Атаман - Сергей Мильшин

— Никиша, — Жук что-то вспомнил и окликнул удалявшуюся спину казака, — оставь лошадей Семену и подойди сюда.

Никиша передал поводья Кузи — признанного вожака в табуне спокойному, как старый мерин, Семену Антипенко и быстро, словно только и ждал этих слов, вернулся.

— Надо бы здесь остаться. Веревку посторожить. А то, неровен час, принесет кого нелегкая. Спина-то у нас открытая остается.

— Так это, конечно, — Никиша поправил повязку на плече. — Сема, справишься?

— Чего не справиться? Чай, не впервой, — Семен равнодушно закинул нагайку на плечо и повел непривычно послушного Кузю за собой вдоль берега. Видно, и на того действовала тревожная обстановка в отряде. За ними, покачивая мордами, двинулись остальные лошади.

— Ну, все, казаки, с Богом. Я — первый, за мной Миша, потом Василий, Пантелей как самый тяжелый замыкает. — Он плюнул на ладони и уцепился за натянутую веревку.

Переправа прошла без осложнений. Правда, под Пантелеем веревка так натянулась и наклонила толстый, в пару локтей ствол каштана, что Атаман испугался — то ли она сейчас оборвется, то ли дерево сломается. Он коротко подозвал бойцов, и они вместе крепко уцепились за натянутый, как струна, пеньковый канат для подстраховки. К счастью, обошлось. Дождавшись, пока Калашников оправится, Атаман вытянул руку вперед, давая направление, и первым, стараясь ступать бесшумно, побежал в сторону перехода. За ним беззвучно пристроились три сосредоточенных пластуна.

Атаман облизнул палец и поднял его над головой. Холодный ветерок тянул со стороны балки. «Нормально», — Атаман удовлетворенно вытер мокрый палец о штанину и повернулся к упавшим рядом пластунам. Они лежали, вжавшись в сухую траву. Четверо в ряд. Атаман прошептал:

— Кто кого видит? Доклад.

— Двое за поваленным деревом, — усмехнулся Василь Линейный, — болтают. Еще двое вон за пригорком, папахи выглядывают.

— Все?

— Вроде все.

— Что у тебя, — атаман повернулся к Михайле Смагину.

— Да всех вроде Вася назвал.

Атаман вопросительно глянул на Пантелея. Тот отрицательно качнул головой.

— Еще двое дальше всех сидят, потому вы их и не засекли. За той горкой, где эти два выглядывают, еще одна есть. Отсюда не видно, — остановил Жук попытку Михаила выглянуть из-за куста, где они прятались, — так вот, они очень хорошо сидят, видно, шибко опытные черти. Я по дороге ветку неправильную там увидел, будто ее кто нарочно воткнул. А потом уже смекнул, что там самая главная засада. Контрольная.

— Отдай их мне, — Пантелей свирепо выдохнул воздух, — не уйдут.

— Нет, Пантелей. — Атаман остановил казака жестом. — Воспользуюсь-ка я своим положением, Атаман все-таки. Так что, не обессудь, самое вкусное себе заберу. Твои — за этим пригорком.

Пантелей хотел что-то возразить, но Атаман бесцеремонно его оборвал:

— Цыц, спорить дома будем, — и отвернулся, посчитав вопрос исчерпанным, — Михась и Василий, ваши крестники — за бревном. Понятно?

Те скупо кивнули. В мыслях, похоже, уже начинали схватку.

— Ну, — он перекрестился и поцеловал образок. За ним перекрестились и остальные. — Спас нам поможет.

Казаки тихо отползли назад. Переглянулись и решительно двинулись в свои стороны. Удаляясь, Атаман увидел, как Михась и Вася достали кинжалы и пристроили их в зубах.

— Лишь бы до сигнала не начали — вздохнул Жук. — Молодые совсем. В этот момент он совсем забыл, что сам в этом возрасте уже командовал десятком. А на личном счету числилось не менее восьми горцев. В том числе один знатный черкес — предводитель, которого зарезал его же саблей. У нынешних ребят молодость уже не такая бурная, как выпала Жуку, — время не то. В этот момент он не вспомнил, что личный счет отрезанным головам парни повели уже года три как.

Какое-то время позли рядом с Калашниковым. Саженей через тридцать пути разошлись. Проводив мелькнувшие сапоги Пантелея, он перевалился за очередное бревно и затих, ориентируясь. Ему ползти дальше всех. Лучше сделать на коленках кругаля, чем попасться на глаза другим горцам и завалить все дело. Он дозированно утихомиривал разбушевавшееся дыхание. Все-таки привычки нет. Плохо.

