Вифлеемская Звезда - Абрахам Север

де-ла-ла!

Сергей уже три раза пытался признаться в совершённом преступлении, но логика и шкурный интерес глушили в нём отчаянную отвагу. Он думал: “Только бы она не сказала, что давайте сверим результаты с другими учениками, чтобы вычислить, у кого такие же ответы, и, возможно, таким образом, выйти на подозреваемого”. Лучшее, что созрело в его голове, он сказал вслух:

— Дайте написать другой вариант.

— Не собираюсь я писать другой вариант! — повернулась Инесса к источнику непрошеных советов, и так посмотрела на Сергея, что тот сник как половая тряпка, и никаких попыток ничего сделать уже не предпринимал.

Преподавательница раздосадовано покачала головой и направилась назад на учительское место:

— Вот от кого-кого, а от тебя, Инесса, такого я не ожидала. Понимаю, отличница, олимпиадница, везде хочешь быть лучшей, но надо уметь и достойно принимать поражения. Отметка не твоего уровня, понимаю, обидно, но опускаться до обмана, мне кажется, не позволительно в любом случае.

Девушка от порыва злости со всей силы ударила ладонью по столу и скрестила руки, теперь уже даже тот, кто витал в дальнем космосе, исследуя червоточины отстранённости, обратил внимание на неё.

Юлия Фёдоровна тоже обернулась на этот жест, но решила не разговаривать с распсиховавшейся учащейся. Присела на своё место.

— Хорошо, ставьте, — приказывала теперь Инесса.

Юлия Фёдоровна взяла стержень и глянула на ученицу. Она с непоколебимым видом вызывающе смотрела прямо на преподавательницу, от этого у учителя пробежал холодок по коже. Она немного покрутила ручку и зачем-то медлила.

— Давайте, ставьте! — торопила её девушка.

Сергей не мог терпеть это. Просто не мог, а приходилось! Ему никогда ещё не было так стыдно, даже когда он обижал свою мать или обворовывал дачу мастера по древесине.

Психологический барьер или совесть не позволила Юлии Фёдоровне поставить отметку. Она резко встала и положила пишущий предмет, началась копошиться в своей папке.

— Так, я тебе дам другой вариант, и все, у кого балл меньше …, все садитесь по одному, будете писать другой вариант. Мало ли что? Хотела ошибки разобрать, а придётся новую тему проходить.

Сергей выдохнул, не всё оказалось настолько неразрешимо. Инессу отсадили в конец класса рядом с партой Колязина и дали чистую пару листов. Юлия Фёдоровна теперь заставила писать и решения, чтобы не было подобной мухли, а сама стала объяснять новую тему.

Сергей попытался взять себя в руки и начать вникать в надписи на доске, но сидящая рядом Инесса и произошедший по его вине инцидент слишком взбудоражили его мозг. Не во что вникнуть не мог. Он только трепетно поглядывал на девушку. Вместо привычного милого выражения, её лицо было похоже на фасад дворца: красивые черты, но сделано из камня. Инесса мерно прописывала что-то на бумаге строчка за строчкой.

Вместо вникания в алгебраические азы, Сергей копил силы. Он хотел помочь ей, искупить такой самоуверенный и опрометчивый поступок. Собравшись, он осмелился и шепнул ей:

— Инесса, тебе помощь нужна?

Она не ответила, может, не услышала. Сергей подождал полминуты, он томился от желания хоть чем-нибудь загладить свой позор, хотя, казалось, всё пронесло.

— Может, тебе помочь? — сочувственно интересовался провинившийся.

Инесса, не меняя выражения лица и не отрываясь от варианта, грубо послала его:

— Себе помоги, Колязин.

Он был сравним с лондонской дворовой потасканной псиной во время зимы, зашедшей в паб22 погреться, а местный выродок из пролетариата выпнул её наружу, наградив тяжёлым и увесистым ударом сапога в ключицу. А та, прихрамывая и скуля, отправилась на поиски лучшей доли для своего ущербного существования.

Сергей отсел как можно подальше от неё и уже ничего не хотел. Словно дубиной огретый, он ушёл в себя. Такие слова, да и ещё от той, к которой ты неравнодушен. Он ничего не хотел слышать и видеть, ему было грустно. На оставшихся уроках он просидел как неодушевлённый предмет, сожалея о своём поступке. В тот день он скурил пол пачки. Его самооценка, которая и так падала в геометрической прогрессии, ускорилась до экспоненты.

“Вдруг поняла, вдруг догадалась! Неужели, ну как же!? Как же так!? Зачем я это сделал!? Зачем!? Может, у неё почти всё правильно было! Зачем!? Зачем я влез!? Какой же я дурак! Какой же недоумок! Взял и испортил репутацию Инессе! Она-то молодчина, не стала молчать, а я настоящий придурок! Ненавижу себя! Ну почему!? Почему!?”

Придя обкуренным домой, он завалился в постель и стал слушать грустную музыку, естественно, не взяв в рот ни крошки. Сестра заметила, что от брата воняет, но тот придумал какое-то дешёвое оправдание и попросил его не трогать. В его голову толпищей повалили блаженные сны, он пытался забыться, но не смог. Унижение себя вперемешку с благоговением, он обливался этой одурью, и, провалявшись с вечера, он так и не заснул до самого подъёма.

Утром он сказал матери, что ему откровенно плохо, Алёна Витальевна возмущалась, конечно, но видя, что сын в любом случае в школу не пойдёт, стала писать заявление о пропуске.

Сергей остался один дома. Его мутило от себя и собственной оплошности. Он опять залез на страничку Инессы в социальной сети. Едкими теперь казались её лица на фотографиях. Больно было смотреть до рези в глазах. Он чудом вышел из этой топи и установил запрет на посещение её профиля. Она была для него так далека и недоступна… Он пролежал на кровати до самого прихода отца. Он сегодня должен был приехать и вот теперь это случилось.

Отец подумал, что дома никого, потому как никто не стал его встречать. Сергей от своей слабости и равнодушия выронил из правой руки телефон, и он стукнулся о пол, создав такой ненужный шум. Ленивец нехотя осмотрел гаджет и не обнаружил на нём сколов или трещин на экране. В комнату зашёл отец, и его очень удивило нахождение здесь сына, однако больше его привлёк звук:

— Что упало?

— Телефон. — выдавил из себя Сергей.

— Ясно. А почему ты не в школе? Разве уроки так быстро закончились?

— Я сегодня в школу не пошёл. Мне нездоровиться.

— Температура какая?

— Не знаю.

— А чего ж тогда сразу пропускать? Померяешь сейчас. — сказал отец, и ушёл за градусником на кухню.

“Тридцать шесть и четыре — фикция у тебя, а не болезнь, сынок” — ухмылялся старший Колязин, после измерения температуры.

— Я не сказал, что я болен. Мне просто плохо.

— Отчего?

— Не знаю. — врал Сергей, стыдясь настоящей причины.

— Это твой такой трюк просидеть всё утро в телефоне, пока никого нет?

— Не, мне реально нехорошо.

— А что болит хоть?