Польский вопрос - Анатолий Спесивцев

Евреев погромы не затронули благодаря их предусмотрительности. Часть уже выехала в Палестину, другие, заметив нехорошие признаки, собрались в нескольких удобных для защиты кварталах и наняли для охраны оставшихся в городе янычар-ветеранов, в походы не ходивших. Такая мера предосторожности подействовала, желающие пограбить с янычарами связываться не посмели. Предпочли поискать другие, не такие опасные объекты.

***

Шахиншах Сефи уже готовился ко вторжению в ослабленный гражданской войной Османский султанат, когда пришла крайне неприятная весть с востока. Войска Шах-Джахана, Великого могола, захватили отобранный у них ранее великим Аббасом Кандагар. Пришлось Сефи вести своих кизилбашей и гулямов в сторону Индии. Отбивать Кандагар, отучать наглеца-могола от покушений на территорию его государства. Одна радость — гарнизоны в новоприобретённых городах можно было оставлять минимальные. Османам в ближайшее время будет не до Персии.

Суета и маета

Азов, грязник 7148 года от с.м. (октябрь 1638 года от Р. Х.)

Дела в донской столице закрутили Аркадия не хуже сильного смерча. Даже лишний раз дух перевести было порой некогда. Сразу десять дел, одно другого важнее и неотложнее, требовали немедленного решения, и обойтись без него никак не могли.

Казалось бы, совсем недавно — каких-то полтора года назад — казакам достался почти пустой город, немаленький по местным меркам. Никто его не жёг, дома не разрушал, места для приезжающих сюда жить, должно было ещё надолго хватить. Ага, как же. Первое нехорошее предчувствие посетило попаданца сразу по приезде. Виселицу у ворот "украшали" сразу пять тел, что для города, в который не успела вернуться немалая часть жителей, было многовато. Следующим звоночком стала затруднённость передвижения каравана по улицам. Уж очень много людей на них толкалось, причём минимум половина — с нерусскими рожами. Ногаи, горцы, наверняка не только черкесы, греки, выходцы с Балкан, евреи… да и русинов стало заметно больше. Улицы пестрели разноцветной одеждой самых разных покроев. Ещё весной такого многолюдья здесь не наблюдалось.

Невольно вглядываясь в прохожих, сновавших или степенно вышагивавших в разных направлениях, он всё больше удивлялся. Помимо, судя по носимому оружию и поведению, бандитов, примкнувших к пиратскому сообществу, встречалось много явно мирных людей. Заметно увеличилось и количество женщин, испытывавших немалые затруднения при передвижении из-за местного обычая уступать казакам дорогу. Ему то и дело приходилось придерживать коня, давая возможность очередной даме (казачке, горянке, еврейке, русинке…) вернуться на подобие тротуара, с которого они сходили на проезжую часть, пропуская казака, идущего навстречу.

"Дьявол! С этим горским обычаем, перенятым донцами, надо бороться, уж очень затрудняет жизнь прекрасному полу. Но ведь приверженцы старых традиций меня заплюют, если раскрою по этому поводу рот. Чёрт бы их подрал, эти обычаи!"

Предчувствия от сего зрелища стали расти и крепнуть несравненно быстрее, чем бамбук на плодородной и увлажнённой почве под жарким солнцем.

"Если в городе столько людей, то они где-то живут. Учитывая, что город не резиновый, хм… такое уже где-то слышать приходилось… тьфу! В общем, ещё одна проблема вырисовывается".

Наспех разместив караван в собственном подворье, он в сопровождении десятка охраны отправился к Калуженину. Не стал даже перекусывать и лишил такой возможности своих охранников.

Самые нехорошие предположения оправдались. Вернувшийся в Азов раньше Осип Петров встретил его как доброго друга, предложил отобедать у него, раз ещё не кушал, заверил, что охранников тоже покормят. Но когда Аркадий завёл речь о выделении ему жилья для привезённых евреев-ремесленников, то получил однозначный отказ. Вежливый, но решительный.

— Какие там дома! Аркадий, хочешь — верь, хочешь — нет, а нету в Азове свободных не то что домов — комнат. Всё забито напрочь, а люди прибывают и прибывают. Как с ума посходили! Так что куда хочешь, туда и своих жидов девай.

— Да не мои они!

— Ха! А чьи? Ты привёз, ты и устраивай!

— Куда?!

— Да хоть на Закудыкину гору, мне, как ты любишь говорить, по барабану.

— Зима же на носу, людям жить же где-то надо!

— Тебе надо, вот ты и озаботься.

— Так не мне же одному надо, всему Всевеликому войску Донскому.

— Ты в нём не последний человек.

