Месть географии. Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного - Роберт Каплан

Но Гитлер действительно существовал, и теперь мы имеем то, что имеем: Европа Карла Великого сейчас находится на главенствующих ролях, однако с восстановлением единой Германии баланс сил в Европе может сместиться к востоку — к стыку Пруссии и центральной части Европы, и при этом экономическая мощь Германии придаст дополнительный потенциал Польше, государствам Балтии и территориям верхнего Дуная. Страны Средиземноморья и «византийско-оттоманские» Балканы серьезно отстают в экономическом развитии. Гористая и полуостровная Греция, находясь на перекрестке Балкан и Средиземноморского мира, наследница и пасынок византийского самодержавия, а затем турецкого деспотизма, экономически и социально остается одним из самых нестабильных государств — членов Евросоюза. Расположившаяся на северо-западной границе ближневосточной «Ойкумены» Ходжсона Греция успешно пользовалась своим географическим положением в эпоху Античности. На ее территориях облагораживались, смягчались жесткие, безжалостные культуры Древнего Египта, Персии и Месопотамии — что, по сути, и привело к появлению западной культуры. Приблизительно три четверти предприятий Греции находятся в семейной собственности и полагаются на труд членов семьи, таким образом, это приводит к тому, что закон о минимальной зарплате не работает, а карьерный рост становится невозможным без семейных связей.[238] Это явление глубоко укоренилось в культуре и, стало быть, в истории и географии страны.

Действительно, география может много что объяснить. Как уже упоминалось в предыдущей главе, после развала Организации Варшавского договора страны, бывшие в социалистическом лагере, стали развиваться в экономическом и политическом плане почти сообразно своему географическому положению: наилучшие показатели были у Польши, стран Балтии, Богемского края бывшей Чехословакии, а Балканские страны к югу страдали от бедности и политических беспорядков. Несмотря на все превратности XX в., наследство от владычества Пруссии, Габсбургов, Византии, Османской империи все еще очень существенно и сейчас. Эти империи в первую очередь и прежде всего возникли благодаря географическим факторам, а также под влиянием, так сказать, маккиндеровских схем миграции с азиатского Востока.

Итак, давайте вновь обратимся к карте Европы XI в., в центре которой — Священная Римская империя. Давайте теперь посмотрим на те регионы Европы, что процветают в XXI в. больше всего. Это будут в основном территории Европы Каролингов: земля Баден-Вюртемберг на юго-западе Германии, Рона-Альпы, регион на юго-востоке Франции, Ломбардия, регион на севере Италии, Каталония, регион на северо-востоке Испании. Все эти люди, как напоминает нам Джадт, в основной своей массе северяне, которые искоса поглядывают на «отстающий, разленившийся, дотационный» средиземноморский юг и с ужасом смотрят на вступление балканских стран — Румынии и Болгарии — в ЕС.[239] Здесь центр противопоставлен периферии, которая, за редким исключением, находится в своем развитии позади, а территориально расположена ближе к Ближнему Востоку и Северной Африке. Но именно благодаря тому, что европейское надгосударственное образование со штаб-квартирой в Брюсселе сработало так хорошо для северных регионов, таких как Баден-Вюртемберг и Каталония, они в значительной степени освободились от собственных безразмерных центральных правительств и в результате этого преуспели, заняв свои обусловленные исторически экономическую, политическую и культурную ниши.

Кроме недовольства европейскими «неудачниками» с периферии, среди богатых северных держав назревает обеспокоенность расслоением собственного населения. Количество работоспособных граждан, рассматриваемых с точки зрения экономики в качестве трудового ресурса, в Европе не увеличивается. Европа стареет. К 2050 г. число работающих по сравнению с сегодняшним днем сократится на 24 %, а количество людей старше 60 лет увеличится на 47 %. Скорее всего, за этим, чтобы поддержать стареющие европейские «государства всеобщего благоденствия», последует миграция молодежи из стран третьего мира. На сегодняшний день сообщения о доминировании мусульман в главных европейских государствах преувеличены, однако к середине века количество мусульман в них возрастет: 3 % сегодня превратятся в 10 % завтра. В то время как в 1913 г. в Европе проживало больше людей, чем в Китае, к 2050 г. совокупная численность людей, проживающих в Европе, США и Канаде, будет представлять собой всего лишь 12 % мирового количества по сравнению с 33 % народонаселения после Первой мировой войны.[240] Доля жителей Европы от мирового числа действительно уменьшается за счет роста доли населения Азии и Африки, в то время как само европейское население становится все более «африканским» и «ближневосточным».

