Повесть о прекрасной Отикубо - Средневековая литература

Митиери, нетерпеливо ожидавший приезда Синокими, тотчас же принял ее и начал беседовать с ней, но она смущалась даже больше, чем тогда, когда первый раз выходила замуж, и почти не находила слов для ответа.

Синокими была еще молода. Четырнадцати лет она вышла замуж, а в пятнадцать стала матерью. Ей только-только исполнилось двадцать пять лет.

Отикубо, которая была старше ее на три года и находилась в самом цветущем возрасте, по-матерински заботилась о ней.

Наступил день свадьбы. Синокими вместе со своей свитой перешла в роскошно убранный западный павильон. Отикубо заметила, что прислужницы невесты не слишком хорошо одеты для такого случая, и подарила каждой из них полный парадный наряд. Она позаботилась и о том, чтобы у сестры была многочисленная свита, как полагается иметь знатной даме. Покои невесты поражали своим великолепием. Все родные Синокими собрались в западном павильоне.

Перед самым вечером в павильон пожаловал хозяин дома и начал распоряжаться приготовлениями к свадьбе. Брат невесты, Сабуро, был очень этим польщен. Когда на землю спустились сумерки, появился и сам жених. Сабуро почтительно встретил его у входа.

Синокими поняла, что не может дольше отказываться. Против жениха сказать ей было нечего, и к тому же сосватал его сам Митиери. Она смирилась со своей судьбой и вышла навстречу своему нареченному.

Наместнику невеста понравилась. Он нашел, что у нее красивая внешность и приятные манеры. Жених с невестой повели между собой долгую беседу, но содержание ее не дошло до меня, и я о ней умолчу.

На рассвете наместник возвратился к себе домой.

«Понравилась ли ему Синокими?» – с тревогой думала Отикубо.

– Я знаю немало случаев, когда супружество бывало счастливым, несмотря на то что жених с невестой не писали друг другу писем до свадьбы и не имели случая узнать, что у каждого на сердце, – успокаивал ее Митиери. – Нечего опасаться, что наместник неуважительно обойдется со своей женой, но мало хорошего, конечно, если от молодой жены веет холодом, так что страшно к ней подступиться. Когда я впервые начал посылать тебе любовные письма, – помнишь? – я, как заправский светский любезник, даже и не знал, что такое настоящая любовь, а просто думал приволокнуться за хорошенькой девушкой. Но после первой нашей встречи все изменилось. С тех пор меня бросало в холод при одной мысли о том, что я мог легкомысленно отказаться от тебя и мы бы никогда не узнали друг друга. Странно думать об этом, не правда ли?

Беседуя между собой таким образом, супруги направились в западный павильон. Синокими еще спала за пологом. Пока Отикубо будила ее, от наместника прибыло послание новобрачной.

Митиери повертел письмо в руках.

– Хотелось бы мне первому взглянуть на него, но, может быть, там написано что-нибудь не для посторонних глаз… Отдай Синокими, пусть прочтет, но потом покажите мне непременно!

И с этими словами он сунул письмо за полог. Отикубо передала письмо своей сестре, но та никак не решалась раскрыть его.

– Позволь, я прочитаю тебе вслух, – предложила Отикубо.

Синокими замирала от тревоги, вспоминая, какое ужасное, какое оскорбительное письмо прислал ей Беломордый конек наутро после их первой встречи. Неужели опять случится то же? Сердце разрывалось у нее в груди от страха.

Отикубо начала читать:

«С чем я могу сравнитьДумы мои о тебеПосле любовной встречи?Нет им числа, как песчинкамНа берегу морском.

Ах, верно говорится в старой песне:

Когда же я успелТак сильно полюбить тебя?»

– Напиши ему скорее ответ, – стала упрашивать сестру Отикубо, но Синокими отмалчивалась.

Стоя перед задернутым пологом, Митиери громко требовал, чтоб ему тотчас же показали письмо.

– Отчего тебе так не терпится взглянуть на него? – И Отикубо подала письмо мужу.

– Хо-хо, не слишком-то оно длинное, – заметил Митиери. – Ну же, не медлите с ответом.

И вернув письмо, приказал немедленно подать Синокими тушечницу и бумагу.

Синокими смутилась при мысли, что Митиери прочтет ее ответное стихотворение, и не могла собраться с мыслями. Но Отикубо не давала ей покоя:

– Скорее, скорее… Что подумает твой муж! Медлить неприлично!

Наконец Синокими начала писать, словно в каком-то забытьи:

Сколько любовных встреч,Только – увы! – не со мною,Память твоя хранит.Больше их, чем песчинок.На берегу морском.

– Дайте взглянуть! – воскликнул Митиери. – Я сгораю от любопытства…

У него был при этом очень забавный вид.

Посланцу наместника вручили письмо Синокими, наградив, по обычаю, подарком.

