Яд ее поцелуя (СИ) - Гэлбрэйт Серина

Может быть, однажды…

Спустившись по склону, Ирис пересекла лужок, покрытый тающими островками снега. Настоящие снегопады, как на севере Империи, здесь случались крайне редко. Ив рассказывал, что снежные сугробы он впервые только в имперской столице увидел и морозы каждой чешуйкой прочувствовал, в Изумирде-то подобных погодных явлений отродясь не бывало. Зимой здесь шли дожди, и было непривычно тепло, отчего Ирис терялась поначалу — как так, зима, и ни снега, ни холодов.

Ирис остановилась с внешней стороны невысокой каменной ограды, разглядывая мужа вблизи. Всё-то уже видела, всё изучила, а насмотреться никак не может, аккурат с первой брачной ночи, которую они провели в подземной части храма, в покоях, предназначенных для старших жриц. Множество тёмных охряных чешуек сплетались причудливым узором с более редкими чёрными, кончик хвоста подрагивал совсем как у кошки, постукивал по земле. На верхнюю половину тела Ив накинул куртку — это для Ирис здешние зимы на диво тёплые, а змеелюдам было холодно. Даже странно, и как Илзе столько лет в имперской столице жила?

Отвлёкшись от любования, Ирис прошла вдоль ограды, открыла калитку. Ив обернулся на шаги и шорохи, опустился на свёрнутый кольцом хвост, улыбнулся широко, солнечно.

— Ирис!

— Не боишься, что увидят? — заметила Ирис, закрывая калитку.

— Если увидеть — не удивится, — отмахнулся Ив. — Здесь разное видеть.

Ив на франском говорил вполне себе неплохо и уж всяко лучше, чем Ирис на изумирдском. Между собой они общались на смеси обоих языков, добавляя к словам жесты.

— И так удобно, — он указал поочерёдно на хвост и козырёк.

Спору нет, длина хвоста роста прибавляла изрядно. И дом их расположен на окраине, соседей рядом нет, и случайные прохожие появлялись редко.

Отложив инструмент, Ив уполз за дом. Вернулся уже в человеческом обличье, в штанах и сапогах. Приблизился к Ирис, бережно взял за руку, присмотрелся обеспокоенно.

— Что сказала целительница? Ты хорошо себя чувствовать?

— Хорошо, — кивнула Ирис. Смутилась вдруг, но всё же продолжила: — Это не расстройство желудка, как я подумала.

— Что тогда?

— Она сказала, что я… я… беременна.

— Бе-ре-мен-на? — по слогам повторил Ив.

— Да. У нас будет ребёнок.

— Ребёнок?

— Да.

— Это хорошо! Очень хорошо! — Ив обнял Ирис, приподнял над землёй и закружил на месте.

Она прижалась к мужу, уткнула лицо в его плечо.

— Да, да! Маленький змей. С хвостом, как у тебя, да?

— Нет, — Ив замер, поставил Ирис обратно, и она чуть отстранилась, поймала его взгляд, радостный и немного растерянный. — Хвост потом. Хвост сначала если мать змеерожденная. Если мать человек, то первый оборот позже.

— Пусть так, — на самом деле мысли о хвосте у ребёнка Ирис пока занимали мало.

Главное, что у них маленький будет.

А с хвостом после разберутся.

* * *

Аромат благовоний кружил голову. Терпкий сандал, сладкая роза и капля имбирной горечи щекотали обоняние, обнимали сизыми лентами дыма, тянущегося от курильниц по углам небольшого зала. Трепетала драпирующая стены красная ткань, дрожало пламя в чашах светильников, взлетал и опадал край длинной широкой юбки, обнимая стройные босые ноги. Застыли безликие тёмные силуэты, сидящие на низких диванах в затенённой части зала, наблюдающие неотрывно за танцовщицей. Сама она неспешно, плавно скользила в свете рыжего пламени, позволяя телу выплетать свою историю.

…Однажды малахитовая змейка покинула родной край и отправилась в путешествие в неведомые дали. Долог ли был её путь, короток, никому в точности не ведомо, да и как саму жизнь измерить?..

Чёрная юбка контрастировала с алым кружевом корсажа, сверкала усыпанная бриллиантовой крошкой красная полумаска на сосредоточенном лице танцовщицы.