Поняв, что нахрапом от атамана ничего не добьёшься, Аркадий тяпнул стопку наливки и принялся выторговывать хотя бы стройматериалы на строительство от войсковой казны. В этом Калуженин пошёл ему навстречу. В ходе дальнейшей беседы уже попаданцу пришлось сопереживать проблемам мэра донской столицы. В связи с неурядицами в Османской империи оттуда хотели сбежать очень многие. Греческие рыбаки, как Анатолии, так и Балканского полуострова, были заняты в последнее время не столько своим главным ремеслом, сколько перевозкой людей на север. К немалому удивлению незадачливого "колдуна" в Азов перебрались на постоянное место жительства не только христиане, но и несколько турецких семей. Они даже согласились креститься, лишь бы избавиться от опасностей жизни в стране, охваченной гражданской войной. Всё более увеличивался поток людей с Кавказа. Оттуда всегда люди бежали, появление рядом места, где можно пристойно жить этот поток беженцев существенно увеличило.

— А наглые среди них попадаются… слов нет, как ты говоришь, одни выражения. Вчера вот какого-то князька бесленеевского — одно название, что князь, облезлый и потрёпанный, будто нищеброд — пришлось повесить. Драку с оружьем затеял, требовал, чтобы встречные черкесы ему княжеские почести оказывали. Обычай у нас такой, кричал. Трёх человек посёк, слава Богу, — атаман перекрестился на икону, — никого не убил.

— И никто за него не вступился?

— Нашёлся один, — Калуженин скривился, как от надкушенного лимона. — Тоже за саблю схватился. Ну этот никого подранить не успел. Тут же подстрелили и на виселицу рядышком с князем пристроили.

— А соплеменники, родичи их как, не пытались их защитить? — проблема попытки дикарей везти свои обычаи в большие города чужих стран при переезде туда Аркадию была очень хорошо знакома.

— Не-е. Больше дураков не нашлось. Попробовал кто-то из толпы кричать о священности обычаев. Так я им прямо и сказал: Раз они для вас священные, вот и убирайтесь к себе. А здесь правит казачий закон!

"Н-да… это вам не времена политкорректности и доминантности прав человека. Хотя… как раз права человека здесь-то, в бандитском гнезде, соблюдаются куда лучше, чем на постсоветском пространстве двадцать первого века. Рабов, конечно, это не касается, так невезучие были, есть и будут во все времена".

Пришлось возвращаться в свой дом и обустраивать вынужденных переселенцев в нём. Ворча не только про себя, но и вслух про проклятых жидов, утесняющих бедного казака даже в его собственном жилище. Впрочем, сам Москаль-чародей, кстати, совсем не бедный, никаких особых неудобств лично не испытал. Потесниться пришлось его джурам и охране. Оставлять ремесленников на улице означало их погубить, чего он уж точно не хотел. И вряд ли ограбленные и согнанные с родных мест люди по достоинству оценили его заботу о них. В этом он убедился немедленно: евреи отказались есть из общего котла, считая пищу не кошерной.

Подошли по этому поводу к нему двое. Высокий, заметно сбросивший вес в дороге, но всё равно никак не худой алхимик Давид Циммерман смахивающий на колобок с бородой, несмотря на все дорожные трудности, Авигдор Золотаренко. Из их глаз, как и полагается по такому случаю, смотрела грусть всего мира и укоризна жестоким преследователям избранного народа. Представителем последних Аркадий себя немедленно почувствовал, что не прибавило ему положительных эмоций. Впрочем, в отличие от литературных персонажей-евреев, эти говорили без избытка словес, конкретно и не пытаясь давить на эмоции. Просто информировали, что из общего котла есть не будут ни при каких обстоятельствах. Высказав им всё, что он думал о еврейских обычаях и фокусах, он распорядился выдать им продукты для самостоятельной готовки в казанах на кострах.

Уже на следующий день он организовал строительство неподалёку от Дона небольшого посёлка из мазанок. Столбы и доски для крыши, кирпич для печей выделил Калуженин, глину для замазки стен, ветки вербы для их основания и камыш для крыши добыли сами евреи. Люди понимали, что трудятся на себя, и работа у них закипела. Был серьёзный шанс, что до больших холодов они смогут перебраться в собственное жильё.

Но обустройство привезённых ремесленников было одной из хлопот. Ревизия собственного разросшегося табуна выявила не самое блестящее его состояние. Не справлялись нанятые ранее хлопцы-русины с обихаживанием лошадей. Пришлось срочно искать более знающих это дело людей. И таковые легко нашлись. Ногай Юсуф Кара-мангыт уходить в Анатолию не захотел, но и судьба казака его не прельщала. Опытный табунщик с нескрываемой радостью согласился заняться любимой работой. За весьма скромную плату, потому как это предложение решало кучу его собственных проблем. Ведь с неказаков за использование земли требовали плату, а личное стадо Юсуфа и без того еле-еле обеспечивало его многочисленной семье прожиточный минимум. Теперь же он мог вместе с табуном колдуна и свой скот бесплатно пасти, да ещё деньги какие-то за это получал. Да и возможность резко улучшить породистость собственных лошадей благодаря скрещиванию с великолепными жеребцами принадлежащими нанимателю многого стоила.