Наместник собирался двадцать восьмого числа этого месяца отплыть на корабле в Дадзайфу. Значит, он должен был покинуть столицу еще ранее этого срока.

Митиери устроил такое великолепное торжество по случаю третьей ночи, словно Синокими первый раз выдавали замуж.

– Муж больше ценит свою жену, если видит, что в родительском доме ее окружают вниманием и заботами, – сказал он Отикубо. – Любовь его от этого возрастает. Позаботься, чтобы у Синокими ни в чем не было недостатка. Вникай в каждую мелочь. Раз мы выдаем ее замуж из нашего дома, то стыдно нам было бы отнестись к ней так, словно мы торопимся ее с рук сбыть.

Отикубо вдруг пришла на память та ночь, когда Митиери впервые посетил ее.

– Помнишь нашу первую встречу? Что у тебя тогда было в мыслях? – спросила она. – Акоги так боялась, что ты меня бросишь! Скажи, почему ты, как только увидел меня, так сразу полюбил?

Митиери лукаво улыбнулся.

– Акоги боялась, что я брошу тебя? Вот уж напрасно! – И он пододвинулся к Отикубо поближе. – Ты мне стала еще дороже с той самой ночи, когда я услышал, как мачеха оскорбляет тебя: «Отикубо такая! Отикубо сякая!» Всю эту ночь до зари я строил планы, как отомстить ей. И я исполнил все, что задумал. Ради моей мести я не пощадил даже бедняжку Синокими, вот почему я теперь стараюсь вознаградить ее за прошлое. Мачеха твоя как будто оттаяла, а Кагэдзуми – так тот, видно, человек неглупый, все отлично понимает.

– Матушка не раз тепло благодарила нас, – ответила Отикубо.

Только стало смеркаться, как пожаловал наместник. По случаю торжества в честь третьей брачной ночи все его спутники были щедро одарены.

Начиная со следующего утра наместник, по обычаю, стал возвращаться домой, не таясь от людей, когда солнце уже стояло высоко в небе. Он был красив собой, держался с достоинством. Какое может быть сравнение с Беломордым коньком!

– Близится день моего отъезда, – сказал он Синокими, – а у меня многое еще не готово. Каждый вечер я спешу сюда, утром тороплюсь обратно, на это уходит много времени… Переезжай ко мне в мой дом, там нет хозяйки. А потом поедем вместе в Дадзайфу. Выбери прислужниц себе по сердцу и собирайся скорее в дорогу. До отъезда остается только десять дней.

– Как? – испуганно воскликнула Синокими. – Ехать так далеко, покинув всех своих родных?

– Значит, ты отпускаешь меня одного? Всего несколько дней, как мы женаты, и уже всему конец? – Наместник так весело смеялся, что на него было приятно глядеть.

В душе он думал, что жена его хоть и очень мила собой, но чего-то в ней недостает. Однако не могло быть и речи, чтобы покинуть ее под предлогом скорого отъезда, раз он получил невесту из рук такого знатного человека.

– Будь всегда в сердечном согласии со мной, и все будет хорошо, – сказал он и решил немедленно перевезти к себе жену.

– Вот это всем зятьям зять, – сказал, смеясь, Митиери. – Умчал с собой жену в мгновение ока, мы и опомниться не успели.

Чтобы достойным образом проводить Синокими в ее новый дом, Митиери послал с ней самых достойных слуг, выбрав таких, к которым она уже привыкла.

Отбыли в трех экипажах.

Служанки из Сандзедоно, которых приставили к Синокими, отказались было ехать с нею и начали роптать:

– Не хотим сопровождать чужую госпожу. Не наше это дело.

Но Отикубо строго сказала им:

– Извольте слушаться, – и отправила их с Синокими.

Высокое положение в свете не позволяло Отикубо самой сопровождать свою сестру.

Служанки в доме наместника всполошились:

– Новая хозяйка приехала. Какова-то она окажется! Начнет еще, чего доброго, обижать детей – ах, как жаль их, маленьких! Наверно, капризов от нее не оберешься, ведь, говорят, она свояченица нынешнего фаворита…

От первой жены у наместника было двое взрослых сыновей. От второй – той, что недавно скончалась, – осталось трое детей: девочка в возрасте десяти лет и два мальчика помоложе. Наместник души не чаял в своих малышах.

Оба старших сына испросили отпуск у императорского двора, чтобы сопровождать своего отца в Дадзайфу.

Наместник должен был по случаю своего отъезда раздать много наград разным людям. Он дал Синокими двести кусков шелка и еще немало кусков цветных тканей с тем, чтобы сшить наряды для подарков. Но Синокими не была приучена дома ни к какой полезной работе. Она расстелила ткани перед собой и только беспомощно глядела на них, не зная, как взяться за дело. С горя Синокими позвала на помощь свою мать.