В лесу стояла светлая тишина. Парили на теплом послеобеденном солнышке влажные стволы, оседала в нагретом воздухе еле видная пыль от задетого мха. Мелькнула мысль о неестественности того, что должно произойти совсем скоро. «Весна, жизнь нарождается, вот букашка какая-то поползла, ей тоже жить хочется… стоп. — Атаман усилием воли отогнал ненужные мысли. — О станице вспомни, — он провел рукой по вспотевшему лицу и упер локти в траву, продолжив мерное продвижение. До следующей намеченной точки, где можно остановиться ненадолго, еще саженей двадцать. — Не справишься здесь — все равно живым ты останешься или нет, возвращаться некуда будет — эти, которые вон за тем пригорком, всё в станице изничтожат и испоганят. Твоих родных: сестренку и жену изнасилуют втроем, вчетвером, а потом убьют. Cынка, мальчонку твоего семилетнего зарежут, когда он с саблей дедовской на защиту семьи выскочит. Отца, мать — всех убьют. Хозяйство разграбят. И так будет со всеми, кого знаешь, кого любишь. Так что, утри, казак, сопли и вперед».

Атаман еще раз замедленным движением подтянул себя на локтях, переставил ноги и замер. Впереди возвышался пригорок. Даже не пригорок, а небольшой травянистый обваловок, окопчик, откуда только взялся, закрытый со всех сторон. «Хорошее место для засады выбрали, сволочи. Если бы не ветка…». Атаман подобрался с тыла — не зря столько мер пузом пересчитал. Он рассчитывал, если они точно здесь, — легкие сомнения еще присутствовали, то сидят к нему спиной. Он подтянулся еще повыше. Обваловок заканчивался, до круглой вершины всего пару пядей. А за ними, он вдруг почувствовал, запахло овечьей шерстью. Запах свежевыделанной шкуры забил ноздри. То ли обувка, то ли поддевка какая-то. Жук передернул носом, избавляясь от овечьего аромата, и мысленно поблагодарил казачьего заступника на небесах — не ошибся, тут они, голубчики.

Он осторожно извлек кинжал из ножен на поясе, следующим движением вытянул запасной нож и удобно перехватил его шершавую рукоятку левой ладонью.

«А теперь громкое «Карр».

Неуместный вороний крик вспугнул тишину леса. Он бережно зажал зубами обоюдоострое лезвие и, спустя мгновение уже летел на головы обернувшихся горцев. Двое черкесов сидели рядышком. Удачно. Кинжал из руки в грудь ближайшего, немного левее от середины, второй из зубов в приставшего второго. Попал в горло. Кровь хлестнула на черкеску. «Леший, испачкался. Раз, два, готовы».

Атаман откинулся и перевел дух. Сердце летело вскачь. «Благодарю, Спас, век буду благодарен». Он прислушался. Ни звука не перебивало легкий шелест сухих былинок над головой. «Как-то остальные»? Пересиливая вдруг навалившуюся усталость, Атаман с трудом выбрался из окопчика.

У самого края оврага ему махнул довольно улыбающийся Михайло. Рядом сидел Василий и чистил кинжал о траву. Насупленный Пантелей медленно поднимался с колен, но он и в таком положении выглядывал из неглубокой ямки у вывороченного корневища почти по пояс.

Атаман перевел взгляд на ту сторону. К оврагу медленно и как-то понуро подходил Юшка. У Атамана недобро екнуло под сердцем.

— Что у вас?

Вместо ответа Роденков обернулся назад. За ним из леса выходили двое. Впереди шагал низенький и худой, как подросток Григорий Желтоухий. Он рукавом оттирал слезы с щетины на подбородке и совсем этого не стеснялся. Кто-то позади него нес неподвижное тело. Безжизненные руки били казака по коленям.

— Русинко? — Атаман рванул по пологому спуску, одним рывком взлетел по взгорку и резко остановился. За ним бросились Василь с Михайлом. Пантелей тяжело поднялся и тоже зашагал следом.

Казак, это был Молчун Митрич, молодой кряжистый парень с прозрачным пушком над верхней губой, осторожно опустил Русинко на землю. Подоспевшие пластуны молча окружили мертвого товарища.

— Как же так? — Атаман растерянно провел ладонью по взбитому, словно подошедшее тесто, чубу, — а?

— Он поскользнулся. — Юшка наклонился и пальцами прикрыл остекленевшие глаза друга. — Похоронить надо. Место заметим, потом приедем и в станицу перевезем.

— Какой казак был!

— Четверо у него осталось.

— Отомстим. — Василий Линейный сжал кулаки, — ох, мы им и отомстим.

— Точно, — поддержал его Михайло.

— Они его уже надолго запомнили. Еще лучше запомнят, если мы хотя бы до утра продержимся. Атаман, — Юшка решительно поднял голову, — командуй сбор. Хватит от поганых бегать. На дорогу надо идти — там они нас не ждут. А оттуда можно прямо им в спину ударить. Они нас, поди, встречают там, где балка проходной становится.

— Ну, так дождутся. — Жук уперся взглядом в Михайло. — Дуй за нашими. Пулей.