Камень и Ветра 5. Путь наверх - Анатолий Нейтак

- {Да. Обычно бывает трудно добиться должной гибкости ума и духа, чтобы новичок хотя бы просто услышал Песню…}

- {…но Игла отключилась сразу. Вернее, включилась и Запела. Потому что уже была "закалена" так, как вашим послушникам даже не снилось.}

- {Вот именно. Если честно, я не знаю, чему ещё мы можем её научить.}

- {А вот на этот счёт не волнуйся, волчара. Всё, чему Игла сможет научиться, она возьмёт у вас сама.}

***

- Сколько я проспала?

Прядка, склонившаяся надо мной, неуверенно улыбается.

- Вечер, ночь, день, ночь… и ещё половину утра.

- Сколько?!

Вскакиваю с кровати. Ну… пытаюсь вскочить. Суставы задеревенели. Кроме того, мышцы словно на три четверти превратились в кисель. Конечности еле шевелятся.

А ещё мне очень хочется есть…

Нет. Не есть. ЖРАТЬ.

Подайте сырого мяса с гарниром из опилок! Проглочу, не жуя, и потребую добавки.

Похоже, на моём лице голод отразился со всей возможной однозначностью, потому что Прядка молча сунула мне под нос плошку с бульоном. Бульон давно остыл, зато плавающие в нём гренки… и кусочки овощей… и волоконца белого мяса…

- А ещё?

Прядка вручила мне совершенно незнакомого обличья продолговатый фрукт в синей кожуре. Впрочем, смутить меня цветом еды в настоящий момент было сложно. Я немедленно отгрызла кусок сахаристой мякоти (хм… по вкусу – смесь картошки с дыней… наверняка очень питательно!) и принялась вдумчиво жевать.

- {Рассказывай,} – бросила я, не прекращая этого сладостного занятия.

Прядка поняла меня правильно. Ещё бы! Императив на Бесконечном перевода не требует.

По словам жены кузнеца, если её рассказ сократить и дополнить моими комментариями, выходило примерно следующее. Послушники Обители называются именно послушниками не просто так. Это соответствует положению дел с буквальной точностью. Путь по Тропе начинается с попыток услышать Песню Основателей, что звучит, не смолкая, уже не первое тысячелетие. Далеко не всем удаётся услышать Песню сразу (думаю, чем больше знает и умеет кто-либо до прихода в Обитель, тем сложнее для него включение в хор хотя бы на правах слушающего: включение требует отказа от себя, а у вчерашних детей с этим куда проще, чем у суровых, закалённых жизнью взрослых). В общем, Волк не надеялся, что я смогу хотя бы услышать, а я…

Ладно, не буду забегать вперёд.

Так вот, о послушниках. Сперва они внимают Основателям по минуте, по две за раз; послушав Песню, отдыхают – от нескольких дней до дюжины. Когда способность к восприятию Бесконечного наречия развивается настолько, что они могут слушать Песню полчаса подряд, можно сделать визиты к Поющим ежедневными. Это – уровень старших послушников, свободно владеющих Бесконечным наречием, если можно так выразиться, второго уровня. Первый, доступный младшим послушникам, позволяет перевести на Бесконечное любую фразу на Простых наречиях, обогатив дополнительными смыслами, но немногим более. Второй уровень открывает доступ к некоторым концепциям и образам, в принципе непереводимым на Простые наречия.

К примеру, старшие послушники могут коротко, но с исчерпывающей точностью описать вкус и чуть ли не элементный состав еды; могут с той же краткостью рассказать об учебной схватке, длившейся четверть часа. Причём слушающий, если он также идёт по Тропе, чётко уяснит из одного-единственного предложения, каково было настроение и физическое состояние обоих бойцов, как оно менялось с течением времени, какие связки и на какой минуте прошли, а какие были успешно отражены… ну и так далее. В общем, почти обмен фрагментами памяти. Также на втором уровне можно превращать Бесконечное наречие в оружие, воспринимая мир как часть себя и диктуя ему желаемые изменения. (С подобным я уже сталкивалась, когда меня атаковали незабвенные Гред и Хилльсат).

Но даже "магия" старших послушников бледнеет рядом с талантами аколитов. Потому что только став аколитом, идущий по Тропе может присоединиться к хору и украсить Песню Основателей своими собственными светосмыслами…

Как это несколько суток подряд делала я.

- Оказывается, ты много знаешь о тонкостях изучения Бесконечного… – вывод буквально напрашивался, и я спросила. – {Ты тоже из идущих Тропой понимания?}

Ответ Прядки был кратким… и, вопреки ожиданиям, отрицательным:

- Я – нет. Мой муж – да.

- А почему ты…

- Это не для меня.

- А ты пробовала?

- Нет. И не стану.

Похоже, жена кузнеца ждала от меня уговоров. Но…

- {Твой выбор,} – сказала я мягко. – {Ступай.}

***

"Мой выбор!"

В том, как Прядка месила тесто, проглядывало… ожесточение. Почти ярость.

"Легко ей… сразу видать – уж она-то в жизни никому ничего не уступала. Не знает она, что такое женская доля… и знать не хочет. И ведь может себе позволить!"

Если бы кусок теста был макиварой, от него уже летели бы отбитые куски. Окрашенные кровью из разбитых кулаков. Увы, тесто было податливым, как… тесто. Оно покорствовало усилиям Прядки почти так же, как вода. Оно не оставляло ран, не причиняло физической боли.

Но вязко гасило движения. И опустошало.

"Мой выбор… чтобы выбирать, надо быть сильной. Или хотя бы иметь право решать. У Амазонки и мыслей-то нет таких, что не всякий имеет право. У неё самой этих прав – как… явилась, вишь ты, с ре-ко-мен-да-ци-ей от самого Лицедея. Маг смерти. С мечом. Что Шорох и Кобра на неё обиду затаили, ей дела нет. И правильно. Что они могут, Шорох и Кобра, ежели дерётся она не хуже них, а Поёт, что твой аколит?! Прочь с дороги, зашибу!"

Тесто чавкало и хлюпало. Прядка месила, словно на доске, чуть присыпанной мукой, находился её смертный враг.

"Твой выбор", – она говорит. Будто я ей ровня! Будто я действительно могу вот так просто взять и пойти слушать Песню. А могу и не пойти, потому что кушать хочется, а раз так, надо сперва суп сварить. И бельё постирать. И носки заштопать. И полы отскрести. И посуду вымыть. И за водой сходить. И… и, и, и! Всё время, без продыху!"

Прядка месила. Но не видела собственного лица: зеркала поблизости не случилось. Оно и к лучшему. Не то Прядка не на шутку испугалась бы, увидев своё отражение.

Или – не испугалась? Как знать…

"Мой выбор… легко ей говорить! И делать легко. Всё ей удаётся, всё само в руки валится. Удачи, ума, силы, дарований разных – всего с избытком получила. Красоты только недодали боги, но и о том печали нет. Красота бабе даётся в возмещение глупости её. И чтоб мужики любили. Покорностью да красой женщина вертит мужчиной, который злобой да силой своей вертит мир. А ежели своей волей любого мужика можешь хоть коромыслом согнуть, хоть вовсе пополам поломать, на что тогда красота? Только чтоб дуры-бабы от завидок последнего ума лишались.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});