящего на противоположной стороне платформы. Я бросила на него взгляд и не поверила своим глазам — из окна одного вагона высунулся Нико — мой греческий товарищ по учебе в Москве — и с беспокойством наблюдал за случившимся. Мы не подали и вида, что знаем друг друга. Его поезд отошел. Я поднялась в свой вагон и поехала без радиоприемника в Пекин.

Я остановилась в отеле, где обычно останавливались все иностранцы. Поначалу мне было не до красот города. Мой первый визит был в таможенное управление. Выяснилось, что разрешение на провоз радиоприемников должны иметь только китайцы. Я получила соответствующую бумагу с печатью, и мне посоветовали отправить ее по почте на границу. Через неделю аппарат должен поступить.

Могла ли я взять на себя ответственность оставить на границе приемник с его содержимым? Мы договорились с Эрнстом, что я сразу же свяжусь с ним по радио. Я отправилась за сотни километров к границе. Вновь мне пришлось взять с собой Мишу. Да и где я должна была его оставить? В этот раз я поступала так очень неохотно, поскольку на границе могли возникнуть осложнения.

На границе я предъявила свои бумаги. Начальник таможни извинился за ошибку. Части передатчика, запрятанные в приемник, не были обнаружены.

Первая телеграмма, поступившая в мае из Центра в Пекин, содержала взволнованный запрос о том, что со мной случилось на границе. Теперь я точно знала, что появление Нико не было галлюцинацией и что он прибыл на определенную, мне неизвестную работу.

Еще до этой поездки к границе у меня разболелись зубы. Теперь боль стала невыносимой. В отеле мне порекомендовали хорошего врача-японца. Я разыскала его, со мной был Миша. Надо было рвать коренной зуб. Корни зуба были искривлены, пришлось долбить челюсть. Миша с большим интересом наблюдал эту процедуру. Я не издала ни звука, но была вся мокрая от пота, зубной врач тоже.

Когда перестал действовать наркоз, начались боли в искалеченной челюсти. Предыдущую ночь я не спала, так как была в дороге и болел зуб. В эту вторую ночь был оговорен срок моего выхода в эфир на связь с Эрнстом.

Сегодня я задаю себе вопрос: откуда мы должны были знать, что связь Мукден — Пекин, которой мы никогда не пользовались, действует. Было легкомысленно передавать в двадцать два часа тридцать минут информацию по азбуке Морзе из комнаты отеля, полного гостей. Из страха заснуть я не решилась прилечь. Ставить будильник мне не хотелось из-за Миши. Всю правую половину лица пронизывала боль, страшно болела голова. Эрнст не мог и допустить мысли о том, что из-за бессонной ночи и боли можно не выйти в эфир.

Наконец настало время. Я собрала передатчик, воткнула вилку в штепсель электросети — и весь отель погрузился в темноту. Я поспешно начала шарить вокруг, чтобы спрятать в темноте все детали. К счастью, не обнаружилось, что короткое замыкание произошло в моей комнате. Предохранитель заменили, но у меня не хватило духа пойти на риск еще одного короткого замыкания. Электросеть отеля работала либо на постоянном токе, либо имела слишком высокое напряжение — во всяком случае, мне надо было искать новое местопребывание, хотя я и забронировала уже номер на неделю, чтобы связаться с Эрнстом, который уже две ночи ждал моего сигнала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});