…Побывав в далёких странах да всяких чудес повидав, в свой срок вернулась змейка домой. Только не подозревала она ещё, что следует за нею по пятам туманный искатель, пожелавший соединить свой путь с её…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

…Немало препятствий преодолел искатель, но самое трудное испытание было впереди…

…Предсказала видящая вдаль, что коли хочет он быть с малахитовой змейкой, то должно ему пойти на верную погибель, добровольно принять яд от чёрного змея…

Один из посетителей, единственный, чей взор был прикован не к неистово кружащейся танцовщице, но к сидящей подле него молодой женщине, отвёл взгляд от своей спутницы, с любопытством исследователя осмотрел застывших, словно заворожённых мужчин в зале. Женщина улыбнулась уголками губ, потянулась к спутнику, что-то прошептала ему на ухо. Затем откинулась на спинку дивана, положила ладонь на живот, ещё слишком плоский, чтобы её положение стало очевидно окружающим. Мужчина понимающе кивнул, осмотрелся снова, задержав взгляд на тёмной фигуре, сидящей на крайнем диване. Усмехнулся и отвернулся к спутнице.

…Искатель принял яд, и чёрная отрава проникла в его тело, высасывая жизнь до последней капли…

…Лишь змейка могла спасти своего возлюбленного, но как принять такое решение, как найти в себе силы забрать те крохи жизни, что ещё теплилась в искателе?..

Под резкий обрыв музыки Илзе замерла и рухнула на колени, точно подкошенная. Низко опустила голову, позволяя покрывалу волос упасть на грудь, скрыть её лицо от зрителей густой чёрной вуалью.

Сколько ни заглядывал Редж за прошедшие месяцы в «Розу ветров», никогда не реагировал на её танцы так же, как остальные. Или в том виновато влияние Фрии? Как поддаться гипнотизирующим движениям одной змеи, когда рядом сидит другая, близкая и прекрасная?

Музыка, робкая, будто неуверенная, зазвучала вновь, наполнила зал и Илзе медленно поднялась, откинула волосы назад. Обвела рукой пространство вокруг себя, повернулась неспешно на месте, завершая рассказ.

…Малахитовая змейка сделала свой выбор, каким бы тяжёлым он ни был…

Илзе знала, что за мгновение до того, как она закончит танец, Редж и Фрия уйдут. И отправятся не в храм Трёхликой — лететь в Менад ночью затея не лучшая, — но в дом клана Сагилит, где Фрия останавливалась, когда возникала нужда посетить Изумирд. А возникала эта нужда в последние месяцы даже слишком часто.

И одна Фрия никогда не приезжала.

Впрочем, вне стен «Розы» Илзе редко видела Фрию и разговаривать с Реджем ей не случалось, так, парой-тройкой фраз перебросятся иногда и только. То-то, наверное, Ирис удивилась бы, если бы узнала, что любимый брат за пределами храма времени проводит не меньше, чем в подземельях, покидать которые предположительно не должен.

Но Ирис нынче далеко.

Как и Ив, не выдержавший открытой неприязни матери к Ирис, непринятия их брака и того, что Озара говорила, когда девушка не слышала или не понимала. Озара и слова против скоропалительного отъезда сына не сказала, уверенная, что месяц-другой, и избалованному удобствами и возможностями Иву надоест жизнь в глуши, в шаге от бедности, и он поспешит вернуться в роскошь и вседозволенность старого бытия.

Уже и новый год настал, и зима на излёте, а Ив ещё не вернулся, ни один, ни с Ирис. Илзе всё чаще замечала растерянность, искреннее недоумение во взгляде сестры, когда речь заходила о сыне — как такое возможно, что он по-прежнему на севере, не прибежал обратно к матери, поджав хвост, тяготясь данными клятвами?

…И последствия этого выбора остались с нею навсегда…

Фрия и Редж ушли. Оставив зрителей на свой лад додумывать финал истории, Илзе покинула импровизированную сцену, отметила краем глаза, как посетитель с крайнего дивана встал и последовал за ней. Надела туфли, оставленные у края ковра, и подала знак ожидающей своего выхода Эпифании. Сама поднялась по боковой лестнице в верхний зал, махнула рукой остальным девушкам, стоявшим на галерее, и нырнула за одну из ширм.

Интересно, Редж хотя бы поприветствовал его? Или кузены теперь общаются только когда их дамы не видят?