Есть что скрывать - Элизабет Джордж

Марисса… как там ее?

– Нарисса Кэмерон. На самом деле я…

– Ни при каких условиях – можете ей это передать. Это не обсуждается. Мне нечего добавить.

– Речь не о ее фильме, – сказала Дебора. – Я фотограф. Может, вы поговорите со мной? Это займет пять минут. Клянусь, это не имеет отношения к фильму Нариссы.

– В любом случае меня это не касается. И у меня нет пяти минут. Я уже опаздываю к реке.

Она решительно развернулась, и Дебора решила, что дверь сейчас захлопнется перед ее носом. Но доктор Уэзеролл так же быстро вернулась, держа в руке кота. Потом выкинула его на улицу. Он возмущенно мяукнул и стрелой бросился в дом.

– Проклятье! Чертов кот!

В свете лампы Дебора увидела на краю площадки перед дверью две пустые миски в форме кошачьих голов.

– Похоже, для еды и воды?

– Это даже не мой кот! – рявкнула доктор Уэзеролл. Потом прибавила: – Черт возьми. – Откуда-то слева от двери извлекла кувшин с водой и пакет с сухим кормом. – Убирайся оттуда, если хочешь что-то получить, Дариус! – крикнула она и наполнила миски.

Дариус? Дебора с удивлением посмотрела на довольного кота, появившегося на пороге.

– Терпеть не могу кошек, – заявила Филиппа Уэзеролл.

– Тогда возникает вопрос: зачем вы кормите этого?

– Ответ очевиден. Потому что я дура.

Доктор Уэзеролл убрала еду и воду, взяла пару кроссовок, вышла за дверь и закрыла ее за собой. Согнувшись в талии – колени остались прямыми, отметила Дебора, – надела кроссовки. Судя по всему, врач находилась в прекрасной физической форме.

– Если вам нужно пять минут, можете получить их во время прогулки, – сказала она Деборе и направилась к калитке. Выйдя на дорожку, повернула направо, в противоположном направлении от моста.

Дебора последовала за ней. Доктор Уэзеролл, поняла она, была настроена решительно. Женщина шла быстро, и Дебора едва поспевала за ней. Совершенно очевидно, что ни о каких пяти минутах речи быть не могло. Поэтому она начала рассказывать: о проекте, над которым работает для департамента образования, о «Доме орхидей», о книге фотографий, которую собирается делать, об идее закончить книгу интервью с ней.

– Нарисса о вас высокого мнения, – закончила Дебора.

– Очень мило с ее стороны. – фыркнула хирург. – Вряд ли меня это должно волновать. Но я подробно объяснила Нариссе, почему по возможности предпочитаю оставаться в глубокой тени. Меня не назовешь популярной фигурой среди той части нигерийского и сомалийского сообщества, где калечат женщин, не говоря уже о неуверенных в себе мужчинах, которые ищут обрезанных и зашитых женщин, чтобы их сексуальные возможности – вернее, их отсутствие – никогда не могли сравнить с возможностями другого парня. Вы говорили с этими женщинами?

– Говорила. И меня не встречали с распростертыми объятиями – что вряд ли удивительно с учетом природы этой проблемы, не говоря уже о нашем обществе, но я с ними говорила. Можно спросить: почему белая женщина занялась восстановительной хирургией?

– Я училась во Франции. Они – пионеры в этом вопросе, так что я, что называется, припала к источнику.

– Вы всегда занимались восстановительной хирургией?

– Нет. Я, как и большинство людей, ничего не знала о том, как калечат женщин. По специальности я акушер-гинеколог.

– Как случилось, что вы занялись тем, что делаете сейчас?

Они подошли к воротам с кодовым замком. Доктор Уэзеролл набрала шифр, открыла ворота и направилась к воде.

– Однажды меня пригласили проконсультировать особый случай. У ребенка развилась инфекция, не поддававшаяся лечению. Она вроде бы затихала, исчезала, а затем появлялась вновь, еще более сильная. Ей сделали операцию за десять недель до того, как она попала ко мне.

– Что с ней случилось?

– Она умерла. Родители слишком долго тянули, прежде чем обратиться в больницу.

– Ужасно.

– Это еще не всё. Ей было три года.

– О боже. Это… Я даже не знаю, как это назвать.

– Страшно, ужасно, бесчеловечно, гнусно, отвратительно, шокирующе, чудовищно, омерзительно… Словами это не опишешь, правда? После того случая я решила, что должна что-то делать. Но, как вы верно заметили, я белая женщина, и не просто белая женщина, а англичанка. Я понимала, что будет почти невозможно объяснить любой женщине из общин черных иммигрантов, все еще практикующих калечащие операции на женских половых органах, что их культура – или по крайней мере часть тех, кто принадлежит к этой культуре, – придерживается невежественной традиции, угрожающей здоровью девочки, ее будущему, ее способности иметь детей, а возможно, и жизни. Кроме того, у меня нет таланта красиво говорит, убеждать и все такое. Поэтому я предложила свои услуги женщинам, которым уже причинили вред.

Они прошли вдоль здания и вышли на широкий бетонный причал. Здание оказалось лодочным сараем. Внутри горел свет, и кто-то уже выдвинул вперед высокую стойку с лодками. Доктор Уэзеролл ловко подцепила одну из них и спустила на землю.

– Потребовалось много лет, чтобы завоевать доверие, но мне помогла Завади. Она увидела смысл в том, что я делаю и что могу сделать. Начала направлять ко мне молодых женщин. И до сих пор направляет.

– Как вы узнали о «Доме орхидей»?

– Из интернета. Разве не так все делается в наше время? Установила контакт с несколькими группами борющихся с практикой, калечащей женщин. «Дом орхидей» откликнулся одним из первых. Я объяснила, чем занимаюсь: устраняю повреждения, восстанавливаю структуру, а если тот, кто калечил девочку, не затронул нервы клитора, то восстанавливаю и его. То есть восстанавливаю до такой степени, чтобы пациентка могла хотя бы немного получать удовольствие от секса. – Доктор Уэзеролл посмотрела на реку и добавила тоном, указывающим, что разговор окончен: – На этой планете с женщинами могут делать еще более ужасные вещи, но я о них еще не знаю. Однако со временем поняла, что, когда дело касается насилия над женщинами, всегда найдется человек, готовый воплотить любую безумную фантазию. – Она кивнула Деборе и взяла со стеллажа два весла. Отнесла их к кромке воды, потом вернулась. – Я бы хотела вам помочь, но не могу. Ради тех женщин я не могу позволить, чтобы меня вывели из игры человек или группа людей, не одобряющих мою работу.

Но Дебора знала, как важно, чтобы работа доктора Уэзеролл попала в книгу. Это был бы луч надежды для тысяч искалеченных женщин как в Великобритании, так и за ее пределами.

– Я понимаю, но, может, мы придем к компромиссу? – сказала она. – Как насчет интервью и одной или двух фотографий во время работы? Вашего лица там не будет. И имени тоже.

Доктор Уэзеролл снова подняла лодку, подтащила к воде, установила весла.

– А какой в этом смысл?

– Надежда, – сказала Дебора. – Поддержка. Интерес со стороны других хирургов, которые могут пройти такое же обучение, как вы.

Доктор Уэзеролл задумалась, хотя настойчивость Деборы ее явно раздражала. Тем не менее через несколько секунд она спросила:

– Никаких имен? Ни моего, ни анестезиолога, ни