Месть валькирий - Дмитрий Емец

Улита с нежностью погладила каменный подбородок в трехдневной щетине.

– Так ты взял бумажник или не взял?

– Нет, разумеется! – возмутился Эссиорх.

– Напрасно. По-моему, так дают – бери, бьют – беги. Вечно ж без денег сидишь!

– Бери, бери! Нечего сказать: утешила! Меня, хранителя, приняли шут знает за кого... – проворчал Эссиорх.

Внезапно какая-то новая мысль коснулась его добропорядочных извилин. Он тревожно принюхался.

– Улита... э-э... Что с тобой сегодня? От тебя пахнет, как от русалочки!

Оценив всю нежность этой уклончивой формулировки, Улита сдавила Эссиорха в объятиях, как подсолнух под прессом.

– Чем, рыбьим жиром? Подвернулся тут один комиссионер! Шелупонь такая, а туда же! Шпионить лезет! – сказала она, ладонями сжимая щеки Эссиорха.

– Эй, не увлекайся! Мотоцикл не трехколесный, а мы не в поле! – напомнил хранитель.

Но ведьма не желала быть осторожнее. Она говорила что-то быстро, распевно, с иными, ушедшими в века интонациями, словно произносила древний причет. А вокруг гудели машины, взрывались осколками витрины, стонали жестяные крыши и внезапный, резкий, восторженный ветер гнал по улице вырванный у кого-то зонт.

– Уф! Мы же не виделись всего три дня! – сказал Эссиорх, когда Улита наконец его отпустила.

– Нет, вы слышали! И он еще говорит: всего! Нет у вас сердца, молодой человек! Вместо сердца у тебя мотор! – вознегодовала ведьма.

Услышав любимое слово, Эссиорх заинтересовался:

– Какой конкретно движок? Объем хотя бы какой?

– Литра четыре с половиной, – сказала Улита, приблизительно, но очень неточно вспоминая объем кровеносной системы.

– Мощный. Только жрать будет много, – оценил Эссиорх и вдруг испуганно завопил: – Эй, ты юбкой зацепила за бензонасос! Осторожно!

– Ну вот, Сальвадор, твое платье и заметили! Вот оно – скромное женское счастье! – прокомментировала Улита.

Выпутавшись из протекающих объятий бензонасоса, она запрыгнула на мотоцикл позади Эсси-орха.

– Я готова. Поехали спасать мир от раздолбайства, – сказала она.

– Куда поехали-то?

– Химчистка в Марьине. Там с часу на час рванет ковер-самолет, особенно если кому-нибудь вздумается поковыряться у него в кистях.

– Как он там вообще оказался?

– Не будем конкретно называть фамилий, отдаленно ассоциирующихся со словом «багаж», – заявила ведьма.

Мотоцикл сорвался с места. Мелькали дома, сплетались и расплетались улицы, проспекты тянули свои бесконечные руки к окраинам, пытаясь пальцами разделительных полос сгрести весь город.

– Слушай, а где стражи мрака вообще взяли ковер-самолет? Зачем он вам нужен-то в резиденции? – прокричал Эссиорх, неохотно притормаживая на каком-то светофоре.

– Да ни за чем не нужен. Есть такое емкое русское слово «халява», – неопределенно ответила Улита.

О том, что ковер притащила с Лысой Горы она сама, прельстившись узором, ведьма сочла нужным умолчать. Дождавшись зеленого, Эссиорх хотел уже ехать, как вдруг Улита дернула его за рукав.

– Погоди! Тебе кто-то машет! – сказала она.

– Кто машет?

– Девица какая-то вон из того такси! Тебе что, глазные капли прописать? – ревниво спросила Улита.

Эссиорх повернул голову. Темноволосая молодая женщина с короткой стрижкой как раз открыла заднюю дверцу такси и направлялась к мотоциклу, не обращая внимания на поток машин. Червячок ревности, противный, как все его родственники, немедленно нашептал Улите, что фигурка у незнакомки точеная и с размером одежды у нее все не так запущено.

– Посмотри, как она идет: прямо терминатор! Кто это такая? И что ей нужно? – спросила Улита нервно.

– Не знаю. Но что-то явно ей надо... Сейчас выясним! – Прикрыв на миг глаза, Эссиорх коснулся пальцами лба. По его лицу скользнула тень.

– Это знакомая... даже так... бывшая девушка байкера, тело которого я занимаю... – сказал он.

– Погоди, ты же говорил, его девушка погибла! – растерялась Улита.

– Погибла другая, последняя. С этой он расстался. Эта ненавидела всякий транспорт, у которого Меньше четырех колес на осях и четырех нолей в цене. Такое вот 4x4. А у моего байкера нули были только в карьерных перспективах. Тогда она шустренько познакомилась по Интернету с каким-то немцем, он приехал, ну и дальше все как обычно... Мой байкер оказался не у дел. Ужасно переживал. Занялся увлекательнейшим из всех занятий – самоуничтожением. Стал пить, встречаться с кем попало и вообще быстро покатился под гору. Где-то в нижней трети этой горы он все же спохватился и мало-помалу набрал высоту, – сказал хранитель.

– Бодренько у него, однако, было с девушками... – процедила Улита.

Она подумала, что Эссиорх унаследовал кучу привычек прежнего мотоциклиста, начиная от его пристрастия к байкам. Почему бы ему не унаследовать и любовь, при условии, что она еще сохранилась?

– Как ее, кстати, зовут?

Эссиорх вновь скользнул в глубины чужой памяти.

– Э-э... минуту... Яна, – сказал он, мимолетно испытывая притяжение чувства погибшего байкера.

Удивительно, как Яна смогла высмотреть его из стоящего на светофоре такси. В шумном, забитом людьми и машинами городе. Впрочем, у нее всегда было чутье. Дар поразительной жизненной изворотливости заменял ей ум. И чрезвычайно успешно заменял, подумал Эссиорх.

– Это ты, Никитин, я не ошиблась? – спросила Яна, подходя.

Она щурилась, но скорее из привычного кокетства, чем от близорукости.

_ Да, – отвечал Эссиорх.

Где-то там, в садах, граничащих с Эдемом, он ощутил волнение того, кто носил некогда эту фамилию.

– Нет, ты видел, какое хамство! На Западе машины всегда ждут, пока пройдет пешеход! Здесь же пешеход – потенциальный труп! И правильно, что над ними во всем мире издеваются! Как было все совком, так и осталось! – гневно сказала Яна.

Эссиорх разглядывал ее с любопытством, все еще барахтаясь в водах чужой памяти. Яна вела себя так, будто они виделись в последний раз не несколько лет назад, а сегодня утром. Однако, изобличая совковое варварство, Яна не забывала изучающе посматривать на Улиту.

«Ты сам понимаешь, Никитин, мы с тобой такие разные люди. Зачем обманывать себя, мы же почти не находим общего языка», – говорила некогда Яна мотоциклисту. При этом подразумевалось, что с немцем, знавшим сто слов по-русски и средненько по-английски, общий язык она находит. И еще она говорила: «Ты любишь пиво, фантастику и ржавчину на колесах, а я белое вино, хорошие машины и Пруста». Никитин только пожимал плечами. Насколько он помнил, Пруст всегда был хронически заложен у нее на одной странице. А потом Яна ушла, быстро и решительно обрубив клубок запутанных отношений.

– Знаешь... Здесь мы мешаем... Давай отойдем в сторонку, – сказал Эссиорх.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});