На самом деле «физиономия» Европы готова стать более «южной», а ее карта — вновь охватить Средиземноморский мир, как это было во времена не только Рима, но и Византии и Оттоманской империи. На протяжении многих лет из-за авторитарных режимов, которые тормозили экономическое и социальное развитие в своих странах и в то же время способствовали экстремизму во всем мире, Северная Африка была, в сущности, отрезанной от северной части Средиземноморья. Северная Африка давала Европе мало что, кроме экономических мигрантов. Однако по мере того, как государства Северной Африки будут превращаться в новые демократии, степень экономических и политических связей с соседней Европой будет со временем возрастать (и некоторые арабские мигранты, возможно, даже захотят возвратиться на родину и воспользоваться новыми возможностями, которые представятся после реформ). Средиземноморский регион будет служить скорее связующим звеном, чем разделяющей границей, как это было и есть на протяжении всей постколониальной эпохи.

Подобно тому как Европа подвинулась на восток, охватив после ряда «цветных» революций 1989 г. бывшие государства — сателлиты Советского Союза, сейчас расширение европейского пространства будет развиваться в южном направлении, к государствам — новым демократиям в Африке. Тунис и Египет не станут частью Европейского союза в ближайшее время, но они решительно пойдут по пути углубления сотрудничества с Европой, что, в свою очередь, расширит перспективы для ЕС. Вновь Маккиндер оказывается прав: именно Южная Сахара является границей Европы, отделяя ее от Экваториальной Африки.[241]

Тем не менее Европейский союз, несмотря на внутренние различия, тревоги и накапливающиеся проблемы, по-прежнему будет оставаться одним из основных постиндустриальных центров мира. А следовательно, перемещение центров влияния к Востоку — из Брюсселя и Страсбурга в Берлин, из Европейского союза — в Германию — будет основным, важнейшим явлением для мирового политического процесса. Я беру на себя смелость утверждать, что именно Германия, Россия и, да, Греция с ее 11-миллионным населением являются как раз теми странами, которые будут определять судьбу Европы.

Уже сам факт существования объединенной Германии свидетельствует о снижении влияния Европейского союза по сравнению с периодом, когда Германия была поделена на Западную и Восточную, учитывая то, что у Германии наблюдается географический, демографический и экономический перевес в самом сердце Европы. Население этого государства на сегодняшний день составляет 82 млн человек по сравнению с 62 млн жителей Франции и около 60 млн населения Италии. ВВП Германии составляет 3,65 трлн долл. по сравнению с 2,85 трлн долл. ВВП Франции и 2,29 трлн долл. ВВП Италии. Следующим ключевым фактором является то, что экономическое влияние Франции распространяется на страны Западной Европы периода холодной войны, а Германия влияет как на Западную Европу, так и на бывшие страны Варшавского договора — результат географического положения в центре Европы и торговых связей как с Востоком, так и с Западом.[242]

Кроме географического положения, вследствие которого Германия принадлежит и к морской Европе и к сухопутной «Центральной Европе», немцам присуще особое отношение к торговле. Как сказал мне когда-то давно Норберт Вальтер, главный экономист Deutsche Bank: «Немцы скорее заинтересованы в контроле над реальными экономическими процессами, а не в исключительно финансовой деятельности. Мы дорожим клиентами, выясняем их потребности, разрабатываем подходы и поддерживаем отношения с ними на протяжении многих десятилетий». Такая политика подкрепляется исключительной инициативностью. Как объяснял мне философ и политолог Петер Козловски: «Ввиду того что многие немцы начинали после Второй мировой войны с нуля, они вызывающе современны. Современные веяния и культура среднего класса поднялись до уровня национального мировоззрения». Кроме того, объединенная Германия, благодаря своему географическому положению, будет наслаждаться плодами расцвета Северной Европы. Поскольку основой немецкого федерализма служат традиционно небольшие независимые государства, вышедшие на арену еще во времена Тридцатилетней войны XVII в., в Германии нет жесткого централизованного управления жизнью страны из единого центра, расположенного в столице. Скорее, существует целый ряд более мелких региональных центров, которые способны выстоять даже в период возрождения управления из Берлина. Гамбург — центр средств массовой информации и производства аудиовизуальной и мультимедийной продукции, Мюнхен — центр моды, Франкфурт — финансовый центр. Все они соединены с периферией развитой сетью железных дорог. Так как к вопросу объединения в Германии обратились довольно поздно — во второй половине XIX в., то между землями сохранились глубокие региональные различия. Такое разнообразие исключительно ценно в Европе. Наконец, падение Берлинской стены, которое произошло сравнительно недавно в исторической перспективе (а на формирование новых направлений развития уходит несколько десятилетий), заново объединило Германию с центральной частью Европы, тихо и незаметно воссоздав Первый и Второй рейх XII и XIX вв.: нечто вроде Священной Римской империи.