Нечётные числа - Джей Джей Марш

потому что я с улицы, но оно определенно не замороженное.

Он ухмыльнулся нам, как какой-нибудь ведущий телевизионного шоу, и водрузил свой мешок на кофейный столик.

Происходящее словно ускользало от меня, или, может быть, ровно наоборот. Я была там, наблюдала, как Дхан достает подарки из своего мешка, и в то же время меня там будто не было. Я стояла поодаль, рассматривая пять статуй и одного оживленного персонажа, которого там быть не должно.

Голос Ловисы прервал этот момент:

– Мика, не мог бы ты достать еще один бокал?

Подобно зомби, Мика повиновался и взял еще один бокал из буфета, поставив его на стол. Дхан – Дхан! – откупорил бутылку «Кристалла». Как дикие котята, которых тянет к блюдцу с молоком, Ловиса, Кларк и Симона вышли из тени и нервно подошли ближе к столу. Выражение лица Мики было трудно прочесть, поскольку он стоял спиной к огню.

Ловиса, широко раскрыв глаза, раздала бокалы с шипучим напитком.

– Я понятия не имею, какой говорить тост, – сказала она. – Сегодня вечером должна была состояться годовщина, дань уважения другу, которого мы потеряли. Я немного сбита с толку, потому что ни с того ни с сего он нашелся.

Мы стояли, держа в руках бокалы с шампанским, ошеломленные и неспособные осмыслить происходящее.

Дхан поднял свой бокал, его плащ упал на пол.

– За две тысячи двадцатый год! За наше будущее! С Новым годом!

Мы подняли наши бокалы и пробормотали «С Новым годом» так, будто нас на это запрограммировали. Пузырьки слегка ударили в голову, и на моем лице появилась улыбка. Последние двадцать лет были сном. Дхан был жив. Дхан был здесь, ухмылялся всем нам и чокался, звеня бокалом, со мной, Ловисой, Симоной и Микой. И только когда добрался до Кларка, волшебство дало сбой.

Кларк разрушил чары, отдернув свой бокал, пролив содержимое себе на рукав, и зарычал:

– С Новым годом? Где, мать твою, ты был всё это время?

Дхан опустил голову и посмотрел на него из-под ресниц. Мой прилив радости немедленно превратился в гнев, и мне захотелось дать ему в челюсть. Двадцать лет горя и разрушенных жизней, а он строит из себя принцессу Диану?

– Я знаю, что должен вам всё объяснить. Но умоляю, прежде чем мы станем ворошить прошлое, может быть, отпразднуем тот факт, что у нас есть будущее? Давай, Кларк, не подведи!

Кларк не двигался, держа бокал с шампанским у правого плеча.

Из этого тупика помогла выйти Ловиса:

– Давай присядем. Будет много вопросов и, я надеюсь, много ответов.

Стол был накрыт на пятерых, поэтому Мика принес из кухни еще один стул и поставил его во главе стола. Ловиса королева, Дхан король, а остальные – просто придворные.

Пока мы прикладывались к бокалам и пытались сформулировать бесчисленные вопросы, которые нужно было задать, молчание затянулось. Казалось, ни у кого не было желания выступать первым. Мы старались не пялиться на Дхана, но я раз за разом украдкой бросала взгляд на это лицо, на это тело, на этого человека, по которому мы так сильно скучали.

Мой разум был в таком смятении, что я даже не могла описать эмоции, которые испытывала, и уж тем более им доверять. Снова и снова я открывала рот, чтобы начать говорить, но каждый раз сдерживала себя. Ловиса остановила свой взгляд на лице Мики, и я поняла. Бремя было на нем. Он снова был Папой.

Мика прочистил горло.

– Дхан, я хотел бы сказать, что рад тебя видеть. Возможно, когда этот вечер закончится, я смогу это сделать. Но в настоящий момент я борюсь с шоком, неверием, неопределенностью и, если честно, гневом. Перефразируя Кларка, где, черт возьми, ты был последние двадцать лет?

Дхан кивнул, вроде бы понимающе, но его всезнающая ухмылка расползлась по лицу, как улыбка акулы.

– Ты наверняка хочешь задать массу вопросов. Я бы на твоем месте так и поступил. Я собираюсь объяснить, чтó я сделал и почему, и извиниться за все ваши проблемы, с этим связанные. Я скучал по всем вам, поверьте мне. Я действительно рад видеть вас снова. И, поскольку история это долгая, каковы шансы что-нибудь съесть?

Никто не пошевелился, поэтому я принесла с кухни еще одну тарелку. Ловиса и я, как, по-видимому, единственные люди, сохранившие способность двигаться, пододвинули к нему недоеденные карри, дхал и паратхи.

Он накладывал на тарелку ложку за ложкой, восхищаясь как количеством, так и качеством приготовленной еды.

– Я смотрю, вы практиковались в приготовлении блюд индийской кухни. Как здорово, что вы устроили сегодня такой банкет со всеми этими…

Я перебила его, и мой голос был сдавленным и полным ярости.

– Мы устроили индийский банкет, чтобы помянуть твою смерть двадцать лет назад. За исключением того, что ты вовсе не мертв. Прекрасно, что ты сидишь и набиваешь живот нашей едой после того, как разрушал наши жизни всё это чертово время, но мне кажется, тебе нужно кое-что объяснить!

Дхан поднял руки и ссутулил плечи в защитном жесте.

– Ладно, справедливое замечание. Я подозревал, что некоторых из вас это может испугать. Извините, мне действительно очень жаль.

Как ни в чем не бывало, Дхан взял вилку и ухватил немного овощной кóрмы. Он повторил это несколько раз, затем одобрительно кивнул и глотнул шампанского.

– Двадцать лет. Безумно длинных. Я хотел связаться с вами спустя десять лет, но время было неподходящее. У меня в жизни творилось странное дерьмо.

– У нас тоже, – сказал Кларк. – Мы провели эти годы, скорбя о потерянном друге.

Дхан оторвал кусочек паратхи и обмакнул его в карри.

– Слушай, мне жаль, что я не мог вам ничего сказать. Но тогда это было невозможно. У меня не было другого выбора, кроме как исчезнуть.

Он прожевал свой хлеб и поочередно встретился взглядом со всеми в комнате, каждый раз при этом кивая, как будто один этот жест мог заставить нас понять, что к чему.

Моя правая нога начала напрягаться и дрожать, дергаясь то вверх, то вниз, будто хотела убежать без меня.

– И как именно ты исчез? Мы провели всю ночь, всю неделю, а Мика так и вовсе целый год в поисках тебя. Куда ты делся?

Боковым зрением я увидела, как Кларк повернулся влево, наблюдая за Симоной. Он вынул бокал с шампанским из ее крепко сжатого кулака и поставил его на стол. Затем положил руку на ее запястье и прижался своим неповрежденным плечом к ее плечу. Это был своевременный ход. Давление, нарастающее внутри этой женщины, было подобно вулканическому. Ее глаза горели чернотой, как раскаленные угли в печи.