Присяжный - Эли Бертэ

Бедный Сернен пришел в неописуемый ужас:

– Постойте, погодите минутку, умоляю вас! Подумайте только, а вдруг она отвергнет меня с гневом и презрением?

– Полно, мой любезный Сернен, это просто ребячество, пора выйти из неловкого и смешного положения.

– По крайней мере, – бормотал, запинаясь, несчастный клерк, – не говорите, что вы меня видели, и будьте милосердны, не уходите из дома, не сообщив мне, к чему привела ваша попытка.

Арман жестом успокоил его и поднялся по лестнице. Очутившись на верхней площадке между несколькими дверями, он не знал, в которую войти. Легкий шум привлек его внимание, он робко постучал и в ту же секунду увидел Гортанс и Марион Бьенасси. Вероятно, его ждали, потому что в комнате царил порядок, а обе сестры были обеты с большой изысканностью. Гортанс, встретив гостя самым любезным поклоном, сказала, краснея:

– Как прекрасно, что вы поднялись к нам, месье Робертен. Мы увидели вас в окно и, зная, что вы в доме, мечтали о вашем посещении, но не могли на него надеяться… Невзирая на доброту, с которой вы отнеслись к нам, и ваше покровительство в трудный час…

Бедные девушки не могли удержать слез при скорбном воспоминании, и Арман стал утешать их, как водится в подобных случаях. Вскоре Гортанс, вытерев глаза белоснежным платком, перебила его:

– Извините нас, месье Робертен. Поговорим лучше о де ла Сутьере и его милой дочери. В памяти ли он наконец?

Вопросы Гортанс приводили Армана в большое затруднение.

– Ему гораздо лучше, – ответил он.

– Слава богу! – в свою очередь сказала добрая Марион. – Вообразите, какие-то злые люди написали нам анонимное письмо, в котором обвиняли месье де ла Сутьера в самом ужасном преступлении. Можно ли выдумывать подобные возмутительные вещи! Потому-то мы с сестрой, чтобы доказать, что не верим обвинению, и решили предложить наши услуги для ухода за больным.

Смущение Армана возрастало, он ответил, потупив глаза:

– Я хочу поговорить с вами о несчастном де ла Сутьере и вынужден буду сообщить вещи, которые глубоко потрясут вас, но сперва я хочу выполнить поручение Сернена. Скажите, не догадываетесь ли вы, на каком условии Сернену предложили место сборщика податей?

– Не имею никакого понятия, – чистосердечно ответила Гортанс.

– Вы наверняка знаете, что бедный Сернен давно в вас влюблен?

– Я… я, право, не знаю… – ответила Гортанс, краснея.

– Однако в нашем городе об этой страсти известно всем, и слух о ней дошел до лиц, стоящих во главе правления. Главный вопрос в том, испытываете ли вы отвращение к Сернену?

– Отвращение? Почему я должна питать к нему отвращение? Он человек честный, кроткого нрава, с добрым сердцем… Но скажите, ради бога, к чему все ваши странные вопросы?

– К тому, что Сернен будет окончательно утвержден в должности сборщика податей в Б***, если вы согласитесь отдать ему свою руку. Вот тайна, которую бедный малый не осмеливается вам сообщить. Он позволил мне передать ее вам вместе с покорнейшей просьбой принять ее благосклонно.

– А вы, месье Робертен, – спросила Гортанс, – вы посоветуете принять… предложенную мне партию?

– Отчего же нет? – добродушно сказал Арман. – Вы сейчас сами отозвались о Сернене как о человеке честном, кротком и добром. Говоря по правде, я подал эту мысль префекту и начальнику правления, собрав предварительно сведения и удостоверившись, что этот брак гарантирует вам надежное счастье. Впрочем, – продолжал он, заметив наконец грозные тучи на лице девушки, – вам не стоит спешить. Вы можете объявить о своем решении когда угодно. Возьмите время на размышление.

– Очень вам благодарна, милостивый государь, – перебила его Гортанс со злой усмешкой, – я признательна…

К крайнему изумлению Армана, она заплакала. Марион обняла сестру и что-то тихо сказала ей на ухо, но та вырвалась у нее из рук и закричала с безумным видом:

– Оставь, сестра, оставь меня! Разве я еще не достаточно унижена, не достаточно несчастна? Ах! При жизни отца, когда мы везде встречали уважение, любезность и лесть, могли ли мы думать, что когда-нибудь одна из нас упадет так низко? Понимаешь ли ты, Марион, чего от меня ждут? Вот что они подумали: эта бедная девушка – бесприданница, каких много в наше время, она иссыхает в ожидании жениха, дать ей мужа будет делом христианского милосердия. Сострадательные души внушили сильным людям, как вознаградить меня за тяжкую потерю, которую я понесла. Я выйду за прежнего подчиненного моего брата, и место сборщика податей будет моим приданым. Какая радость, какое торжество для младшей дочери храброго полковника Бьенасси! Наконец-то у нее будет муж! Все приняли в этом участие, все способствовали этому благодеянию… даже месье Робертен, который с удовольствием объявляет мне о нем!

