Сокровенное таинство (Хроники брата Кадфаэля - 11) - Эллис Питерс

Но как бы неистово ни отдавался Уриен тяжким трудам, его ни на миг не переставал преследовать образ той, что некогда насмеялась над ним и бросила его. Снова и снова вставало перед его мысленным взором ее прекрасное юное лицо и огромные серые глаза. Столь же прекрасные глаза он встретил только у Руна, но, заглянув в них, не увидел ничего, кроме жалости и сочувствия. А ее волосы - ее дивные, огненно-каштановые локоны - как они похожи на пламенеющие кудри брата Фиделиса! Но у его неверной жены был решительный, беспощадный язык - а Фиделис нем и не может ранить словом. И слава Богу, что он не женщина, ведь женщины, все без исключения, жестоки и вероломны. Правда, как-то раз Фиделис уже отверг ласку Уриена и в ужасе отшатнулся от него, но монах верил, что когда-нибудь - рано или поздно - все изменится.

Хотя душа Уриена и не обрела в монастырских стенах умиротворения и покоя, внешний вид его, походка и вся манера держаться никак, не выдавали кипевших в нем страстей, и вел он себя так, как и надлежит благочестивому бенедиктинскому монаху. Он ничем не выделялся среди остальной братии, и потому не привлекал к себе внимания, куда бы ни направлялся. А направлялся сейчас Уриен туда, куда, как он услышал, Хумилис отослал Фиделиса. Он не сомневался, что застанет молодого монаха в хранилище рукописей, в той келье, где на столе стояли горшочки с красками и тушью и лежал лист пергамента, работу над которым так и не успел завершить хворый крестоносец. Фиделис непременно выполнит просьбу старшего друга и закончит начатый им труд.

В дальнем конце помещения хранилища рукописей, у южной стены церкви, брат Ансельм, регент церковного хора, наигрывал на маленьком ручном органе новый псалом, и оттуда доносилась повторяющаяся череда звуков, сладостных и печальных, точно соловьиная трель. С Ансельмом был один из мальчиков-учеников, чье звонкое, вдохновенное пение звучало радостно и беззаботно. Юный певчий всегда дивился тому, что старшие придают такое значение его голосу, ведь этот дар достался ему от рождения, не стоил ни малейших усилий и, значит, не мог быть поставлен в заслугу.

Уриен не слишком-то хорошо разбирался в музыке, но обостренная чувствительность заставляла его вздрагивать при каждой руладе - нежные переливы уязвляли его, точно стрелы. Мальчик, чей голос звучал так естественно и мелодично, и представить себе не мог, что его пение способно причинять терзания, тревожа обуреваемую страстью душу. Впрочем, сам он, представься ему такая возможность, с удовольствием улизнул бы с занятий, чтобы порезвиться со сверстниками.

Помещение, где трудились переписчики и иллюстраторы, было разделено толстыми каменными перегородками, глушившими посторонние звуки. За одной из них, пододвинув стол к окну - так, чтобы солнечный свет падал на лист пергамента, работал Фиделис. Свет падал слева, благодаря чему рука не отбрасывала тени, но затейливые побеги, с которых молодой монах срисовывал виньетку для обрамления заглавной буквы, уже поникли под жаркими солнечными лучами. Он работал уверенно, точно и аккуратно - тонкие мазки ложились на лист пергамента, в причудливый орнамент вплетались, будто живые, яркие и нежные цветы, а буквы окружала изысканная вязь, нанесенная легкими, словно осенняя паутинка, штрихами.

Маленький певец, которого Ансельм наконец отпустил с урока, вприпрыжку пробежал мимо, но Фиделис даже не поднял головы. Но тут на пороге появилась тень - в дверном проеме застыл Уриен. Рука Фиделиса, державшая кисть, замерла, но только на миг, он вернулся к работе, так и не обернувшись. Уриен понял, что Фиделис узнал его. Ведь если бы подошел кто-то другой, немой художник наверняка оглянулся бы, и, наверное, даже с улыбкой. Но как мог он, не видя, догадаться, кто заглянул в помещение? Возможно, виной тому было молчание Уриена, столь же тягостное, как и немота Фиделиса, а может быть, юноше каким-то образом передалось возбуждение Уриена, и он затылком, всей кожей ощутил приближение этого человека.

Уриен вошел в келью и, встав за спиной молодого монаха, кинул взгляд на тщательно выписанную букву, которую предстояло украсить золотыми обводами. Но не это привлекло его внимание. На склоненной шее Фиделиса между краем черного капюшона и короткими каштановыми кудрями виднелась тонкая серебряная цепочка. На ней должен быть крестик длиной с мизинец, украшенный драгоценными камнями... Уриен мог бы потянуть за цепочку и убедиться в правоте своих догадок, но не решался. Он чувствовал, что прикосновение может мгновенно, как по волшебству, развеять оцепенение Фиделиса, и тот вновь оттолкнет его.

- Фиделис,- произнес Уриен томящимся и нежным голосом,- почему ты сторонишься меня? Если бы ты только позволил, я стал бы твоим другом, самым надежным и преданным. Нет и не может быть на свете такого, чего бы я не сделал для тебя с радостью. И я знаю: тебе нужен такой друг, который умеет хранить тайны не хуже тебя самого. Не отталкивай меня, Фиделис...- Обращаясь к юноше, Уриен не называл его братом, ибо слово "брат" казалось ему сухим и холодным, неспособным выразить всю глубину нахлынувшего на него чувства....Не отталкивай меня, и ты получишь все, на что только способна любовь и верность. Я всегда буду с тобой - до гробовой доски.

Фиделис медленно отложил кисть, оперся руками о край стола и напрягся, намереваясь встать. Уриен поспешно стал его успокаивать.

- Ты не должен бояться меня, Фиделис, я желаю тебе только добра. Постой, не уходи! Я знаю, что ты натворил, знаю, что тебе приходится скрывать... Но ни одна душа не услышит об этом, если ты меня не отвергнешь. Молчание заслуживает награды, а любовь - ответной любви!

Фиделис скользнул по отполированной деревянной скамье и вскочил, отгородившись от Уриена столом. Лицо его побледнело, серые глаза казались огромными. Юноша метнулся было мимо Уриена к выходу из кельи, но тот распростер руки и загородил ему дорогу.

- О нет, ты не уйдешь! Сейчас ты в моих руках! Я упрашивал тебя, я умолял, но знай - теперь с этим покончено.

Самообладание изменило Уриену, им овладел гнев - лицо его исказилось, глаза метали молнии.

- Стоит мне пожелать, и тебя ждет неминуемая погибель. Так что лучше тебе быть поласковее.

Несмотря на охватившую Уриена ярость, голос его звучал негромко. Никто не мог его слышать, да и никого не было поблизости - каменные лабиринты библиотеки были пустынны. Уриен придвинулся поближе, оттесняя Фиделиса в угол.

- Что это ты носишь на шее под рясой, а, Фиделис? Может быть, ты мне покажешь? Не хочешь - ну что ж, я и сам знаю. А ведь есть люди, которые дорого дали бы за то, чтобы узнать об этом. И будь уверен, Фиделис, они узнают, если ты по-прежнему будешь жесток ко мне.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});