– Помилуй, Гортанс, – стала уговаривать сестру Марион, – зачем смотреть на вещи с такой невыгодной точки зрения? Намерение тех, кто придумал этот план, было прекрасно, и ты вольна отказаться, если он тебе он нравится. Впрочем, я не могу понять, с чего ты сердишься на месье Робертена, который отнесся к нам с таким теплым участием?

– А разве не он сам сознался минуту назад, – вскрикнула Гортанс, забыв всякую осторожность, – что он первый подал эту идею префекту и начальнику правления? Ах, сестра, он… он… он!.. – Гортанс в изнеможении опустилась на стул и закрыла лицо руками.

Марион опять стала что-то говорить ей на ухо, а Арман отошел на несколько шагов, не зная, что ему делать. Понемногу Гортанс успокоилась, затем, отстранив сестру, сделала над собой усилие и обратилась к Арману:

– Я позднее дам знать о моем решении кому следует, но вы, кажется, хотели нам сообщить что-то еще?

Бедный Арман терялся все более и более. Он догадывался, что совершил серьезную ошибку, но какую именно – понять не мог. Итак, он ответил с унынием:

– Священный долг вынуждает меня во что бы то ни стало исполнить возложенное на меня поручение относительно вас.

Гортанс движением руки пригласила его сесть. После минуты молчания Арман продолжил:

– Вы упоминали об анонимном письме, которое в порыве великодушного негодования сожгли в моем присутствии. Не передадите ли вы мне его содержание?

– В нем имели гнусность утверждать… – необдуманно начала Марион.

Взгляд сестры заставил ее замолчать.

– Что утверждали? – обратился молодой человек к Марион, собрав все свое мужество. – Позвольте, я помогу вашей памяти. Не говорили ли в этом письме, что настоящий убийца вашего брата не Франсуа Шеру?

– Это правда.

– Не утверждали ли, что в его убийстве виновен… месье де ла Сутьер, владелец Рокроля?

– И это правда, но откуда вы можете знать?

– Мы доказали, что не верим подобной клевете, – перебила Гортанс.

– А если бы клевета оказалась истиной? – спросил Арман глухим голосом. – Вам первым необходимо знать то, что вскоре будет известно всем. Ваш безымянный корреспондент, как, впрочем, ни были бы гнусны его намерения, утверждал истину. Месье де ла Сутьер сам добровольно перед правосудием признал себя виновником убийства.

Девицы Бьенасси остолбенели.

– Милосердный боже! – вскрикнула наконец Марион. – Кто мог бы подозревать благородного человека в столь гнусном поступке?

– Да это невозможно! – сказала Гортанс с недоверчивым видом. – Преступление Франсуа Шеру доказано следствием. Как месье де ла Сутьер, человек с состоянием и знатного рода, мог покуситься на чужую жизнь из жадности и корыстолюбия…

– А почему вы думаете, что причиной этого несчастного дела было корыстолюбие? Вы наверняка знали, что ваш покойный брат давал повод ко многим скандальным историям. Его легкомыслие и особенно дерзкое волокитство нажили ему много врагов.

И Робертен изложил сестрам факты, уже известные читателю. Обе девушки с напряженным вниманием слушали этот рассказ.

– Ах, Гортанс, – сказала Марион сквозь слезы, – сколько раз я предостерегала бедного Теодора и просила его быть осторожным! Он влюблялся в каждую женщину, милый, несчастный брат.

– Теперь я понимаю тревожное состояние де ла Сутьера, когда мы навестили его в Рокроле, чтобы изъявить благодарность за мнимое покровительство, нам оказанное, – заметила Гортанс. – Помнишь как он был бледен, как взволнован, говоря с нами, с каким нервным раздражением оттолкнул нас!

– А мы собирались любить и благословлять убийцу нашего брата!

– Да накажет его Господь… его и близких ему! – вскрикнула Гортанс.

– Не проклинайте! – с жаром вступился Арман за близких ему людей. – Вы не решились бы проклинать их, если бы знали, какими жгучими угрызениями совести, какой нравственной пыткой уже искуплен этот роковой выстрел!

– Теперь я начинаю понимать, какого рода участие вы питаете к семейству де ла Сутьер… – продолжала Гортанс с иронией. – Но не о том сейчас речь! – заговорила она вдруг резко. – С какой целью, позвольте узнать, вы нам сообщили эти страшные вести? Говорите откровенно! Разве вы надеетесь, что мы можем избавить преступника от кары закона? Насколько я понимаю, это не в нашей власти.